– Красуется перед новым человеком, он у нас тщеславный. Да и побегать охота, застоялся, бедняга. Сейчас общаться придет. – И точно, набегавшись вволю, конь подошел к нам. Тихонечко заржал и потянулся к карману.
– Угощение выпрашивает, – подсказала Анастасия Павловна. – На, держи, разбойник. Кто опять на клумбах снег стоптал? Будто не знаешь, что Федор увидит – заругает. – Валет затряс головой. Готова поспорить, все он понимал, а на клумбы так вообще специально полез, потому что с неизвестным мне Федором у них своя война, давняя и доставляющая удовольствие обеим враждующим сторонам.
Совсем как у нас с Пыляевым.
– Не замерзли?
– Немного.
– Тогда давайте в дом греться, а я пока Валета поставлю.
Мамочка
Аделаида Викторовна чувствовала себя раздавленной. Жорж рассказал ей все! Правда, которую мальчик скрывал от родной матери, оглушала, и вместе с тем Адочка впервые за тридцать семь лет усомнилась в своей способности защитить ребенка. Георгий рыдал и клялся, что во всем виновата Элла. Но боже мой, разве он не понимал, куда лезет и чем все это может закончиться?
Выходит, не понимал.
Конечно, Георгий такой неопытный, где ему устоять перед соблазном, а теперь, когда пришло время платить по счетам, оказалось, что платить нечем. Несмотря на раздражение и злость, Аделаида Викторовна не собиралась бросать мальчика наедине с его проблемами, более того, она уже примерно знала, как следует поступить, чтобы Жоржа оставили в покое. Мысль об убийстве была ей неприятна, но ради благополучия единственного ребенка Ада готова пойти и не на такое.
Главное – избавиться от камня. В конце концов, именно из-за этого куска крашеного стекла столько проблем возникло. Адочка открыла коробку и полюбовалась содержимым. Пожалуй, насчет стекла она переборщила, рубин стоил всех хлопот, жаль, что придется его отдать, но жизнь Георгия дороже всех камней, вместе взятых.
Охотник
Дни летели, а Антон ничего не понимал и ничего не успевал. Благодаря Димке информации хватало, но что толку, без доказательств она яйца выеденного не стоила. Ну, девушку с линии огня убрали, уже легче.
И с Лютиковой он, кажется, разобрался, но опять-таки одни домыслы, а потому остается ждать да надеяться на чудо. Правда, вместо чудес по расписанию сегодня разговор с господином Баюном, вот уж кто не упустит случая пожаловаться на милицейский произвол. Несмотря на все возмущение, написанное на его интеллигентной роже, Баюн явился вовремя, что весьма похвально.
– Добрый день, Георгий Алексеевич, – вежливо поздоровался Сапоцкин. Георгий Алексеевич нервно кивнул, видать, день для него не такой уж и добрый.
– Итак, Георгий Алексеевич, вы утверждаете, что вечером тринадцатого марта поссорились со своей невестой…
– Это когда Эллу убили? Я просто дату уточняю, – на всякий случай пояснил Баюн, небрежным жестом поправляя прическу. Наконец-то Антон понял, что же его так раздражало в этом типе – внешность. Аккуратная, ухоженная, словно английский газон, и сладкая, как у героя-любовника.
– Да.
– Поссорился.
– Угу. А соседи ваши утверждают, что ничего не слышали.
– А что, собственно говоря, они должны были услышать?
– Обычно, когда двое ссорятся, они разговаривают на повышенных тонах, а стены в домах тонкие…
– Мы с Эллой – не пара алкоголиков, а интеллигентные люди, и отношения выясняли интеллигентно.
– Охотно верю. Значит, криков не было? – Антон постучал ручкой по столу, ему слабо верилось, что можно ссориться тихо, тихий скандал такой же нонсенс, как осторожный тайфун.
– Не было. Я просто разозлился и уехал. На время, сами понимаете, нужно было остыть, мысли в порядок привести…
– И поехали вы к бывшей жене, так? – Заметно было, как с каждым новым вопросом интеллигентно- рафинированный Георгий Алексеевич все больше раздражался. Он то краснел, то белел, то возмущенно фыркал, но продолжал отвечать.
– Так.
– А она утверждает, будто вас не видела. Как вы это объясните?
Георгий Алексеевич развел руками. Никак он не объяснит. Похоже, поведение бывшей супруги представляло для него загадку, зато Сапоцкин Антон Сергеевич многое мог бы объяснить, но, к сожалению, еще не время. Жаль, что ему запретили трогать этого подонка. Пока запретили.
– Более того, гражданка Пигалица со всей определенностью утверждает, что в тот вечер вы к ней не приезжали.
– Врет.
– Почему?
– Да откуда я знаю! Может, отомстить хочет.
– А есть за что?
– Будто вы женщин не знаете, мозгов – ноль, а самомнения выше крыши, небось придумала себе вагон обид, а мне расплачиваться приходится! – Георгий Алексеевич изволил вспылить, но получилось как-то вяло, неестественно, во всяком случае, Антон не поверил, но на всякий случай сочувственно покачал головой и задал очередной вопрос:
– А вы знаете, недавно на вашу бывшую супругу было совершено нападение? Она вам говорила?
– Ну… Что-то упоминала, но я не придал значения. Машка – большая фантазерка, один раз – мы еще тогда женаты были – она вообразила, будто бы за ней следят, представляете? Да кому она нужна!
– Не скажите, не скажите… Дело-то серьезное. Собаку отравили, хозяйку по голове ударили – зачем?
– Может, шпана? – предположил Баюн. – Или наркоманы, которым на дозу не хватало?
– Сомневаюсь. Зачем наркоманам собаку травить? Это кто-то свой.
– Вы меня подозреваете?! – Георгий вскочил – того и гляди от праведного негодования потолок рухнет. Или что там, гром небесный и молнии полагаются? Гнева небесного Сапоцкин не боялся и истериков, подобных Георгию Алексеевичу, успокаивать умел, тут главное рявкнуть погромче, так, чтобы сомнений не осталось, кто здесь главный.
– Спокойнее! Сядьте на место, никто ни в чем вас не подозревает. Гражданка Пигалица упомянула, что вы присутствовали на месте преступления.
– Я? Она вам так сказала? – с тяжким вздохом Баюн опустился на стул, болтливость бывшей супруги явно пришлась ему не по вкусу.
– Совершенно верно. Точнее, сказала, что вы ей сообщили, будто заезжали к ней, хотели поговорить, но передумали. Так или нет?
– Да! Да, я заезжал. Но я ее не трогал, помилуйте, зачем мне нападать на собственную супругу!
– Бывшую.
– Тем более! Да и Степан меня никогда не любил, та еще тварь, злобная и дурная.
– Георгий Алексеевич, никто ни в чем вас не обвиняет, – Антон изо всех сил пытался говорить спокойно, хотя этот хлыщ в костюме раздражал неимоверно. – Но, возможно, вы могли что-то видеть? Например, человека, который ошивался возле дома, или убегал, или еще что-то. Это очень, очень важно.
– Боже мой, неужели вы думаете, что если бы я действительно что-то видел, то смолчал бы? Да ни в жизнь! Правда… Пожалуй, кое-что… Но это такая ерунда…
– Давайте мы будем решать, что ерунда, а что нет.
– Конечно, конечно. Видите ли, Степан – собака сторожевая, обученная, еду у абы кого он не возьмет… Не взял бы, только у хорошо знакомого человека. На моей памяти, он признавал лишь двоих – Машу и моего друга, Дамиана.
