– Федор, Федор, как ты мог, что же ты наделал! Ты вверг в несчастье меня и Ксению! И все из-за твоих изумрудов!
– Это неправда! – Ксения обернулась к господину Геклеру, который продолжал улыбаться. – Вы лжете! Мой papa на такое не способен!
– Еще как способен, – ответил Христофор Христофорович, – он думал, что если бандиты ограбят банк, то его собственные растраты можно будет списать на них. Воры арестованы и во всем сознались. Господин Самдевятов, вы организатор гнусного и кровавого преступления! С вашего ведома не только была похищена наличность эльпараисского филиала, но и убиты два честных сотрудника банка! А это пахнет смертной казнью! В Коста-Бьянке не церемонятся с такими извергами и иудушками, как вы!
Геклер оттолкнул Ксению, которая вцепилась в Федора Архиповича, и с брезгливой ухмылкой произнес:
– Девочка, твой отец – грязный, мерзкий, подлый убийца и вор! Пускай он и не спускал курок пистолета, но он отдал приказ: если сотрудники банка будут сопротивляться, то для острастки необходимо застрелить одного из них! Его сообщники во всем сознались!
– Такого не было, – побелевшими, трясущимися губами зашептал Самдевятов. – Господин Геклер, клянусь всем святым, что это ложь! Да, я организовал нападение на банк, да, я пренебрег доверием его светлости князя Сухоцкого, да, я запутался в долгах, но я никогда не внушал бандитам мысли об убийстве! Они хотят спасти собственные шкуры...
– Как и вы, господи Самдевятов! – провозгласил Геклер. – Суд установит правду, я в этом не сомневаюсь! Вас будут судить здесь, в Эльпараисо!
Он отдал жандармам распоряжение увести Федора Архиповича. Геклер схватил Ксению пребольно за волосы и отпихнул от отца. Девочка, изворотившись, впилась зубами в кисть сыщика.
– Мерзкая девчонка! – завопил, держась за укушенную руку, Геклер. Он размахнулся и ударил Ксению по лицу. Она отлетела к стене, чувствуя, как теплая кровь струится из уголка разбитого рта. Христофор Христофорович снова поднял руку, чтобы покарать Ксению, но тут откуда ни возьмись появился Алешка, который повис на локте ревизора.
– Не смейте ее бить! – кричал он и молотил Геклера по груди кулаками. – Оставьте ее!
Геклер спихнул мальчика на пол и ударил его ногой. Ксения услышала, как взревел Иван Иваныч и бросился на подмогу сыну. Двое жандармов попытались остановить его, но великан, раскидав их, как оловянных солдатиков, приблизился к Геклеру. Христофор Христофорович пискнул, в его руке сверкнул небольшой пистолет. Наставив его на тяжело дышавшего Ивана Иваныча, он завопил:
– Я застрелю вас, если вы посмеете сделать хотя бы полшага в моем направлении!
Ксения не сомневалась, что Геклер так и поступит. Иван Иваныч замер. Геклер пришел в себя, крикнул жандармам, чтобы они уводили Самдевятова, и обратился к притихшей Елизавете Порфирьевне:
– Милостивая государыня, я был хорошо настроен к вам и вашей дочери, однако по какой-то причине во мне видят врага, хотя я помогаю торжеству правосудия. Поэтому я вынужден просить вас в течение завтрашнего дня освободить сей особняк!
Федор Архипович прохрипел:
– Ах ты, жалкий червь! Оставь в покое мою жену и дочь! Ты пользуешься своей внезапно обретенной властью, чтобы отыграться на них! За все отвечаю я, и я готов предстать перед судом!
– Ну разумеется, вы предстанете перед судом, – промолвил обретший былое спокойствие господин Геклер. – Но я не могу допустить, чтобы ваша супруга и дочь обитали в этом особняке за счет его сиятельства князя Сухоцкого! Евгений Ипполитович не намерен оплачивать из своего кармана вашу семью!
– Но куда же мы пойдем, – залепетала Елизавета Порфирьевна. – Христофор Христофорович, сжальтесь, разрешите остаться...
– Елизавета! – закричал Самдевятов. – Не смей унижаться перед этой гнидой! Геклер, вы ответите за все, что здесь учинили! Я буду писать его светлости, он найдет на вас управу! Вы не имеете права выгонять на улицу мою семью! Она не несет ни малейшей ответственности за мои прегрешения!
