«Othello». W. Shakespeare1«Люблю тебя, моя Заира![298] Гречанка нежная моя!У ног твоих богатства мираИ правоверная земля.Когда глазами голубымиТы водишь медленно кругом,Я молча следую за ними,Как раб с мечтами неземнымиЗа неземным своим вождем.Пусть пляшет бойкая Гюльнара,Пускай под белою рукойЗвенит испанская гитара —О, не завидуй, ангел мой!Все песни пламенной Гюльнары,Все звуки трепетной гитары,Всех роз восточных аромат,Топазы, жемчуг и рубиныСултан Ахмет оставить радЗа поцелуя звук единыйИ за один твой страстный взгляд!» —«Султан! Я в дикой, бедной доле,Но с гордым духом рождена.И в униженье и в неволеЯ презирать тебя вольна!Старик, забудь свои желанья:Другой уж пил мои лобзанья — И первой страсти я верна!Конечно, грозному султануСопротивляться я не стану,Но знай: ни пыткой, ни мольбойЛюбви из сердца ледяногоТы не исторгнешь: я готова!Скажи, палач готов ли твой?»2Тиха, душиста и светла Настала ночь. Она была Роскошнее, чем ночь Эдема.[299] Заснул обширный Цареград,Лишь волны дальные шумятУ стен крутых. Окно гаремаОтворено, и свет луны,Скользя, мелькает вдоль стены;И блещут стекла расписныеХолодным, радужным огнем;И блещут стены парчевые,И блещут кисти золотые,Диваны мягкие кругом.Дыша прохладою ночною,Сложивши ноги под собою,Облокотившись на окно,Сидела смуглая Гюльнара.В молчанье всё погружено,Из белых рук ее гитараУпала тихо на диван;И взор чрез шумный океанЛетит: туда ль, где в кущах мираОна ловила жизни сон?Где зреет персик и лимонНа берегу Гвадалкивира?Нет! Он боязненно склоненК подножью стен, где пена дремлет!Едва дыша, испанка внемлет,И светит ей в лицо луна:Не оттого ль она бледна?Чу! томный крик… волной плеснуло…И на кристалле той волныЗаколебалась тень стены…И что-то белое мелькнуло —И скрылось! Снова тишина.Гюльнары нет уж у окна;С улыбкой гордости ревнивойОна гитару вновь беретИ песнь Испании счастливойС какой-то дикостью поет;И часто, часто слово «мщенье»Звучит за томною струной,И злобной радости волненьеВо взорах девы молодой!
1829 или 1830
Джюлио
Повесть
ВступлениеОсенний день тихонько угасал[300]На высоте гранитных шведских скал.Туман облек поверхности озер,Так что едва заметить мог бы взорБегущий белый парус рыбака.Я выходил тогда из рудника,Где золото, земных трудов предмет,Там люди достают уж много лет;Здесь обратились страсти все в одну,И вечный стук тревожит тишину,Между столпов гранитных и аркадБлестит огонь трепещущих лампад,Как мысль в уме, подавленном тоской,Кидая свет бессильный и пустой!..Но если очи, в бесприветной мглеУгасшие, морщины на челе,Но если бледный, вялый цвет ланитИ равнодушный молчаливый вид,Но если вздох, потерянный в тиши,Являют грусть глубокую души, —О! не завидуйте судьбе такой.Печальна жизнь в могиле золотой.Поверьте мне, немногие из нихМогли собрать плоды трудов своих.Не нахожу достаточных речей,Чтоб описать восторг души моей,Когда я вновь взглянул на небеса,И освежила голову роса.Тянулись цепью острые скалыПередо мной; пустынные орлыНосилися, крича средь высоты.Я зрел вдали кудрявые кустыУ озера спокойных береговИ стебли черные сухих дубов.От рудника вился, желтея, путь…Как я желал скорей в себя вдохнутьПрохладный воздух, вольный, как народТех гор, куда сей узкий путь ведет.Вожатому подарок я вручил.Но, признаюсь, меня он удивил,Когда не принял денег. Я не могПонять зачем, и снова в кошелекНе смел их положить… Его черты(Развалины минувшей красоты,Хоть не являли старости оне),Казалося, знакомы были мне.И, подойдя, взяв за руку меня:«Напрасно б, – он сказал, – скрывался я! Так, Джюлио пред вами, но не тот,Кто по струям венецианских водВ украшенной гондоле пролетал.Я жил, я жил и много испытал;Не для корысти я в стране чужой:Могилы тьма сходна с моей душой,В которой страсти, лета и мечтыИзрыли бездну вечной пустоты…Но я молю вас только об одном,Молю: возьмите этот свиток. В нем,В нем мир всю жизнь души моей найдет —И, может быть, он вас остережет!»Тут скрылся быстро пасмурный чудак,И посмеялся я над ним; бедняк,Я полагал, рассудок потеряв,Не потерял еще свой пылкий нрав.Но, пробегая свиток (видит бог),Я много слез остановить не мог.· · · · · ·Есть край: его Италией зовут.Как божьи птицы, мнится, там живутПокойно, вольно и беспечно. И прошлец,Германии иль Англии жилец,Дивится часто счастию людей,Скрывающих улыбкою очейБезумный пыл и тайный яд страстей.Вам, жителям холодной стороны,Не перенять сей ложной тишины,Хотя ни месть, ни ревность, ни любовьНе могут в вас зажечь так сильно кровь,Как в том, кто близ Неаполя рожден:Для крайностей ваш дух не сотворен!..Спокойны вы!.. На ваш унылый крайНавек я променял сей южный рай,Где тополи, обвитые лозой,Хотят шатер достигнуть голубой,Где любят моря синие валыБаюкать тень береговой скалы…Вблизи Неаполя мой пышный домБелеется на берегу морском,И вкруг него веселые сады;Мосты, фонтаны, бюсты и прудыЯ не могу на память перечесть.И там у вод, в лимонной роще, естьБеседка, всех других она милей,Однако вспомнить я боюсь об ней.Она душистым запахом полна,Уединенна и всегда темна.Ах! здесь любовь моя погребена;Здесь крест, нагнутый временем, торчитНад холмиком, где Лоры труп сокрыт.При верной помощи теней ночных,Бывало, мы, укрывшись от родных,Туманною озарены луной,Спешили с ней туда рука с рукой,И Лора, лютню взяв, певала мне…Ее плечо горело как в огне,Когда к нему я голову склонялИ