Усмехнулся: ирония судьбы! Не так давно собирался прикинуться душевнобольным, а теперь — скрываю это!
Из вещей, которые я не собирался уносить с собой, оставались «Феномен» и фолиант «академика». «Феномен» я положил в тумбочку — будут убирать, найдут. А вот что делать с фолиантом?
Поколебавшись, я оставил на столе книжку Чрагэна и мой перевод к ней. Нужно было, конечно, отдать ему в руки, но тогда бы «академик» заподозрил неладное. Ничего, перевод он получит…
Нет, все-таки поступать подобным образом нельзя.
Я убрал книгу и листы с текстом со стола в тумбочку, написал записку… и только потом понял, что не знаю, в какой из комнат «Башни» живет господин Чрагэн. Ну что же, так даже лучше.
К записке прибавилась еще одна.
Когда я закончил с эпистолярным наследием, за окном снова разбушевался ветер; пошел мелкий дождь Великолепно! В такую ночь лучше спится.
Оставив сумку с вещами, я выскользнул в коридор и бросил письмо в «почтовый ящик». Потом вернулся к себе, в последний раз обвел взглядом жилище, давшее мне приют на две недели, и вышел, выключив свет и плотно заперев дверь.
Пришла пора сбрасывать маски и играть в открытую. Вот только у меня имелось несколько запасных козырей в рукаве, о чем, как я надеялся, не ведали ни мои коллеги внимающие, ни прислуга гостиницы, ни сам господин Мугид. Кстати, именно он и сдал мне, сам того не зная, одну из козырных карт. Вот эту… Первый этаж «Башни». Гобелен, закрепленный лишь сверху. Каменная плотно пригнанная дверь. Шпилька Карны у меня в кармане.
Помнится, господин Мугид управился с этим замком проворно, без лишних проволочек. Значит, и у меня должно получиться.
Ну-ка, ну-ка…
Согласно законам жанра, шпилька вначале и слышать не хотела о том, чтобы двигаться. Потом, разумеется, поддалась, щелкнул старинный (или не очень?) замок, и полкозыря, сданных мне Мугидом, я разыграл.
На сей раз дверь я закрыл как следует. И даже шпилькой провернул в скважине. Обратно возвращаться не собираюсь.
Включенный фонарик спугнул уже знакомую мне мышь. Она порснула ко второй двери, а я побрел следом, приглядываясь и прицениваясь к своему очередному противнику.
Двустворчатая, старинной работы. Здесь небось такие механизмы, с которыми шпилькой не справиться.
И все-таки что-то убеждало меня в возможности выигрыша этой партии.
В прошлый раз я толкал дверь плечом. Сейчас только рассмеялся: вот она, невнимательность.
Взялся за массивную, холодную ручку, тускло блеснувшую в свете фонарика, — потянул.
Древние Боги Ашэдгуна!
Я ожидал чего угодно: от полной безрезультатности моих потуг до страшнючего скрежета, — чего угодно, только не масляной тишины, с которой открылась эта створка. Только не тишины.
Потому что такая тишина была пострашнее скрежета и даже неудачи.
Не знаю, как другие, а я боюсь темноты и неизвестности, уж так устроен. Темнота здесь имелась — с излишком, если так можно выразиться. Неизвестность… Ну, та неизвестность, которая была до сих пор, несла в себе нотку предсказуемости, с трудом открою двери, пойду по коридору, выйду где-то у Ханха, измазавшись в земле и изрядно напугав подземных червей — всего и делов-то! Эта же неизвестность была иной, раз дверь открылась бесшумно, значит, этой дорогой кто-то ходит, и ходит довольно часто. Кто? Зачем? И не встречу ли я его там, в темноте?..
Ведь такие коридоры — несомненно, коридоры тайные — делают не для того, чтобы их рассекречивали. Кого «их»? А кого желаете — и коридоры, и создателей!
