— О, всего лишь триста лет назад! Так что я еще достаточно молод.
— Значит, ты помнишь, как появился здесь тот, кого называют Багровым Оком?
— О, да! Как будто бы это было вчера. Мне было лет сто с небольшим, когда на наш остров неведомо откуда свалилась эта напасть. Я помню, очень отчетливо помню… Это произошло ночью. Была очень душная ночь. Не хватало воздуха ни людям, ни животным, ни птицам. Все задыхались, царапали щеки и груди ногтями, падали ниц и ели землю… Молили богов, чтобы те послали им легкую смерть, но не мучили так. У некоторых не выдерживали сердца, разрывались… К рассвету стало легче, а утро, как сперва показалось, наступило вполне обычное. Но это казалось недолго. В воздухе было что-то не то, цвет неба неуловимо изменился. Затем стали происходить странные природные явления, которых никогда прежде здесь не бывало. Затем стали пропадать люди. Как правило, это были те, кто по делу, либо гуляя, заходили за зубцы серых скал в центре острова. Спустя какое-то время пропавшие возвращались, но… лучше бы они пропадали насовсем. Возвратившиеся не были уже людьми, хотя это тоже заметили не сразу. Позднее их стали называть исчадьями. Они уводили за собой новые жертвы, и те превращались в новых исчадий, и так без конца. Прежде жители острова не знали особых забот. Земля давала по три урожая в год, никакие враги не грозили извне, так как ближайшие острова и материки очень далеко в океане. Можно было жить в довольстве и благоденствии, не затрачивая большого труда. Мужья ленились пахать, жены ленились рожать. В семье обычно было по два, редко когда по три ребенка… Теперь же женщины стали рожать каждый год — в отчаянье, в страхе. Они не знали, сколько из их детей доживут — не до старости, но хотя бы до зрелых лет, а сколько — станут бездушными и бессмертными рабами Черного Слепца. Надо сказать, если бы Черный Слепец захотел, он давно уже проглотил бы, превратил в исчадья все население острова, ибо оно не особенно велико. Но отчего-то он ограничивает себя…
— Ограничивает! Как бы не так! — зло усмехнулся киммериец. — Просто ваш жалкий остров — только место, где он залег, где пристроил свое ненасытное брюхо. Дань же он собирает, тащит в свою утробу со всего света. Не знаю, правда, как это у него получается…
— Может быть, может быть, — рассеянно покивал Шестилик. — Но как бы то ни было, те, кому довелось увидеть его и остаться в живых, — а их было немного, совсем немного, и все они недолго прожили после этого… — так вот, это они дали ему те имена, которыми его называют доныне: Черный Слепец, Багровое Око, Гибельный гость…
— Пожиратель Миров, — добавил Конан.
— Такого имени я не слышал, но очень возможно… Ты говоришь, он собирает дань со всего света?.. Тогда понятно, отчего раза два или на острове появлялись могучие чужеземные рыцари и пытались в честной битве победить Черного Слепца. О, они были непохожи на тебя, чужеземец! — Шестилик покосился на Конана, скривив угол самого тонкого и презрительного из своих ртов. — Они были настоящие рыцари! Благородные, гордые и отважные! В блестящих серебряных доспехах, со щитами, украшенными древними гербами, на сильных и холеных конях… Они приплывали на кораблях, с оруженосцами и слугами, а не возникали прямо из воздуха, как ты, в компании с сомнительным зверем… В своих странах они были прославленными героями!
— И что же случилось с этими могучими, благородными разукрашенными рыцарями? — спросил Конан с легкой усмешкой.
— О, их судьба была печальной! Все они погибли мучительной смертью — ведь Черный Слепец не убивает просто так, но обязательно долго мучает… Видимо, эти редкие смельчаки досаждали ему — хоть он и расправлялся с ними с необычайной легкостью! — потому что вскоре у него появилась надежная охрана из Серых Стрелков, и подойти к логову Черного Слепца стало невозможно.
— А сам-то ты видел его? — полюбопытствовал киммериец.
— Я?! — Шестилик даже подпрыгнул в сетке, забыв про свою томность и слабость. — Я еще не лишился рассудка! Память свою я теряю раз в несколько сотен лет, но рассудок мой, хвала Митре, всегда при мне. В отличие от некоторых чрезмерно самонадеянных чужеземцев!
— Это ты обо мне? — спросил Конан. — По-твоему, я лишен рассудка?
