Конан смерил взглядом хлипкую халупу.
— Как бы он не развалился, почтенная Хюльдран, — возразил киммериец. — Сдается мне, твое заведение столь же эфемерно, что и дым из твоего кальяна.
— Ты и прав, и ошибаешься, — хмыкнула хозяйка борделя. — Ну ладно. Сейчас я спущусь к тебе и отворю дверь. Что-то мне подсказывает, мужчина, что с тобою можно иметь дело. Только ответь, сколько заплатишь ты мне за услуги?
— У меня осталось немного серебряных монет, — сказал Конан. — Пару из них я отдам тебе.
Толстуха скрылась и вскоре появилась на пороге. Низенькая дверца покачнулась, и перед Конаном открылась темная прихожая. Там ничего не было видно. Хюльдран не стала зажигать лампу.
— Мое розовое платье достаточно хорошо видно даже в такой темноте, — произнесла она не без гордости. — Иди за мной и не заблудишься.
Конан так и поступил. В Хюльдран чувствовалась коренная обитательница преступного мира, воровка и скупщица краденого высокого класса
— здесь не нужны были хитрость и коварство. В определенной мере Конан был здесь среди своих.
Низенький проход неожиданно вывел в просторное помещение. Невероятно, чтобы внутри той убогой хибары, которую Конан только что созерцал, стоя на улице, могла бы поместиться такая большая зала. Вероятно, верхнее здание служит только прикрытием, а настоящая жизнь кипит здесь под землей.
— Добро пожаловать в подземную Десинаду!
— произнесла Хюльдран, подтверждая догадку Конана.
Подземный мир Десинады обладал совершенно иной географией улиц. Здесь все выглядело по- другому. Повсюду горели факелы и лампы, люди одевались куда приличнее — многие, впрочем, предпочитали живописные лохмотья шелков и парчи обычной добротной одежде. Женщины казались доступными и одновременно с тем сварливыми, но они не выглядели ни голодными, ни забитыми. Мужчины красовались с оружием, но редко пускали его в ход.
Эта игра в тайную жизнь развеселила Конана, и здешние «негодяи» показались ему забавными и безобидными, как малые дети с деревянными сабельками.
Впрочем, и среди них наверняка есть настоящие. Их-то и следовало отыскать.
Но для начала Конан решил как следует потолковать с Хюльдран. Уж эта-то женщина наверняка запомнила бы Берлиса, если только он побывал в Десинаде.
— Хочешь порошка или выпивки? — осведомилась хозяйка.
— Я бы предпочел выпить, — сказал Конан. — Мне надо голову держать ясной.
Хюльдран расхохоталась.
— Разумное решение. Ладно, я велю Цессии…
— Не надо никаких Цессий, почтенная Хюльдран, — перебил Конан. — Пусть она даже распрекрасна, как цветок, я предпочту сегодня беседу с женщиной умудренной опытом пустой возне с девчонкой.
— Ух как ты умеешь разговаривать! — восхитилась Хюльдран. — А я-то думала, что ты простак- варвар, которому требуется глоток вина и крепкогрудая девчонка под бок.
— Это мне тоже требуется, но не сегодня.
— Как скажешь. — Хюльдран подозвала полуобнаженную девицу и велела ей принести кувшин и две больших кружки.
Поначалу они пили и болтали о разной ерунде. Хюльдран поведала жалостливую историю о том, как сделалась проституткой. Наверняка эту историю она рассказывала всем своим клиентам, кто обладал хоть малейшим признаком сентиментальности, и те платили ей больше — из сострадания к чувствительной душе, погруженной в трущобы волею злой судьбы. Конан выслушал не без интереса. Он понимал, что перед ним профессионалка, и поневоле восхищался ее умением. Даже сейчас, утратив большую часть своей природной привлекательности, Хюльдран обладала несомненным обаянием.
— Ты меня поистине растрогала, — сказал Конан, когда она замолчала. — Великолепно! Редко встретишь женщину с таким развитым и изощренным умом.
