Пробегая по лестнице, он столкнулся с угрюмым наемником, одним из тех «счастливчиков» — каторжников, которые теперь, согласно приказу Пресветлого, могли шастать по всей башне Ну, не «шастать», конечно, и не по всей, но простым людям было от этого не по себе Все-таки опасные личности, бывшие смертники.
Мабор в последний момент ухитрился ухватить пробегавшего посыльного за рукав и спросил
— Что там происходит?
Парень вкратце объяснил и умчался, подгоняемый то ли спешностью поручения, то ли страхом перед этим косоплечим здоровяком.
Ерунда, решил Бешеный. С жиру дуреют. Самое главное еще впереди.
Он покачал головой, словно не доверяя действительности, в которой его, Мабора, сделали помощником десятника Шеленгмаха. Он к таким поворотам судьбы не привык. И привыкать, между прочим, не собирался. Просто у Мабора хватало трезвого рассудка, чтобы понять и покориться происходящему. Есть парни, которые предпочитают переть напролом, как несется на противника, нагнув лобастую голову, буйвол в схватке за самку, — Бешеный не из таких. Он — тигр, и, словно тигр, при необходимости готов отступить в высокую траву, затаиться и ждать — ждать своего момента, того единственного мига, когда враг подставит себя под удар когтей и клыков; и уж тогда Мабор не станет ждать. Он с лихвой заплатит и Остроязыкой, и старшенькому братцу, и Согу — всем, кому задолжал. Он заплатит, он…
Кто-то толкнул Бешеного, пробегая, и «счастливчик» развернулся всем корпусом, чтобы как следует проучить наглеца. Он — вольный человек, и пора бы окружающим научиться обращаться с ним соответствующим образом.
— Прости. — Худой паренек, толкнувший Мабора, смущенно улыбнулся. — Я не хотел
— Н-да? — скептически вопросил Бешеный. — А почему это «прости»? Или тебя не учили вежливости, пацан? Кажется, в таком случае следует говорить «простите».
Паренек пожал плечами:
— Но ты же Вольный Клинок, разве нет9 А у нас принято говорить друг другу «ты» Мабор усмехнулся:
— У кого это «у нас»?
— У Вольных Клинков, — объяснил его собеседник как нечто само собой разумеющееся, — у кого же еще?
— И ты, значит, Вольный Клинок?
Парнишка надулся от гордости, хотя старался этого не показывать:
— Да, я Вольный Клинок. И был внесен в списки наравне со всеми.
— И драться, значит, тоже будешь «наравне»?
— Буду, — кивнул тот. — Обязательно.
— И людей убивать, лить им на головы кипящее масло, швырять в них камнями, да? Дробить кости, ударами стрел фаршировать черепа глазными яблоками, а? Обязательно?
Паренек растерянно вздрогнул.
— Да, пацан, похоже, такого в твоих дворовых играх не было?.. И даже в самых смелых мечтаниях. В это вы не играли.
— Оставь парня в покое! — прогремел до демонов знакомый голос с верхней лестничной площадки. — Слышишь, Мабор?
Бешеный изогнулся и посмотрел вверх, хотя, в общем-то, и так знал, кого там увидит.
— Слышу, братец, слышу, старшенький, — как не слышать? Только я ведь его не трогаю, парня. Это он меня толкает, болезного. Дерзкая нынче пошла молодежь, не находишь?
— Это правда, Кэн. Я его ненароком задел, я сам виноват, — подал голос парнишка.
— Ладно, Кэйос, иди куда шел. Нам нужно поговорить с этим человеком. Ступай.
Парень кивнул и, смущенный, побежал вниз по лестнице. Бешеный скользнул по нему взглядом и снова посмотрел на Кэна:
— Поговорить? О чем, скажи на милость?