— Только лишенный рассудка может надеяться одолеть Черного Слепца! — с ядовитой убежденностью воскликнул шар. — После того, как лучшие рыцари потерпели поражение! После того, как он создал себе лучшую в мире охрану, не смыкающую глаз ни днем, ни ночью! Что там одолеть — даже приблизиться к его логову, даже разглядеть его, хотя бы издали, невозможно! Серые Стрелки знают свое дело. Тебе наскучила твоя молодая жизнь — пусть! Дело твое! Возможно, она так пуста и бессмысленна, что поскорее закончить ее — благое дело. Но вот зачем ты походя, от скуки или от глупости, загубил еще и мою?! Ни волны, ни ветра, ни акулы, ни злые люди — никто никогда не покушался на мою жизнь, на мою свободу. Но вот неведомо откуда появляется грубый мужлан с диким зверем, с длинным мечом…
— Прекрати ныть! — прервал его, поморщившись, киммериец. — Никто тебя не загубил и, сдается мне, загубить тебя вообще невозможно. Ты так же вечен, как лунный диск в небесах, только шуму от тебя намного больше, а толку — меньше. Лучше расскажи-ка мне поподробнее об этих Серых Стрелках. Кто они?
— Исчадья, кто же еще?
— В таком случае, поподробнее об исчадьях. Хотя с двумя из них я познакомился более чем тесно, но все-таки полной ясности на их счет у меня еще нет.
— Все исчадья раньше были людьми, — забубнил шар, вздохнув, словно от глубокой усталости. — Телом они и сейчас люди. Души же их проглотил Черный Слепец. Они связаны с ним непостижимым образом, никто не знает как. Он наделяет своих рабов таинственной и нечеловеческой силой. Любая способность, которой они обладали при жизни, вырастает до огромных размеров. Серые Стрелки — его верная и неподкупная охрана. При жизни эти юноши отличались метким глазом, били влет уток и куропаток, охотились на шустрых сурков, Теперь они не подпускают к своему хозяину ни одно существо, которое движется: ни человека, ни птицу, ни ящерицу. Лишь исчадья вместе с их жертвами могут проходить между зубцами серых скал. Серые Стрелки, как и прочие рабы Черного Слепца — ни живы и ни мертвы, поэтому их невозможно убить. Ни мечи, ни стрелы, ни яд — над ними не властно ничего.
— В этом я уже убедился, — хмуро буркнул Конан. — Укус волчьих зубов для них все равно что щекотка… Но скажи, неужели за двести или сколько там лет ни у кого на вашем острове не возникло желания расправиться с этой незваной тварью? Чужеземные рыцари приезжали, сражались, погибали… ну, а сами-то вы? Наблюдали, схоронясь за заборами?.. Радовались что в глотку Черного Слепца полетит не свой, а приезжий незнакомец в серебряных доспехах?.. Разрази меня Кром! — Конан крепко выругался. — Мужчины здесь рождались, ну хотя бы изредка?! Не летучие головы, не дрожащее бабье — нормальные, крепкие парни? Есть у вас воины, или на вашу землю окончательно плюнули боги?!..
— Есть. Вернее, были, — Шестилик помолчал, словно погружаясь в очень давние и грустные воспоминания. — Много лет назад восемь самых отважных юношей острова собрались вместе. Они решили сообща попытать счастья и избавить всех от гибельного ига Черного Слепца. Люди несли им все самое лучшее, что у них было, — самые звонкие мечи, тугие доспехи, крепкие луки. Они собирались прорыть подземный ход под серыми скалами и выйти прямо к логову, минуя Стрелков. О, это были лучшие юноши, замечательные юноши! Ныне живущие почти совсем забыли о них. Нынешние только вздрагивают, только глубже зарываются в свои норы…
— Они были побеждены? — спросил Конан.
— По-видимому, да. Они не вернулись, и никто не знает, каков был их конец. Хорошо, если погибли, но скорее всего — пополнили собой ряды Серых Стрелков… Из тебя, чужеземец, тоже выйдет отличный Серый Стрелок. Сдается мне, глаз у тебя меткий и рука тяжелая. Может быть, ты даже станешь командиром Серых Стрелков…
— Прекрати! — рявкнул киммериец. — Рука у меня тяжелая, это верно! Ты убедишься в этом на своей шкуре, если будешь продолжать в том же роде!
Шестилик обиженно смолк. Больше Конану не удалось его разговорить, как он ни пытался. На все вопросы он лишь шептал еле слышно, ссылаясь на слабость и предсмертное состояние. Конан почел за лучшее прекратить беседу и хорошо выспаться, что было кстати, учитывая бессонную ночь и сытный обед. Велев Бонго как следует присматривать за шаром и не верить его полуобоморочному виду и закатившимся глазам, он развалился у гаснущих углей.
Волк, свернувшись клубком, задремал тоже. Он устроился так, чтобы кончиком хвоста касаться
