необходимыми благовониями, дощечки с именами погибших, люди, застывшие в молчании вокруг.
— Начнем, — негромко произнес Укрин. — Начнем Прощание, Братья!
Ему передали зажженный факел, и он прислонил огненный язык к костру. Пламя настороженно скользнуло на переплетение древесных обломков, вспыхнуло и заплясало в экстазе насыщения. Укрин поочередно брал со столика дощечки и бросал в костер, они вспыхивали и испускали к небесам облачко душистого дыма.
Тогда он заговорил речитативом, поднимая голос к тем же вершинам, куда сейчас устремлялись языки пламени:
Вспыхнул и погас последний язычок пламени В ущелье постепенно вползала тьма, и в это время чей-то голос изумленно произнес:
— Смотрите! Внизу что-то движется! Похоже на карету!
Укрин подошел к бойнице, выглянул, но так и не смог ничего разглядеть — глаза еще не привыкли к сумеркам. Поэтому он долго, непозволительно долго сомневался: обстреливать ли карету (или что это там такое?).
Впрочем, как выяснилось позже, его сомнения не имели никакого значения.
/радуга дивной красоты встает над рекой — смещение/
— В чем дело? — недовольно спросил Талигхилл, всплывая из пучин чудесного сна.
— Вам необходимо увидеть это, господин, — сказал Джергил. — На колокольне…
Рывком поднявшись с постели, правитель поспешил наверх.
— Что?.. — спросил он у господина Лумвэя. Тот стоял перегнувшись и напряженно всматривался во что-то внизу. На вопрос Пресветлого Хранитель лишь указал на дно ушелья и жестом предложил посмотреть.
Некий темный предмет (уж не та ли точка, что привлекла мое внимание утром?) продвигался к лагерю хуминов.
— Почему до сих пор это не обстреляли? — спросил Талигхилл.
Господин Лумвэй горько усмехнулся:
— Обстреливали уже. Только без толку.
— Что значит «без толку»? — удивился Пресветлый.
— Стрелы отскакивают от коней, — объяснил Хранитель — Как от камня.
Затаив дыхание, они следили за продвижением экипажа. Вот он оказался у лагеря, и стражники придержали животных под уздцы. Распахнулась дверь, и из кареты выбрался человечек, с такого расстояния еле различимый.
В это время на колокольню поднялся Тиелиг. Жрец Ув-Дайгрэйса был бледнее обычного, но в глазах его горел огонь, которого раньше Пресветлый не замечал. Тиелиг подбежал к пустой бойнице и выглянул наружу:
— ТЫ?!
Фигурка внизу медленно, словно не веря тому, что происходит, повернулась и вздернула кверху голову
— ТЫ?! — повторил Тиелиг громовым голосом, который, уж непонятно по какой причине, был отчетливо слышен не только здесь, на башне, но и во всем ущелье. Слова гулко дрожали, как будто их произнес один из колоколов за спиной жреца.
— ТЫ, РАФААЛ-МОН?! ТЫ ПОСМЕЛ ЯВИТЬСЯ СЮДА, ПРЕЗРЕННЫЙ СЫН ПРОКЛЯТЫХ РОДИТЕЛЕЙ? Фигурка внизу рассмеялась:
— Я ВЕДЬ СОВЕТОВАЛ ТЕБЕ НЕ ПУТАТЬСЯ У МЕНЯ ПОД НОГАМИ, УВ-ДАЙГРЭЙС! ЭТО ТЕБЯ НЕ КАСАЕТСЯ, ДЯДЮШКА! ВПРОЧЕМ, ЕСЛИ ТАК УГОДНО — ЧТО Ж, С КОГО-ТО ВЕДЬ НУЖНО НАЧИНАТЬ, НЕ ПРАВДА ЛИ?
— ТЫ НИЧЕГО НЕ МОЖЕШЬ, РАФААЛ-МОН! — прогремел жрец… прогремел Ув-Дайгрэйс. — ТЫ БЕССИЛЕН!
— ТАК ЛИ ЭТО, ДЯДЮШКА?! ДАВАЙ ПРОВЕРИМ! НО ПРЕЖДЕ, ЧЕМ НАЧАТЬ, Я ХОТЕЛ БЫ ПРИЗВАТЬ ОДНОГО МОЕГО ДРЕВНЕГО ПРИЯТЕЛЯ. ТЫ НЕ ПРОТИВ? ВПРОЧЕМ, ВСЕ РАВНО.
И Рафаал-Мон, сын Бога Боли и Богини Отчаяния, повернувшись на восток, вскинул руки к небесам.
ДЕНЬ ШЕСТНАДЦАТЫЙ
— Итак, — тихо произнес господин Чрагэн, — итак…
Похоже, у него не было слов. У остальных, кстати, тоже. В это время в дверь комнатки постучали. Явился слуга, который что-то отчаянно зашептал на ухо Мугиду. Старик кивнул:
— Да, сейчас буду.
— Господа, — обратился он к нам, — прошу извинить, но дела требуют моего личного присутствия. Объяснения переносятся на завтра. Это даст вам возможность хорошенько поразмышлять над сегодняшним повествованием.
Мы не успели ничего сказать, а он уже вышел, оставив дверь приоткрытой.
— Ну, чего-то подобного я и ожидал, — заметил Данкэн. — Старику нужно прийти в себя и приготовиться к защите.
— Похоже на то, — мрачно согласился господин Шальган.
Я тем временем тихонько отозвал Карну, и мы оставили внимающих теряться в догадках и строить предположения. Нам же было необходимо обсудить нечто, их совсем не касающееся. И не только обсудить…
К моему удивлению, мы миновали дверь Карны, и я спросил — почему.
— Мыши, — объяснила она. — Как раз накануне твоей… пропажи я попросила, чтобы меня переселили в другую комнату.
Я кивнул. Теперь понятно, почему записку не нашли.
Больше в тот день я не занимался делами, связанными с гостиницей. Не было времени.
ДЕНЬ СЕМНАДЦАТЫЙ
После завтрака все мы остались в Большом зале Слуги убрачи со стола, и теперь наступило время, когда должны были прозвучать объяснения.
Мугид даже в такой, казалось бы, необычный день не переменил своего одеяния: он по-прежнему
