Большого театра затих, затаил дыхание, наслаждаясь одним – смехом товарища Сталина. Так смеялся Зевс на Олимпе, подумала Полина в ужасе, и когда он смеялся, то содрогались горы и целые города проваливались в тартарары...
Вслед за Сталиным засмеялся Берия тонким бабьим голоском – подобострастно и фальшиво. Улыбнулся и Платон, хотя глаза у него были как у собаки, оказавшейся на живодерне. Сталин смеялся и смеялся, даже смахнул с уголков глаз слезу.
– Не читаешь, говоришь, буржуазную прессу, – произнес он наконец.
Трубка вылетела у него из рук, и два человека – Берия и Крещинский – бросились как по команде поднимать ее. При этом они сшиблись лбами, нарком внутренних дел что-то прошипел.
Иосиф Виссарионович снова залился благодушным смехом. Платон, оказавшийся более проворным, протянул вождю трубку.
– Смотрите, товарищ Трбоевич, – лучась радостью, указал Сталин на Берию и Крещинского мундштуком трубки. – Головы готовы разбить, чтобы угодить мне!
– Иосиф Виссарионович, ради вас мы готовы отдать свои жизни! – с неуместным пафосом пролепетал Берия. – Весь советский народ, как один, в порыве...
– Балабол, – сказал Сталин, все еще смеясь. – Однако полезный балабол. Хороший собак!
Берия усмехнулся. Диктатор поднялся из кресла и сказал с непритворным удивлением:
– Что-то антракт затянулся. И чего они ждут?
Он то ли не знал, то ли делал вид, что не знает: все ждут одного человека – его самого. На прощание Сталин сказал:
– Товарищ Трбоевич, берегите своего мужа. Он очень полезный дипломат. Пригодится нашей стране. Скажу вам по секрету, руководство приняло решение наградить его орденом Красного Знамени.
XC
Полина, качаясь, как пьяная, вышла из ложи вождя. Вдогонку она услышала веселый голос Сталина:
– Нет, ты только подумай, Лаврентий, она не читает буржуазную прессу. Ну насмешила, ну молодец... А ты читаешь?
Славко, побелевший от страха, ждал ее в ложе. Полине даже показалось, что у него прибавилось седых волос за эти двадцать минут, которые она провела в обществе вождя всех времен и народов.
– Полина, что он сказал? – выдохнул Славко, бросаясь к жене.
– Что ты крайне полезный дипломат и что тебя наградят орденом Красного Знамени, – сказала Полина, опускаясь в кресло.
Она чувствовала полный упадок сил. Весь второй акт балета она была в прострации, музыка не долетала до нее. В себя Полина пришла только от громовых аплодисментов, причем они адресовались не столько балетной труппе, сколько Сталину. Публика в партере развернулась, хлопая и крича в честь одного человека, имя которому Иосиф Сталин. Гости в ложах преданными глазами смотрели на вождя, который мягко аплодировал, кивая усатой головой.
На следующий день «Правда» опубликовала обстоятельную статью об успехах советской дипломатии, в которой несколько раз упоминался и Славко. В том же выпуске официального рупора партии указывалось, что за заслуги перед советским народом в деле разрядки международной напряженности и торжества идеалов Октября товарищ Славко Трбоевич, посол СССР в Герцословакии, указом Президиума Верховного Совета награждается орденом Красного Знамени, а также получает внеочередное воинское звание.
Славко получил трехнедельный отпуск, который провел вместе с семьей. Натянутость в отношениях супругов исчезла, Славко был нежен с Полиной, они любили друг друга с прежней страстью. Полина чувствовала, что вновь счастлива. Но в то же время...
В то же время подспудная страшная мысль не давала ей покоя. Ей казалось, что мрачная грозовая туча надвигается на ее мирок и скоро грянет буря, ураган, тайфун, что сметет с лица земли и ее и Славко. Она гнала прочь такие мысли.
XCI
В феврале 1937 года, когда Славко отбыл в Герцословакию, Полине позвонил Платон и не терпящим возражения тоном сказал:
– Ты должна сегодня вечером быть у меня. Я приглашаю тебя на свой день рождения!
Полина знала – день рождения у Платона в сентябре, однако не посмела отказаться. В последнее время Крещинский пошел в гору. Его прочили в новые генеральные прокуроры страны. Он блестяще провел несколько показательных процессов, где к смерти или к длительным срокам лагерей были приговорены видные политики, инженеры и снабженцы.
Платон обитал на набережной Москвы-реки в сером доме, специально выстроенном правительством для своих верных сотрудников. Ни жены, ни детей у него не было, Крещинский жил уединенно, отдавая все время борьбе с врагами народа.
Платон встретил ее на пороге, он был одет, как будто готовился отправиться на прогулку. Схватив Полину за руку, он поволок ее к лифту.
– В чем дело? – спросила Полина.
Платон приложил к губам палец и ответил:
– Прогуляемся немного!
Февральская погода не благоволила к прогулкам: дул резкий холодный ветер, они вдвоем брели вдоль набережной.
– Полина... – сказал Платон задумчиво. – Ты знаешь, что я люблю тебя... И только поэтому я иду на должностное преступление, разглашая государственную тайну. Мы не могли поговорить в моей квартире, потому что она наверняка прослушивается!
Полина поежилась – то ли от холода, то ли от слов Платона. То, что квартиры и дачи многих из «слуг народа» снабжены подслушивающими устройствами, было секретом Полишинеля.
Помолчав, Крещинский добавил:
– Наркомат внутренних дел, а точнее, его всесильный глава Лаврентий Берия, готовит новое дело. На этот раз в прицел спецслужб попали советские дипломаты...
XCII
– Нет! – вырвалось у Полины. Платон сжал ее руку затянутой в кожаную перчатку ладонью. Еще до того, как он что-то пояснил, Полина поняла: Славко обречен!
– У Берии есть личные счеты с твоим мужем, – промолвил Крещинский. – Лаврентий ненавидит Славко, а тот не скрывает, что презирает наркома. Вчера ночью мне поступило указание о создании следственной группы, которая займется «делом дипломатов». Я видел список тех, кто будет арестован в ближайшие дни. Там есть и фамилия Трбоевич.
Полина почувствовала, что мир рушится у нее на глазах. Она схватилась за гранитный парапет. Арест! «Дело дипломатов»! Надежды на спасение нет!
– Товарищ Сталин не допустит этого! – слабо прошептала она. – Он доволен работой Славко, ты же помнишь недавний разговор в театре? Он наградил его орденом, он...
– Товарищ Сталин вчера лично гневно высказывался о врагах народа, которые засели в наркомате иностранных дел, – прервал ее Платон. – И уверяю тебя, Полина, список тех, кто будет арестован, завизирован именно товарищем Сталиным. Я сам видел его резолюцию, начертанную красным карандашом: «Бешеные псы должны умереть!» Твой Славко там в первой десятке.
Что же делать, что же делать, что же делать? Славко, они заберут у нее Славко...
– Ты должна развестись с ним немедленно, – сказал Платон. Полине показалось, что она ослышалась. Развестись?
Платон развернул ее к себе, тряхнул за плечи и едва ли не крикнул:
– Дура, подумай о себе и о ребенке! Если не бросишь Славко, то и сама отправишься в лагерь, а Володька – в детдом! Трбоевич обречен! Так не позволяй ему утащить и вас на дно!
Полина ударила Платона по щеке. Крещинский ощерился:
– Я желаю тебе только добра, Полина!
Она не верила ему. Платон желал ей добра – и хотел разлучить ее со Славко. Хотел его смерти, она давно чувствовала это.
