жаркого, явно припасенное для него одного. Юань с наслаждением отпил из налитой ему чаши и вздохнул:
— Вот чего мне все эти дни действительно не хватало: молока. Тебе не предлагаю, вон в том кувшине — явно шадизарское красное, я чувствую его запах прямо отсюда. Да, женишься, осядешь на одном месте, обзаведешься своим домом… Словом, остепенишься. Но еще семь лет на скитания по свету и подвиги у тебя есть.
— Ага, — сказал Конан, наливая себе вина. — Вот и расскажи мне о том, что ждет меня в первый год из этих семи — он ведь едва начался. Расскажешь? А дальше я знать пока не хочу.
Тай Юань задумался.
— Расскажу, — не сразу ответил он. — Но не сейчас Что-то ждет тебя у края мира, Конан, и я пока не вижу, что именно. Через день или два я смогу тебе дать ответ.
— Не успел вернуться домой — и сразу ответы? — с тихим упреком сказала Фейра, входя в зал. Она услышала последнюю фразу. — Ты бы хоть немного поберегся. Он так устает каждый раз, — пожаловалась она Конану. — Я его прошу быть осторожнее, но он меня совсем не слушает.
— Я же не могу не дышать, — мягко сказал ей князь — Это происходит помимо меня. — Он утер губы и встал из-за стола. — Чжанг По проводит тебя, Конан. Завтра мы устроим большой праздник. А сейчас я очень хочу спать, извини.
Киммериец кивнул, и Тай Юэнь с Фейрой, обнявшись, удалились к себе. К нему же подошел мальчик — застенчивый, смуглый, с темными миндалевидными глазами. Он взял обеими руками кувшин со стола — в нем оставалось еще больше половины — и вопросительно взглянул на гиганта-северянина.
— Пошли, — подтвердил Конан, и мальчишка, едва удерживая тяжелый кувшин, засеменил впереди. — Ну-ка, — сказал Конан и аккуратно вынул кувшин у него из рук. — Об этом я сам позабочусь. А ты вот что: знаешь, где комната Силлы?
Мальчишка с готовностью кивнул:
— Да, — сказал он по-турански.
— Тогда ступай к госпоже, разбуди ее, если она спит, и растолкуй ей, как сможешь, что я жду ее.
— Да, — повторил Чанг. Судя по всему, это было единственное туранское слово, которое он мог сказать. Но понимал он Конана прекрасно.
Быть может, не следовало извещать Силлу о себе сегодня же, среди ночи, подумал Конан. Девчонка изо всех сил давала понять, что нашла в Тай Цзоне настоящую любовь… Нергал с ними, с женщинами, никогда их не поймешь! Он хотел ее видеть. А придет или нет — ее дело.
Доведя гостя до двери его комнаты, мальчишка помчался исполнять поручение, а Конан шагнул через порог, едва не задев колокольчик счастья, висевший здесь над каждой притолокой, дабы злые духи не могли незамеченными прокрасться ночью к постели.
В углу маленькой комнатки, вся обстановка которой состояла из низкого кривоногого стола, нескольких кресел и большой, заваленной подушками постели, киммериец увидел исходящий паром деревянный чан. Не успел он ополоснуть лицо и спину, как ему на плечи с громким охотничьим кличем прыгнула влетевшая Силла.
— Ну, наконец-то! — вопила она. — Я уж думала, что никогда тебя не дождусь! Ты хоть немножко скучал по мне?
Вместо ответа Конан сгреб ее в охапку и бросил на постель. Силла мурлыкнула и потерлась носом о его щеку. От ее смуглой бархатистой кожи исходил едва уловимый запах каких-то благовоний, бронзовое тело просвечивало сквозь тонкую ткань — она прибежала в одной рубашке. Конан зацепил пальцем вырез у горла и несильно дернул вниз. Шелк затрещал, разрываясь, соскользнул в стороны, обнажая мягкую полную грудь и упругий живот. Силла рассмеялась низким, чуть хриплым смехом и притянула к себе своего варвара, зарывшись тонкими пальчиками в черную жесткую гриву его волос.
— А как же Моу Па? — спросил Конан, делая вид, что пытается выскользнуть из ее объятий.
Когда киммериец уходил с Тай Юэнем в горы, Силла заявила, что остается. Моу Па, юноша из свиты кайбона, не сводил с нее жадного взгляда, и она, похоже, принимала его обожание с благосклонностью.
