Открыть? Придется. Он знает, что она здесь, и не уйдет.
– Ну? И что за хрень ты творишь? – Он вошел в комнату, и Тяпа нырнула под кровать. Жаль, что и Топе нельзя так сделать.
– Хахаля найти вздумала?
– К-кого? – как всегда, в его присутствии язык вдруг стал слабым и неповоротливым.
– К-кого, – передразнил Миша. – Хахаля. Любовничка. Моя сестра – шлюха! Дожил.
– Я не…
– Да ты б ему прям за столом дала бы, только б попросил! Ладно б мужик нормальный был, с положением, с пониманием, с намерениями серьезными, типа Громова твоего, я б тогда ни слова не сказал.
– Витя – хороший, – Топа прикусила язык. Нельзя возражать Мише, он старше, он сильнее.
– Хороший? Что, уже перепихнулась? Или пока в обжималки играете? – Миша сделал шаг и оказался вдруг близко-близко, схватил за руки, сдавил изо всех сил. – Только попробуй мне еще раз глянуть в его сторону… будет как тогда, поняла?
В Мишиных глазах было то, что всегда появлялось, когда он говорил серьезно. Сложно дать этому название, а еще очень-очень страшно смотреть и невозможно не смотреть.
Топа кивнула.
– Короче, дура, на вот, – Миша вытащил из кармана мобильный. – Это тебе на время, смотри у меня, узнаю, что треплешься с кем, шею сверну. Это для дела. Поняла?
Да, поняла. Она все поняла и все решила, теперь у нее будут силы выполнить решение. Так будет лучше для всех.
Яков
Это место меня удивило покоем и какой-то отрешенностью от прочего мира. Была здесь особая уютная красота и свое собственное течение времени. Желтые двухэтажки под скатными крышами с красной черепицей, из которых, окруженные тарелками спутниковой связи, торчали печные трубы. Ухоженный двор со старыми тополями, низкими яблоньками и пушистыми елками, красным квадратом песочницы, упрятанной под самодельным срубом, и качелями на веревке. Даже трава здесь была по-летнему зеленой, и прозрачные, налитые соком антоновки скорее указывали на август, нежели на сентябрь.
В нужной мне квартире дверь открыли сразу, и полнотелая брюнетка с печально-равнодушным взглядом и рыжим котом на руках поинтересовалась:
– Вы к кому?
– К Нелли. Нелли Сухомлинская.
– А она здесь не живет, – брюнетка почесала кота за ухом. – Она умерла. Давно уже.
– А вы случайно не были с ней знакомы?
– Случайно – нет. Вы бабу Зою спросите, она точно знает. Она напротив живет. Только она с Бандитом пошла, подождать придется.
Кот дернул хвостом и открыл глаза. Взгляд у него оказался точь-в-точь таким же, как у хозяйки, – печальным и равнодушным.
Ждать и вправду пришлось довольно долго, но в конце концов внизу вежливо скрипнула дверь, раздался звук шагов, цоканье когтей о бетон, хриплое и тяжелое дыхание.
Бандит оказался бульдогом, широким и явно утомленным прогулкой, баба Зоя – спортивного вида бабкой в красной курточке, синих штанах и желтом платке, завязанном на затылке бантом.
– Вы ко мне? – поинтересовалась она.
– А вы баба Зоя?
– Я.
– Тогда к вам. Я по поводу Нелли Сухомлинской, мне сказали, что вы были с ней знакомы, если можно, хотелось бы поговорить.
– Нелличка? – бабка стянула платочек и утерла лицо. – Бедная, бедная девочка. Вот уж у кого судьба-то не сложилась, правильно говорят, не родись красивой… а уж она-то, красавица, умница, и вежливая такая, и добрая – глядишь, и душа радуется. У нас все ее любили. А уж как случилось с ней, то поначалу никто и не верил. Родителей жалели сильно, она ж одна дочь, единственная.