— Ты дурного мнения о женщинах, — нахмурилась Хюльдран. — Среди них много умных. Прикидываясь дурочками, мы ловко обманываем вас, мужчин. Ты нравишься мне, варвар, потому я тебе скажу вот что: не попадайся на эту ловушку! Если тебе кажется, что красавица глупа, это означает только одно: у тебя на груди мирно спит коварная змея.
— Ты судишь по себе? — спросил Конан.
— Я-то не коварна, — фыркнула Хюльдран. — Ты видишь меня насквозь, и я позволяю тебе делать это. Нет, я о других…
— Коварны бывают и мужчины, — сказал Конан. — И я как раз ищу одного. Возможно, он побывал здесь.
— Возможно, — согласилась Хюльдран. — Сначала ты расскажешь мне, что он натворил, этот твой коварный мужчина. Судя по твоему виду, ты собираешься лишить его жизни. Я должна знать, стоит ли это делать.
— Стало быть, ты будешь судить, жить ему или умереть? — нахмурился и Конан.
— Да, — кивнула Хюльдран. — Ведь я могу выдать его тебе, если он до сих пор здесь, или навести тебя на его след, если его здесь уже нет. Получается так, что его жизнь в моих руках. А у кого сокровище — тот и властелин, не так ли?
— Ты права, конечно… Ладно. Начнем с рассказа о том, что он сделал. Он убил двух женщин и мужчину ради клада, который случайно был найден этой семьей.
— Поступок дурной, но вполне объяснимый. Ты не убедил меня, варвар.
— Он попросился на ночлег, и его пустили. Тогда он соблазнил дочь хозяина, маленькую глупышку, которую никогда не ласкал мужчина. Опьяненная первой страстью, она открыла ему семейную тайну, и он, воспользовавшись полным доверием девушки, убил ее и ее семью, завладел сокровищем и бежал…
Хюльдран долго молчала. Потом спросила:
— Он соблазнил девчонку и убил ее? — Да.
— А та была настолько доверчива, что открыла ему все свои секреты?
— Выходит, что так, — подтвердил Конан.
— Дрянное дело, — согласилась Хюльдран. — Хуже, чем убить собаку или ребенка… Ты знаешь, варвар, я легко смотрю на убийство человека, потому что все люди погрязли в пороках и преступлениях; но судьба животных и детей меня трогает… Дети — почти животные, они еще невинны.
Она вздохнула.
— Тяжело смотреть, как юное существо искажается и превращается в такую же дрянь, как и все прочие взрослые люди…
— Да ты сейчас заплачешь, почтенная Хюльдран! — сказал Конан. — Неужели ты настолько добра?
Она кивнула. Конан видел, что она не притворяется. Эта женщина прожила и повидала достаточно, чтобы позволить себе плакать над судьбой безвестной девушки, которая едва лишь познала первую любовь и тотчас была ею так горько обманута.
— С другой стороны, — всхлипнув, произнесла Хюльдран, — она умерла, не успев стать такой же отвратительной порочной дурой, что и остальные…
— Пусть это послужит нам утешением, — согласился Конан. — Однако мне почему-то кажется, что судьба этой девушки, останься она в живых, была бы иной. Она могла бы найти себе хорошего мужа и провести вполне добропорядочную жизнь.
— Ну да! — недоверчиво вскинула брови толстуха. — Никогда я о таком не слыхала!
— Поверь мне, — проговорил Конан. — Я тоже, впрочем, не встречал женщин, в которых совсем не было бы порока, но та девушка… она могла бы.
— Ладно. — Хюльдран поджала губы. — Так и быть, поверю тебе на слово. Что-то в тебе есть, мужчина, эдакое… располагающее к себе.
— Благодарю на добром слове, почтенная Хюльдран.
— Ладно, ладно, — она махнула пухлой рукой, — хватит льстить. Я и сама знаю, насколько я почтенная. Продолжай свою историю.