— Я стосковалась по тебе. А Моу Па возьмет меня любой, — ответила Силла. — Неужели же тебе впервой соблазнять чужих жен?
Конан успел подумать, что за две луны несносная девчонка опять все перерешила, но тут Силла развела колени и обхватила его своими длинными ногами, и киммерийцу стало не до раздумий.
Много позже, когда ни у нее, ни у него, ни на что уже не было сил, они просто лежали и смотрели на половинку луны, просвечивающую сквозь циновку оконной занавески.
— Ну что, вылечил ты своего князя? — тихо спросила Силла.
— Мм, — отозвался Конан. Он уже засыпал.
— А Фейра такая славная… — продолжала девушка. — Мы с ней просто подружились. И совсем не гордячка… И мальчишка их… — Она задумчиво положила ладонь на живот, словно прислушиваясь к себе. Моу Па на самом деле мало интересовал ее, хотя внимание юноши и льстило Силле. Но гораздо больше заботило ее маленькое существо, живущее в ней вот уже четвертую луну. Ради него она оставалась, ради него брала ему отца, а себе мужа. Все то время, что Конан странствовал с князем, ее буквально разрывало надвое от желания обладать ими обоими — и синеглазым варваром, и его ребенком. Но теперь, лежа головой у него на плече, она успокоилась и поняла, что так и должно быть: мужчинам — дороги и опасности, а женщинам — очаг и дети.
Конан вдруг открыл глаза.
— Так ты остаешься или передумала? — спросил он.
— Остаюсь, — ответила она, прижимаясь к нему. И поспешно добавила, чтобы не сказать другого: — Фейра так просит. Мы с ней все-таки землячки.
— Ну и оставайся, — хмыкнул Конан. — За чем же дело стало?
— Н-ну… — кокетливо сказала она, — ты же мой хозяин. Как я могу… сама? — И вдруг добавила совсем другим тоном: — Я сделаю так, как решишь ты. Я хочу, чтобы решил ты.
Силла была выиграна Конаном в кости на постоялом дворе Аграпура и потому считала себя его собственностью. Конану волей-неволей пришлось взять на себя заботу об этой своенравной девчонке, но всю жизнь таскать ее за собой он вовсе не собирался. В первый миг, узнав, что девчонка ему изменила, он почувствовал что-то вроде ревности, но шестьдесят дней, проведенные в горах со старым другом, отодвинули все это куда-то назад, и теперь он думал о возможной парочке и о том, что сам наконец свободен, скорее с облегчением.
— Ты давно уже сама себе хозяйка. Вот и стань ею по-настоящему. Пора, не маленькая. Оставайся. Не знаю, что там у тебя выйдет с этим кхитайцем, но Юлдуз с Фейрой о тебе позаботятся. А теперь спи. Завтра Юлдуз обещал устроить праздник, негоже, если у тебя будут синяки под глазами… — и Конан заснул прежде, чем договорил.
Проснулся он поздно, от грохота большого барабана, рокотавшего у подножия холма Тай Чанры. Силлы рядом уже не было — она вскочила на рассвете и умчалась готовиться к празднику. Одевшись, Конан вышел на галерею, опоясывавшую все постройки дворца, и увидел, что в городе царит веселая суматоха. По улицам в пестрых одеждах муравьями сновали жители, всюду развевались цветные флаги, а в синем ясном небе стояли сотни хвостатых змеев, бьющихся на тонких бечевах над каждым домом.
— Государь просит пожаловать к завтраку, — послышался у него за спиной тонкий голосок, и обернувшись, Конан увидел Тай Кин Во, старшего советника князя.
— А, это ты, старик! Ну, как тут шли дела у вас без святейшего кайбона?
— Вся страна благословляет твое имя, о Конан-с-Двумя-Мечами! — отозвался кхитаец. — Ты совершил чудо. Отныне мы вечно будем молить Падду и Пресветлого, что выше Него, осенить тебя своими милостями!
— Ну-ну, — ответил на это Конан и направился вслед за советником в знакомый трапезный зал.
Здесь его встретили радостный рев Сагратиуса и стальные объятия Кинды. Киммериец уж думал, что ему не уйти живым, но тут в зал вошли князь и княгиня со свитой, и друзьям волей-неволей пришлось на время угомониться.