Христофор Христофорович ответил:
– Не сомневаюсь, что это так. Однако, господин Самдевятов, это не меняет решения князя – особняк должен быть освобожден в течение одного дня! Я не намерен более дискутировать с вами! Уводите его!
Жандармы подтолкнули Федора Архиповича к выходу. Ксения выбежала вслед за ними на крыльцо и увидела, как papa усадили в черную карету с зарешеченными окнами. Геклер вскочил на козлы и, обернувшись, надменным тоном произнес, обращаясь к Елизавете Порфирьевне:
– Сударыня, вы слышали, что завтра, до заката солнца, вы должны покинуть особняк? Я лично приеду проверить это! Доброй ночи!
Лошади рванули, и тюремная карета покатила прочь. Ксения побежала вслед за ней, выкрикивая:
– Papa, papa, papa!
Кучер хлестнул лошадей, те понеслись. Ксения не смогла за ними угнаться. Она опустилась на мостовую и зарыдала. Чья-то теплая рука опустилась ей на плечо. Подняв голову, она увидела Алешку.
– Все с твоим папкой будет в порядке, – шмыгая носом, сказал он. – Его не отправят в тюрьму, как пить дать! Ведь он такой добрый человек! Мой батя, если понадобится, выступит свидетелем и расскажет, как хорошо он относится к прислуге...
Ксения зарыдала еще громче. Алешка помог ей подняться, и они побрели в направлении особняка. Той ночью никто не спал: Елизавета Порфирьевна, закатив две истерики, принялась укладывать вещи.
– Мы заберем все, что только есть в доме! – кричала она. – Из-за страсти Федора к проклятым изумрудам мы разорены! Более того, я – жена преступника! От нас отвернется все приличное общество! Ксения, я решила – мы возвращаемся в Россию! Нам больше нечего делать в этой варварской стране!
– Но мамочка, – пыталась возразить девочка, – как же papa? Покуда процесс над ним не завершится, мы не сможем покинуть Коста-Бьянку...
– Сможем! – провозгласила Елизавета Порфирьевна.
Она взяла в руки чудесную китайскую вазу.
– Придется расстаться с некоторыми вещами, но что поделать! Ксения, помогай мне! А вы, Иван Иваныч, чего встали столбом! Немедленно принимайтесь за работу!
Всю ночь слуги под неусыпным надзором Елизаветы Порфирьевны складывали вещи в ящики, чемоданы, кофры и баулы. Когда наступил рассвет, госпожа Самдевятова позволила сделать короткую паузу. Вкушая кофей, она рассуждала:
– Так, так, и не забыть захватить столовую утварь! И мебель из подвала! И секретер из чулана! И две перины с чердака! Живо, живо! Я не оставлю и поломанной вилки этому господину Геклеру!
К вечеру все вещи были упакованы – особняк опустел, на полу валялись обрывки обоев, разбитые тарелки, старые газеты. Иван Иваныч пытался разместить весь скарб на нескольких телегах. Ксения напрасно упрашивала мать съездить в городскую тюрьму, где был заключен papa, та только, отмахиваясь от дочери, твердила, что они сделают это позже.
Возникла черная фигура господина Геклера. Изломив бровь, он обошел комнаты осиротевшего особняка и наконец произнес:
– Что же, сударыня, я поражен. Вы обладаете определенным талантом, впрочем, как и ваш муж. Вы не оставили в доме ни единой вещи!
– Еще бы, – запальчиво воскликнула maman, – все это принадлежит нашему семейству!
– Вашему семейству? – переспросил Геклер с ухмылкой. – Все эти вещицы, большей частью антикварные и раритетные, куплены на деньги, украденные вашим супругом в банке! А соответственно они принадлежат его светлости князю Сухоцкому! Вот и постановление, по коему вы обязаны оставить все пожитки в особняке. Впрочем, я проявлю к вам снисходительность и человеколюбие – вы и ваша дочь можете взять по чемодану с одеждой и нижним бельем. А все остальное – мебель, гардероб, утварь, ценности – останется здесь и переходит под опеку суда, дабы в дальнейшем, я в этом уверен, быть отчужденным в пользу Евгения Ипполитовича в качестве компенсации за нанесенный вашим мужем ущерб!
Весть эта вызвала у Елизаветы Порфирьевны приступ мигрени, который завершился глубоким обмороком. Христофор Христофорович был непреклонен. Maman умоляла разрешить ей взять...
