– Товарищ Берия, прошу немедленно прекратить этот балаган, – заявила Варя. – Вы не имеете права...
– Я нарком внутренних дел и сам определяю, кто и на что имеет право, – заявил тот, приближаясь к Варе. – Ну, хватит болтать, приступим к делу.
– Я расскажу обо всем товарищу Сталину! – воскликнула Варя. Ее слова возымели эффект: Берия остановился. Лицо его побелело, щеки затряслись.
– Что, думаешь, напугала меня, шалава? – спросил он с неожиданной злостью. – Еще чего, товарищу Сталину она расскажет! Да если я захочу, ты и до сегодняшнего утра не доживешь! Выяснится вдруг, что ты – враг народа, и крышка тебе. Была такая актриса Варвара Птицына – и не стало ее. Ничего, новые найдутся. Незаменимых, как любит повторять товарищ Сталин, у нас в Стране Советов нет.
Но тот тон Берии дарил Варе надежду – она видела, что тот боится.
– Я – любимая актриса товарища Сталина, – сказала девушка, – и вы не посмеете...
Нарком с рычанием бросился на нее, схватил за волосы и швырнул на пол. Варя вскрикнула от боли, но Берию было не остановить.
– Будет мне еще товарищем Сталиным угрожать! – визжал он, срывая с Вари платье. – Тоже мне, маркиза, графиня выискалась! Не одна ты под меня ложилась и еще ляжешь! Все ваши кинематографические вертихвостки здесь перебывали, и из Большого тоже. И ни одна не смела мне угрожать!
Варя попыталась подняться, но Берия наотмашь ударил ее несколько раз по лицу, и девушка потеряла сознание. Когда она пришла в себя, все было закончено: нарком, отдуваясь, слезал с нее, тело неимоверно болело, во рту был странный металлический привкус.
– Ну вот, а ты так боялась, – сказал Лаврентий Павлович, нацепив песне и подбирая валявшуюся на ковре бутылку и штопор. Вытащив пробку, он прямо из горлышка сделал большой глоток, затем протянул бутылку Варе.
– Только ты все время без сознания была, а я люблю, когда баба тоже принимает участие в процессе, – грубо сказал он. – Ну ничего, мы как-нибудь на досуге все повторим. Да не раз! Вставай, чего разлеглась, тут тебе не гостиница «Москва»!
Варя с трудом приподнялась – платье было безвозвратно испорчено, руки покрыты ссадинами, нижнюю часть живота пронзила острая боль.
– А ты, оказывается, целочка была, – цинично заметил Берия. – Кто бы мог подумать! Молодец, для меня себя берегла, такое я уважаю! Ну, выпьем за последнюю девственницу «Мосфильма»!
Варя, не сумев сдержаться, заплакала. Нарком, подняв с ковра фужер, плеснул в него красного вина и протянул девушке.
– Запей, лучше будет, – сказал он заботливым тоном, от которого девушке стало только хуже. – Сама виновата, нечего было выпендриваться. Люблю, когда бабы сопротивляются, но не до такой же степени, честное слово! Ничего, в следующий раз у нас все по-другому будет. А меня, своего первого мужчину, ты теперь до конца жизни не забудешь, Маша Колесникова!
Берия затрясся от смеха, а Варя, повинуясь внезапному импульсу, выплеснула содержимое фужера в лицо наркому. На мгновение в библиотеке воцарилась тишина, затем нарком побагровел, швырнул бутылку, которую держал в руке, в стену и ударил девушку по лицу, затем в грудь и снова по лицу.
– Дрянь, шлюха, дешевка! – визгливо выкрикнул он. – Ты что себе позволяешь? Забыла, кто я такой? Да я одним пальцем раздавлю тебя, как букашку!
Он нажал кнопку звонка, и двери библиотеки тотчас распахнулись, появились два знакомых Варе офицера. Судя по их индифферентным лицам, ни вид полуголого Берии с залитым вином лицом и грудью, ни девушка в разодранном окровавленном платье не были для них новым явлением.
– Убрать ее, – ткнул в Варю кривым пальцем Берия. – Привести в порядок и доставить домой.