Клинок уже спускался к нему, медленно, не торопясь, и Мабор поневоле сравнил его с диким медведем — не черным, древесным, а бурым, большим и свирепым, вставшим при виде чужака на задние лапы и угрожающе надвигающимся, чтобы показать, кто в этом лесу хозяин. И еще почему-то вспомнилось, что за всю их жизнь старший брат только однажды применил к младшему «силовые методы воспитания» — когда тот, сорвавшись, нагрубил матери. Задница болела несколько дней; к тому же пришлось извиняться, а это задело гордость Мабора (пускай даже в душе он и понимал, что был не прав).
— Да о всяком поговорить, — сказал Кэн. — О дерзкой молодежи в том числе.
Да пошел ты!!!..
— Понимаю, понимаю. Понимаю насчет молодежи. — Бешеный ухмыльнулся одной из своих коронных ернических ухмылочек. — Защищаешь, опекаешь, заботишься. А что, порошок, которым так обильно сдабривают нашу жратву повара, действует только на тех, у кого имеется тяга к противоположному полу? Или же ты тайком выливаешь суп, а? А может, большим начальникам — ты ведь у нас большой начальник, так? — порошок не положен, а молоденьких мальчиков — сколько угодно?
Внезапно Кэн оказался рядом; он ухватил Бешеного за отвороты новой форменной рубахи и притянул к себе. При этом лицо Клинка оставалось бесстрастным, словно у вырубленной из дерева статуи на мосту через Ханх.
Он встряхнул Мабора, как встряхивает хозяйка старое одеяло, чтобы выбить пыль, потом развернул и швырнул вниз по лестнице.
«Счастливчик» рухнул на каменные ступени и почувствовал во рту знакомый еще по Могилам соленый привкус.
— Я бы пришиб тебя, но не для того вытаскивал с рудников, — сказал Кэн откуда-то сверху. — Поэтому живи, но знай: твоя жизнь давно уже ничем не отличается от жизни постельного клопа. И в этом — твоя вина, брат. Я дал тебе еще один шанс, а ты его снова похерил. Как знаешь. Это — твоя жизнь.
Бешеный заставил себя подняться и посмотреть в спину уходящему:
— Какие мы благородные и милосердные, братец! Ну что же, там, у Ув-Дайгрэйса, тебе, может, зачтется, что ты когда-то сберег жизнь одному постельному клопу. Хотя, я думаю, вряд ли. Сом…
Он закашлялся. Все-таки что-то там такое во мне попортилось от этих лестничных полетов.
Кэн, разумеется, не ответил.
Мабор вытер тыльной стороной ладони кровь с разбитых губ и стряхнул капли на каменные ступеньки Лучше бы уж добил, благодетель хренов. Все равно подыхать в этих башнях.
Бродить по Северо-Западной что-то расхотелось, и Бешеный направился в казармы «счастливчиков».
Как выяснилось, там его ждал Шеленгмах.
Трехпалый рассказал, что хумины «увеличили свою активность и, скорее всего, готовятся к серьезным осадным действиям». В общем же все это сводилось к следующему: отныне, чтобы хотя бы частично восстановить потерянную на рудниках форму, «счастливчики» должны заниматься в тренировочных комнатах — по несколько часов в день. Разумеется, если они не будут заняты более важными делами.
Ответственным за посещение этих самых тренировочных комнат Шеленгмах назначил, естественно, Мабора. Бешеный язвительно (но так, чтобы звучало не слишком явно) поблагодарил Трехпалого за оказанное доверие и тут же приказал всем выметаться из казарм и идти на тренировки.
Встать с кем-нибудь лицом к лицу и помахать мечами, пускай даже — деревянными, было как раз тем, чего Мабору сейчас больше всего не хватало.
/смещение — клинок разрезает в воздухе солнечный луч/
Енг Цулан был растерян, и Брэд его понимал. Когда те, кому удалось уцелеть после бойни в ущелье, вернулись в лагерь, Охтанг лично допросил офицера, и тот говорил, что вроде бы все, кто выжил, здесь. Остальные погибли.
А теперь посреди ночи вся эта катавасия.
Демоны! Демоны, демоны, демоны!.. Если бы я знал, если бы я только знал!..
Данн отпустил Цулана, понимая, что тот, в сущности, ни в чем не виноват. Он спасал и спас тех, кого
