– Что же?
Вики вдруг мрачно посмотрела на него и совершенно трезво произнесла:
– А тебе зачем?
– Интересно. Еще немного, радость моя, и я начну тебя разгадывать, как ребус. Ни с кем из женщин я не доходил до этого этапа отношений. Ты можешь меня серьезно увлечь.
– Ах, я – ребус?!
– Да, ребус. – Он снова улыбался ей. Но теперь, вроде бы, по-доброму. А впрочем, она уже не улавливала разницы.
– Ну смотри! Если ты надо мной опять смеешься!
Ник кашлянул.
– Да что ты! Как можно!
– На самом деле, Ник, я жутко хочу, чтобы надо мной не смеялись.
– А я над тобой…
– Перестань! Откуда тебе знать! Я же папина дочка, я же ничего в жизни не умею, я же ни на что не годна… Так они все думают. А я, Ник, очень хочу, чтобы мне доверяли. Чтобы мне доверяли писать настоящие статьи. Я хочу, чтобы во мне видели человека, а не куклу с белыми волосами, хотя, поверь мне, в такой – даже в самой пустоголовой – кукле тоже есть нечто человеческое. Она думает и чувствует. Просто это у вас стереотип. Вы думаете, что такие, как я, не способны мыслить, мечтать, обижаться…
– Вики, но я так не думаю.
– Думаешь, думаешь! Все вы так думаете! И я вам докажу! И я… дай-ка еще шампанского! Дай, дай! Так вот, я вам покажу!
– Вики.
– И еще! – Она снова назидательно вознесла указательный палец над головой. – И еще. Вот ты сейчас хочешь со мной переспать, так?
– Ну, Вики! – Ник откровенно опешил.
– Да, хочешь! Сидишь и думаешь: что лучше в нее влить, чтобы она быстрее согласилась, – еще шампанского или чаю?
– Зачем ты так? – сказал он тихо.
И ей вдруг стало стыдно.
– Извини.
– Ничего. Неужели у меня и вправду написано на лице, что я хочу только этого?
– Да, Ник. Только этого. Но, наверно, я этого заслуживаю.
– Почему?
– Такие, как я, если, опять же, говорить про стереотип, не могут вызывать других чувств.
Он вздохнул и покачал головой:
– Ну… Еще полчаса назад я бы с тобой согласился.
– Я растревожила твою душу душераздирающей исповедью?
– Нет, просто я тоже в какой-то мере – жертва стереотипа. И мне это надоело.
– Да-а-а? Ух, ты! Я, оказывается, не одинока!
– Впрочем, это не важно.
– Вот так. И ничего не важно, Ник. Ты даже не хочешь рассказать о себе… Правильно! Потому что – зачем? Мы встретились и мы разойдемся. Ну переспим, конечно, для порядка, зачем уж лишать себя удовольствия. А потом…
– Ты меня удивляешь.
– Это хорошо, что удивляю. Удивление – это почти интерес.
Они долго молчали.
– Вики, а ты когда-нибудь по-настоящему кого-нибудь любила?
– Нет, Ник. Видишь ли, такие, как я…
Он взорвался:
– Перестань! Мне надоело слушать одно и то же! Таких, как ты, больше нет! Ты одна такая! И если какой-то идиот тебе внушил, что ты – кукла, то я могу тебя в этом разубедить!
– Да-а? А зачем тебе это надо?
– Из альтруизма.
– Ну-ну. Никого я не любила, Ник. Может, в этом моя проблема.
– Может быть.
– Ну так вот. Я тебе, в принципе, все рассказала. Я решила начать новую жизнь, когда утонула на катере. Да, видать, не судьба мне.
– Почему? – Странно, но он вдруг стал серьезен.
Вики уловила эту перемену, но не могла объяснить, чем заслужила новое отношение к себе.
– А тебе почему интересно-то, я все никак не могу понять!
– Ну… просто мы не очень чужие люди.
– Да уж. Скажешь тоже.
– Вики… – Он взял ее за руку через стол. Что это с ним? – Но мне правда хочется послушать все до конца.
– Ну хорошо. Я расскажу. Мне уже все равно!
– Что «все равно»?
– Я напилась и могу трепаться с кем угодно! Ну так вот. Понимаешь, Ник, у каждого человека в жизни однажды наступает «звездный час» или «час икс», как хочешь. И вот тогда случаются странные вещи, разгадать которые можно только многое время спустя. Но они сильно меняют его судьбу, понимаешь? – Она сделала большой глоток шампанского. – Вот у меня после крушения все перевернулось в голове. Или нет. Или даже не после крушения. Наверное, еще до. Просто… просто так ничего не бывает. И если бы я не поняла еще в Нью-Йорке, что так жить больше нельзя, то не было бы никакого катера, и тебя бы тоже не было!.. Вот как. Дай-ка!.. Дай еще шампанского, чего смотришь?
– Думаю.
– Над чем?
– Над ребусом.
– Что, уже пошло? Наши отношения вс… вступили в фазу ребуса?
Он немного помолчал и, кивнув чему-то своему, ответил:
– Не стоит об этом! Извини, Вики.
– Ты издеваешься! А! Наверное, ты думал, что я не способна выдать такое… Но я уже сказала, что я двуличная. То есть… Тьфу! Не помню я это слово!
– И что это значит?
– А это значит, что точно так же я сейчас могу удивить тебя какой-нибудь глупостью. И ты разочаруешься.
– Нет, – он пожал плечами, – мне кажется, что ты хороша такая, какая есть. Даже блондинка в цветочек. Главное – что внутри.
– А что внутри?
– А внутри то, о чем ты мне сейчас рассказала. Разве не так?
– Ну да. – Вики вспомнила свой дневник. Когда-то она сама так рассуждала.
– Если ты так хочешь, чтобы над тобой не смеялись, то вот что я тебе скажу. Какая разница, что думают про тебя остальные? Главное, что думают друзья, близкие. Я вот, например…
– А ты себя к какой категории причисляешь?
– Пока не знаю… – Он смутился. – Просто… мне ты нравишься всякой. Как ты говоришь, «двуличной». Может, как раз потому и нравишься.
– Пой, птичка моя, пой… – Вики положила подбородок на обе руки и пьяно улыбалась ему.
В глазах Ника вспыхнуло что-то новое и, как ей показалось, опасное.
– Вот что, милая, – он нежно приподнял ее из-за стола за локоть, – пойдем-ка проветримся на открытой палубе.
– Да это не поможет, – пролепетала она одними губами, потому что уже очень сильно хотела