Н-да, подбросил мне господин повествователь козыры… А тем временем правила-то поменялись!
Однако же кто не рискует, тот не побеждает — аксиома, господа. И мне она была известна слишком хорошо, чтобы отступаться. «Играй как знаешь — и будь что будет!»
Я последовал за мышью.
Ход бежал передо мной, иногда заворачиваясь, словно преданный пес, которому порой нужно посмотреть в глаза хозяину, идет ли? не отстал ли? Фонарик у меня был маломощный, и, хотя я подзарядил аккумулятор, все равно на долго его б не хватило. Поэтому я старался экономить: уменьшил длину луча и яркость. Ну в самом деле, не тигры же здесь прячутся, под стенками!
Тигров не было. Изредка шебуршали мыши, пружинисто убегали от света, словно играли в понятную лишь им одним игру. Раздраженно шевелились пауки и мокрицы, уползая подальше от теплого сухого кружка, бегающего по полу и прыгающего на стены.
Хорошо строили. Добротно. Умели раньше.
Мысли были самые обыкновенные. Постепенно спадало напряжение, и лишь тяжелее становилась сумка. Спустя пару часов я остановился и перекусил. На некоторое время нести ее стало легче.
А вот идти — труднее. И раньше пол там был не подарок: вспучивался, как будто из-под него силились прорасти гигантские баобабы — сразу большие, а не тонкие ростки, кое-где приходилось перебираться через завалы. Так что моя похвальба неизвестным строителям коридора оказалась несколько преждевременной. И как только здесь ходят… те, кто здесь ходит?
Подобный вопрос грозил остаться без ответа, но, честное слово, я бы не обиделся. Однако же…
Однако же хотелось спать. И с каждым движением все сильнее.
В конце концов, я прошел достаточно большое расстояние. Кинуться — кинутся, но не найдут. Да и двери закрыты…
Но одно дело — решить вздремнуть, а другое — решиться на такое посреди заброшенного (хотя бы внешне) коридора, обжитого несчетным количеством разнообразных тварей. Еще, наверное, около получаса я брел дальше, пока не признал, что «уголка посуше» здесь нет — не существует. И тогда опустился на пол, прислонился к громаднющему валуну, невесть откуда взявшемуся посреди тоннеля, подтянул к животу драгоценную сумку с материалами и уснул — нормальным здоровым сном. Без кошмаров.
ДЕНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ(скорее всего…)
Когда по тебе ползают, можно и не проснуться. Все зависит от усталости — так сказать, в каждом отдельно взятом случае результат получится сугубо индивидуальным. А вот если тебя кусают…
Я проснулся…. Ну, на самом-то деле я вскинулся, заорал, как мартышка, и замахал руками, причем на мою ногу обручилась чья-то увесистая туша. Я снова заорал и отскочил.
Кстати, вокруг было абсолютно темно.
Н-да, «неповторимые воспоминания, которые вы получите в нашей гостинице, останутся с вами на всю жизнь»! Охотно верю.
Я постоял во тьме, тяжело дыша и постепенно приходя в себя. Потом полез в карман и достал из него фонарик. Включил.
Раздавленная мышь подрагивала лапками — как во сне. Рядом лежала «туша» — моя сумка «У страха бельма вместо глаз, но заго — богатое воображение», — давно почивший Исуур знал об этом еще семь веков назад, даже раньше. Я подобрал сумку (кажется, не погрызли) и сел, чтобы перекусить остатками фруктов, нагло стянутых мною вчера со стола.
Наши небось завтракают, проскользнула шальная мысль
Нет, ну прямо как в анекдоте: «А в тюрьме сейчас лапшу дают, с сухарями…»
В общем, съел я что осталось. И уже собирался дальше идти.
Кто не знаком с этим ощущением, тот не поймет. Но я был знаком. Вот уже, считай, две недели, изо дня в день.
Да как же это так?! Они же меня искать должны! А они внимают как ни в чем не бывало!..
