Утром Влад выбирался из квартиры на цыпочках: ни с Наденькой, ни с новым знакомым встречаться он не желал. Первая станет пилить, второй – допрашивать. А у Влада дела.
Алена одна и боится.
Нуждается.
В нем целую вечность никто по-настоящему не нуждался. И это пробуждало к жизни.
Кто она? Влад знает ее?! Почему он раньше не подумал, что знает? И его сны – лишь память, которая пытается достучаться.
Но разве он что-то забывал?
Влад опомнился на стоянке. Серое поле, машины, охранник, замерший в почтительном отдалении. Ключи в руке. Ехать. Он собирался ехать к Алене, но провалился в видение.
Он вспомнил, что что-то забыл.
– С вами все в порядке? – Охранник таки решился подойти.
– Да. Спасибо.
Нет. Не в порядке. Голова болит, и перед глазами мелькают крапчатые рубашки старой колоды. Это было! Ему гадали? Кто? Женщина, любившая носить несколько юбок, надевая одну поверх другой?
Еще серьги всплыли. Кольца из золота, старые, тяжелые. И кольцо к ним. Но кольцо ей велико.
Можно было подогнать по размеру.
Нельзя. Она тайком брала. Кто она? Кто?
– Я врача вызову! Погодите!
Охранник убежал. Значит, Влад кричал? Похоже, безумие прогрессирует. И надо бы к врачу, но... Алена осталась одна. Он должен ехать.
А еще вспомнить, кто та женщина из снов.
Проснулся Димка от запаха кофе и духов. Аромат вызвал чихание, а чихание – острый приступ головной боли. А над ухом раздалось насмешливое:
– Вставай, алконавт несчастный.
Димыч, не успев удивиться, откуда взялась женщина, зарылся в подушки.
Чужие подушки. В винно-бордовых наволочках с золотистой крапинкой. И вышитыми монограммами, одна из которых клеймом отпечаталась на щеке.
– Вставай, вставай! Господи, не хватало одного придурка на мою голову, как второй появился.
Вставать тяжело. До чего он вчера докатился? Сначала до водки. Потом был коньяк. Потом еще что-то, уже в такси и в квартире...
– Простите.
Прикрыв рукой глаза, он пытался защититься от слепящее-яркого света, в котором плыл хрупкий женский силуэт.
– А ты, – сказала незнакомка, поворачиваясь, – совсем не изменился. Что, не узнал?
– Маняшка?
– Надя. Можно Наденька. Или Надежда. Которая умирает последней, – она сидела на кухне, подперев щеку рукой, но и этот, прежде характерный жест не делал ее прежней. – Только я, друг Дима, выжила. Изменилась вот.
Стала такой, как они. Ухоженная, стильная, хищная. Неуловимо похожая на женщину в котиковой шубке. И на домашних тапочках каблуки, правда, протыкают они не кленовые листья, а толстый ковер, но ковру тоже бывает больно.
Ни к чему эти мысли. У каждого своя дорога. И Палыч так говорил. Лучше кофе пить да искать предлог, чтобы можно было свалить отсюда.
– Молока дать? Правда, не знаю, есть ли молоко. Я на кухню редко заглядываю.
Ухоженные руки с лакированными когтями, кольца-перстеньки-браслеты, золоченые кандалы на покорных запястьях. Серьги в ушках. Мертвые глаза. А раньше светились.
– Да ладно тебе, – сказала она прежним голосом. – Тоже мне... герой. Думаешь, у меня были варианты? Нет, конечно, были. Пойти в училище. На парикмахера. Я ведь и пошла. И стояла с ножницами. Ты не представляешь, до чего это мерзко. Капризные бабы, которые думают, что новая прическа решит их проблемы. И что, заплатив, имеют право мне нервы драть. Химия, от которой руки к вечеру чешутся, а кожа трещит. Жирные волосы, тонкие волосы, сухие и выпадающие, пережженные. Мерзость! И я не хотела купаться в этой мерзости до конца жизни. Подвернулся шанс – использовала. И вот...
И вот она сидит на кухне, шокируя прислугу. Поит кофеем старого товарища и зачем-то исповедуется.
– Ты красивая. И раньше была.
– Ну да. Была. Красивая. Наивная. Влюбленная. Навеки вместе. Счастье до гроба... на кресле гинекологическом мое счастье закончилось. Что кривишься? Думаешь, сама виновата? Мне все так говорили. А я не виновата. Я ведь по любви... на хрен любовь. Расчет и только расчет. Любовь же... дорогое удовольствие. И не удовольствие ничуть.
Глаза на мгновение вспыхивают и тут же гаснут под покровами ресниц.
– А ты, значит, в ментовке работаешь? Извини, но должна же я была понять, кого Владинька приволок. У него в последнее время вообще крышу сорвало.
– Ты ему кто?
– Была невеста. Теперь... бывшая подруга. Прямо как тебе.
Клокочущий смех, от которого мурашки по коже.
– Зачем он тебе? Про какие убийства ты вчера нес? Про каких таких ведьм? Рассказывай, Димочка, я