Баба Зоя открыла дверь и впихнула собаку, сама же входить не спешила. Разглядывала меня, видно, пыталась определить, стою ли доверия.
– А вы хорошо семью знали?
– А то, мы ж тут сколько живем-то? С детства, считай. Сюда еще наши родители приехали, мы с Аннушкой в одной песочнице играли, и замуж в один год пошли, и в роддом… А чего это вы вдруг интересуетесь?
Пришлось объяснять. Настороженность, появившаяся было в синих глазках старушки, исчезла, и та, счастливо улыбнувшись, предложила:
– Чаю не хотите? Заодно и поговорим, а то что ж так, на пороге-то? Проходите, проходите. Бандит, фу! Вы не бойтесь, он у нас смирный, послушный.
Бандит, растянувшийся поперек порога, лениво зевнул и облизнулся.
– Лежать, Бандит, – повторила старушка и пальцем погрозила. – А вы вон туда ступайте, тапочки возьмите только.
Внимательный взгляд Бандита я чувствовал спиной, и, признаться, ощущение было не из приятных.
– Он у нас только с виду чудище, а так – милейшее, интеллигентнейшее существо… Меня Зоей зовут, Зоя Геннадьевна. Так, значит, вы по тому делу расследуете. Тогда все расследовали и расследовали…
Длинный коридор вывел в кухоньку, крохотную и узкую, похожую на продолжение коридора, но ограниченную от него дверью. Здесь было чисто и уютно. В углу белой глыбой возвышался холодильник, сияла металлическим глянцем плита, над которой нависал плоский полукруг вытяжки. Низкий диванчик, крохотный, кукольных размеров столик и детские рисунки на стенах.
– Это Машенька и Мишенька, – с гордостью пояснила Зоя Геннадьевна. – Левочкины детки. Левочка – это мой старший, а младший пока не женился еще, тянет все и тянет, ну да я не тороплю, взрослый уже, сам разберется.
Сопя, похрюкивая и цокая когтями по плитке, на кухню вошел Бандит.
– Не бойтесь, не укусит.
– Я и не боюсь. Значит, вы с матерью Нелли были знакомы?
– И с матерью, и с отцом, и с Нелли. Говорю ж, в один год рожали, разница-то с Левушкой в месяц, он старше. – Зоя Геннадьевна поставила чайник на плиту, достала из шкафчика салфеточки, на которые поставила разноцветные керамические блюдца, на них – кружки, разрисованные божьми коровками. Следом появилась плоская сахарница, плетенка с печеньем, масленка…
– У меня-то легко все прошло, а вот Аннушка тяжело рожала, долго, что-то там у нее случилось, операцию делать пришлось.
– То есть других детей у нее не было?
– Не было, – охотно согласилась Зоя Геннадьевна, наполняя вазочку вареньем. – Как будут-то, когда у нее все, чего было женского, повырезали? Она ж месяца два в больнице лежала, да и потом оттуда, почитай, не выходила. То сама, то Нелличка… Левушка здоровенький, мы за первый год раз только врача вызывали, когда зубки резаться начали, а у Неллички и простуды, и детские все болезни, и с осложнениями. Но вам, наверное, неинтересно?
– Нет, что вы…
– Неинтересно, вы просто вежливый. Вот и хорошо, вы вежливый, я – старая и болтливая, – Зоя Геннадьевна подмигнула. – Мы просто созданы друг для друга. Вам чай крепкий или не очень?
– Не очень. А что потом случилось? За что Нелли посадили?
– За глупость. – Хозяйка вдруг помрачнела и нахмурилась. – За доверчивость и влюбленность! Понимаете, я не очень объективна, да и не хочу быть объективной, потому как любила и Аннушку, и Нелличку, и не знаю, за что господь им такое послал, но если вас теперь интересует прошлое, то неспроста. Может статься, есть справедливость…
Она вздохнула.
– Извините. А та история… Так просто и не расскажешь, тут про Нелличку надо… знаете, она чудесной
