Пигалица
Проснулась я с больной головой, оно и понятно, ревела вчера, как корова, а потом еще и кошмар приснился. Интересно получается, проклятый камень не желает оставить меня в покое. Монастырь какой-то, ночь, бледная луна на небе и чей-то мерзкий шепот в моей голове. Нет, не в моей, в голове той девушки, которая пыталась убежать. Может, прав был Пыляев и мне следовало в больнице остаться?
К черту и больницу, и Пыляева, и сны эти.
А на часах-то уже почти одиннадцать, заспались вы, Мария Петровна, пора и вниз, к людям.
– Ой, Машенька, что-то вы бледны сегодня. Уж не захворали ли, милая моя? – Розалия Алексеевна нахмурилась. Выглядела я, несмотря на приложенные усилия, не слишком хорошо.
– Бросьте, тетя Роза. Наша гостья всего-навсего не выспалась. Бывает на новом месте. – Анастасия Павловна вымученно улыбнулась. – Правда, Мария?
– Правда.
– Вот видите, сейчас позавтракаем, и все будет хорошо. Ничто так не подымает настроения, а следовательно, и самочувствия, как хороший завтрак.
При одной мысли о еде в животе заурчало.
– Тетя Роза, окажите любезность, скажите Танюше, пускай подает.
Завтракали на веранде. Необычно, но очень красиво: в камине горит огонь, чуть влажные поленья потрескивают, и звук этот наполняет душу покоем, а за окном лениво кружатся белые хлопья прощального мартовского снегопада, зеленые ели спят, на заборе, разделяющем участки, устроился огромный черный кот, похожий на забытую по недосмотру меховую шапку.
Мир.
В доме царил мир, как в старых картинах о помещичьей жизни. Завтрак лишь усугублял первое впечатление: горячие булочки с золотистой коркой, масло с характерным жемчужным отливом и тонкие ломтики сыра «со слезой», розовая ветчина и земляничное варенье в тонконогой вазочке…
– Вы, Мария, кушайте, не стесняйтесь. Мы здесь привыкли завтракать плотно, но если у вас имеются какие-нибудь особые пожелания, то… – Анастасия Павловна была вежлива, как полагается гостеприимной хозяйке, но вместе с тем сдержанна. Интересная дама, красивая, ухоженная, элегантная. В ней чувствовался внутренний стержень. Опасный противник, верный друг – хорошо бы, врагов у меня, как выяснилось, хватает, а вот с друзьями туговато.
– Спасибо, очень вкусно. – Я не соврала. Если здесь и обедают подобным образом, то за две недели моей и без того далекой от идеала фигуре будет нанесен воистину непоправимый урон.
– О фигуре думаете? – Я кивнула.
– Глупости, – всплеснула руками Розалия Алексеевна, – что за моды нынче пошли, ей-богу, не понимаю! Кожа да кости, глазу не за что зацепиться.
– Тетя Роза! – Анастасия Павловна хмурится, изображая негодование, а в глазах веселые чертенята пляшут. – Следить за собой – нормальное желание каждой женщины. Но вы, Мария, можете не волноваться насчет фигуры. У нас здесь имеется замечательное средство, чтобы сбросить лишние килограммы. Вы когда-нибудь ездили верхом?
– Да. Нет.
– Так да или нет?
Мне определенно нравилась эта дама, жаль, что приходится ее обманывать.
– Один раз, в зоопарке, на пони.
– И сколько же вам было?
– Восемь!
Мы посмотрели друг на друга и расхохотались. А тетя Роза укоризненно покачала головой, верно, старушка забав племянницы не одобряла.
– В седло я вас пока не пущу, а вот познакомиться с Валетом можно. Если вы, конечно, хотите, – поспешно добавила Анастасия Павловна.
– Очень хочу!
– Смотри, чтоб твой шайтан девочку не напугал! – проворчала тетя Роза. – Только с ним и милуешься, нет бы о сыне подумала.
За столом повисла напряженная тишина. Розалия Алексеевна, сообразив, что сболтнула лишнее, принялась намазывать булочку маслом, причем делала это с таким сосредоточенным видом, что у меня даже мысли не возникло о том, чтобы оторвать даму от сего важного занятия. А госпожа Пыляева вновь надела маску Снежной королевы. Жаль, человеком мне она нравилась гораздо больше.
Так и завтракали в полной тишине.
А Валет оказался совсем не страшным: тонконогий красавец цвета серебра, гордая стать, умные карие глаза, белая грива.
– Чудо! Настоящее чудо!
Конь вежливо наклонил голову, ни дать ни взять великосветская дама, принимающая очередной комплимент. Он знает, что хорош, и гордится этим.
– А погладить можно?
– Лучше угостите. – Анастасия Павловна протянула горбушку черного хлеба. – Нет, Машенька, не так. Положите на ладонь, так ему удобнее, да и ваши пальцы целее будут. – Валет вытянул шею и тихонько заржал – здоровался, а хлеб взял аккуратно, одними губами.
– Вы на нем ездите?
– Да. Раньше каждый день, если погода позволяла, а теперь как получится.
– И мне можно будет? – Неужели мне действительно позволят прокатиться на серебряном чуде? Хоть посидеть на нем? Даже если не позволят, все равно я буду приходить сюда и угощать его хлебом и яблоками.
– Чуть попозже. – Госпожа Пыляева улыбалась. Видно было, что ей приятны и мое удивление, и радость, и желание продолжить знакомство с Валетом. А ведь она чем-то похожа на меня, одинокая, но чересчур гордая, чтобы в этом признаться.
– Ну что, старик, побегать хочешь?
Конь фыркнул.
– Тогда вперед! – Анастасия Павловна распахнула дверь денника. – Машенька, откройте, пожалуйста, ворота.
Я подчинилась. Тяжелые и старые. Здесь, наверно, давно ничего не ремонтировали, зато чисто и пахнет свежим сеном, старым деревом, кожей и хлебом. Странная смесь, но не могу сказать, что неприятная.
Потом мы стояли и смотрели, как конь носится по двору, как брызги снега разлетаются из-под копыт и соседский кот на заборе выгибает спину, возмущенный подобным безобразием.
– Старый он уже, – посетовала Анастасия Павловна, стряхивая с воротника куртки снег. – Почти двадцать лет.
– По виду не скажешь! – Наоборот, мне казалось, что Валету не хватало места во дворе, ему бы за забор, туда, где бескрайние поля, ветер да зыбкая линия горизонта, отделяющая небо от земли.