Он приблизился к девушке, наступил ей ногой на кисть руки (Варя пронзительно вскрикнула) и заявил:
– А что, дикая кобылица, мне с тобой понравилось. Надоели бабы, которые сразу без единого писка отдаются и во время траханья глаза раскрыть боятся. Придется, конечно, тебя сначала маленько перевоспитать, сделать из дикой кобылицы ручную клячу, и я с большим удовольствием этим займусь. Теперь тебя отвезут домой. О том, что произошло, ты будешь молчать. И забудь о товарище Сталине, иначе...
Берия выхватил из кобуры одного из офицеров пистолет и наставил его на девушку.
Офицеры хотели помочь Варе подняться, но та попятилась – ей не хотелось, чтобы к ней прикасались мужские руки. Когда она выходила из библиотеки, рыдания душили ее. Каким же хрупким и призрачным оказалось счастье! И что ей теперь делать?
Варю доставили на черном «ЗИСе» обратно к дому и оставили около фонаря. С трудом поднявшись по лестнице, она наконец оказалась в квартире. Часы показывали половину шестого утра.
Последующий час с лишним Варя провела в ванной, где отчаянно терла себя мочалкой, пытаясь соскрести с кожи прикосновения Берии. Она долго рыдала и пришла в себя, когда услышала встревоженный голос домработницы Клавочки:
– Варвара Ивановна, с вами все в порядке?
Увидев хозяйку, Клавочка ахнула – под левым глазом и на правой скуле Вари расплылись огромные лиловые синяки, а шея и лоб были покрыты царапинами и ссадинами.
– Варвара Ивановна, милочка, да что ж такое? Надо немедленно в милицию обратиться! – закудахтала она.
Но Варя строго-настрого запретила кому бы то ни было звонить и заперлась в спальне. Спустив шторы, она улеглась в кровать, накрылась двумя одеялами и снова зарыдала. Заснуть долго не удавалось, перед глазами всплывали картины ужасной ночи, и не отступали мысли о том, что будет дальше. Похоже, скоро ее снова заберет черный автомобиль и она опять окажется на даче у наркома. Что же делать?
Варя позвонила на студию и сказалась больной – грипп. Показываться в таком виде, в синяках и царапинах, там было нельзя. Клавочка, не задававшая больше вопросов, принесла Варе куриный бульон с клецками, но есть не хотелось. Мысли в голове Вари путались, одно воспоминание налезало на другое – отчего-то привиделся Васька Студент в объятом огнем погребе, который вдруг перевоплотился в наркома Берию. Варя пыталась открыть глаза, но не могла.
Внезапно кошмары, терзавшие ее, прошли, как будто кто-то нажал выключатель, и ее душу залил ровный электрический свет. Варя распахнула веки и увидела, что находится не дома, а в больничной палате. Что с ней случилось? Клавочка все же вызвала медиков и те доставили ее в госпиталь? Наверняка сразу же поползут слухи о ее состоянии, кто-то из врачей или медсестер проболтается, и тогда...
Чуть повернув голову, Варя увидела, что палата заставлена цветами – розами различных оттенков. Ее поклонник? Нет, ей не требуются такие поклонники, которые, подобно наркому внутренних дел, потом бросаются на нее, считая своей законной добычей.
Варя повернула голову в другую сторону – и увидела мужчину. Она вздрогнула, прежние страхи вернулись к ней, но мужчина (он был в военной форме, а поверх нее накинут белый халат) сказал:
– Варвара Ивановна, все позади, вы в госпитале Генерального штаба.
– Кто... вы? – с трудом произнесла Варя.
Мужчине было порядком за сорок – виски серебрились, некогда красивое лицо избороздили морщины. Варе показалось, что она его уже где-то видела. Ну, конечно, один из соглядатаев Берии! Нарком приставил к ней своего заместителя или помощника, чтобы тот присматривал за жертвой, – не дай бог, сболтнет что- нибудь лишнее.
– Веселовский, – представился мужчина, и его светлые глаза странно сверкнули. – Варвара Ивановна, сейчас не время, чтобы говорить об этом, но именно я досаждал вам своими букетами. Когда мой адъютант принес очередную корзину с розами и узнал от вашей домработницы, что вы тяжело больны, тот немедленно проинформировал меня. Я под свою ответственность поместил вас в госпиталь Генерального штаба. Худшее позади.
Нет, не прихвостень наркома. Веселовский, Веселовский... Ну да, кажется, один из комдивов, герой Гражданской войны и тому подобное. Как же его зовут по имени-отчеству? Да не так важно...
– Спасибо, – произнесла Варя одними губами, а Веселовский произнес:
