лишь страшен как мертвец!»Он дальше говорить хотел,Но вдруг язык оцепенел;Он сделать знак хотел рукой,Но пальцы сжались меж собой.Тень смерти мрачной полосойПромчалась на его челе,Он обернул лицо к земле,Вдруг протянулся, захрипел,И – дух от тела отлетел! К нему Арсений подошел,И руки сжатые развел,И поднял голову с земли:Две яркие слезы теклиИз побелевших мутных глаз,Собой лишь светлы, как алмаз.Спокойны были все черты,Исполнены той красоты,Лишенной чувства и ума,Таинственной, как смерть сама. И долго юноша над нимСтоял, раскаяньем томим,Невольно мысля о былом,Прощая – не прощен ни в чем!И на груди его потомОн тихо распахнул кафтан:Старинных и последних ранНа ней кровавые следыВились, чернели, как бразды.Он руку к сердцу приложил, И трепет замиравших жилЕму неясно возвестил,Что в буйном сердце мертвецаКипели страсти до конца,Что блеск печальный этих глазГораздо прежде их погас!.. Уж время шло к закату дня,И сел Арсений на коня,Стальные шпоры он в бокаЕму вонзил – и в два прыжкаОт места битвы роковойОн был далёко. ПеленойШирокою за ним лугаТянулись, – яркие снегаПри свете косвенных лучейСверкали тысячью огней.Пред ним стеной знакомый лесЧернеет на краю небес.Под сень дерев въезжает он:Всё тихо, всюду мертвый сон,Лишь иногда с седого пня,Послыша близкий храп коня,Тяжелый ворон, царь степной,Слетит и сядет на другой,Свой кровожадный чистя клёвО сучья жесткие дерёв;Лишь отдаленный вой волков,Бегущих жадною толпойНа место битвы роковой,Терялся в тишине степей…Сыпучий иней вкруг ветвейБерез и сосен, над путемПрозрачным свившихся шатром,Висел косматой бахромой,И часто, шапкой иль рукойКогда за них он задевал,Прах серебристый осыпалЕго лицо… И быстро онСкакал, в раздумье погружен.Измучил непривычный бегЕго коня – в глубокий снегОн вязнет часто… труден путь!Как печь, его дымится грудь, От нетерпенья седокаВ крови и пене все бока.Но близко, близко… Вот и домНа берегу Днепра крутомПред ним встает из-за горы,Заборы, избы и дворыПриветливо между собойТеснятся пестрою толпой,Лишь дом боярский между них,Как призрак, сумрачен и тих!.. Он въехал на широкий двор.Всё пусто… будто глад иль морНедавно пировали в нем.Он слез с коня, идет пешком…Толпа играющих детей,Испуганных огнем очей,Одеждой чуждой пришлецаИ бледностью его лица,Его встречает у крыльцаИ с криком убегает прочь…Он входит в дом – в покоях ночь,Закрыты ставни, пол скрыпит,Пустая утварь дребезжитНа старых полках, лишь порой,Широкой, белой полосойРисуясь на печи большой,Проходит в трещину ставнейХолодный свет дневных лучей! И лестницу Арсений зритСквозь сумрак; он бежит, летитНаверх, по шатким ступеням.Вот свет блеснул его очам,Пред ним замерзшее окно:Оно давно растворено,Сугробом собрался большимСнег, не растаявший под ним.Увы! знакомые места!Налево дверь – но заперта.Как кровью, ржавчиной покрыт,Большой замок на ней висит,И, вынув нож из кушака,Он всунул в скважину замка, И, затрещав, распался тот…И, тихо дверь толкнув вперед,Он входит робкою стопойВ светлицу девы молодой. Он руку с трепетом простер,Он ищет взором милый взор,И слабый шепчет он привет, —На взгляд, на речь ответа нет!Однако смято ложе сна,Как будто бы на нем онаТому назад лишь день, лишь часГлаву покоила не раз,Младенческий вкушая сон.Но, приближаясь, видит онНа тонких белых кружевахЧернеющий слоями прахИ ткани паутин седыхВкруг занавесок парчевых.Тогда в окно светлицы тойУпал заката луч златой,Играя, на ковер цветной;Арсений голову склонил… Но вдруг затрясся, отскочилИ вскрикнул, будто на змеюПоставил он пяту свою… Увы! теперь он был бы рад,Когда б быстрей, чем мысль иль взгляд,В него проник смертельный яд!.. Громаду белую костейИ желтый череп без очейС улыбкой вечной и немой —Вот что узрел он пред собой.Густая, длинная коса,Плеч беломраморных краса,Рассыпавшись, к сухим костямКой-где прилипнула… и там,Где сердце чистое такойЛюбовью билось огневой,Давно без пищи уж бродилКровавый червь – жилец могил!· · · · · ·«Так вот всё то, что я любил!Холодный и бездушный прах,Горевший на моих устах,Теперь без чувства, без любвиСожмут объятия земли.Душа прекрасная ее,Приняв другое бытие,Теперь парит в стране святой,И как укор передо мнойЕе минутной жизни след!Она погибла в цвете летСредь тайных мук иль без тревог,Когда и как, то знает бог.Он был отец – но был мой враг:Тому свидетель этот прах,Лишенный сени гробовой,На свете признанный лишь мной!Да, я преступник, я злодей —Но казнь равна ль вине моей?Ни на земле, ни в свете томНам не сойтись одним путем…Разлуки первый грозный часСтал веком, вечностью для нас.О, если б рай передо мнойОткрыт был властью неземной,Клянусь, я прежде, чем вступил,У врат священных бы спросил,Найду ли там среди святыхПогибший рай надежд моих.Творец! отдай ты мне назадЕе улыбку, нежный взгляд,Отдай мне свежие устаИ голос сладкий, как мечта,Один лишь слабый звук отдай…Что без нее земля и рай?Одни лишь звучные слова,Блестящий храм – без божества!.. Теперь осталось мне одно:Иду! – куда? Не всё ль равно,Та иль другая сторона?Здесь прах ее, но не она! Иду отсюда навсегдаБез дум, без цели и труда,Один с тоской во тьме ночной,И вьюга след завеет мой!..»
1855 или 1836
Два брата
«Ах, брат! ах, брат! стыдись, мой брат![295]Обеты теплые с мольбамиЗабыл ли? Год тому назадМы были нежными друзьями…Ты помнишь, помнишь, верно, бой,Когда рубились мы с тобойПротив врагов родного краяИли, заботы удаляя,С новорожденною зарейВстречали вместе праздник Лады.И что ж? Волнение досады,Неугомонная враждаНас разделили навсегда!..» —«Не называй меня как прежде,В благополучные года.В те дни, как верил я надежде,Любви и дружбе… Я знавалВолненья сердца дорогиеИ очи, очи голубые…Я сердцем девы обладал:Ты у меня его украл!..Ты завладел моей прекрасной,Ее любовью и красой,Ты обманул меня… ужасно!И посмеялся надо мной».Умолкли. Но еще стоят,В душе терзаемы враждою.На каждом светлые блестятМечи с насечкой золотою,На каждом панцирь и шелом,Орлиным осенен крылом.Всё пусто вкруг в дали туманной.Пред ними жертвенник. На немКумир белеет деревянный.И только плющ, виясь, младойЛелеет жертвенник простой.Они колена преклонили,Взаимной злобой поклялись.Вот на коней своих вскочилиИ врозь стрелою понеслись.Давно ль? Давно ли друг без друга[296]Их край родимый не видал?Давно ль, когда один страдалВ изнеможении недуга,Другой прикованный стоялНежнейшей дружбой к изголовью?Вдруг, горьким мщением дыша,Кипят! Надменная душаЧем
