рядах воинов раздались возгласы. Рыб было так много, что закорианцам даже пришлось замедлиться, чтобы пропустить их.
Когда изгибающиеся змееобразные силуэты исчезли и всплески успокоились, из-за солнца неожиданно вышла тень.
Пропели вахтенные рожки, и закорианские галеры ринулись на боевые позиции, даже не успев распознать эмблемы Дорфара.
Гремела медь, в утреннее небо поднимались свежие клубы дыма. Метательные орудия подтягивались и закреплялись в нужной позиции скрипящими цепями.
— Они не начинают, мой повелитель.
— Увиливают? Тогда мы сами пойдем к ним, — заявил Йил. — Дорфар и сын Ральнара будут сокрушены нашим кулаком.
Флот Повелителя Гроз стоял, не нарушая своих порядков — линия кораблей сомкнута, весла подняты. Они не трогались с места.
— Повелитель, — произнес капитан из Марсака.
Ральданаш возвышался над ним, стоя у поручней. Каким-то образом группа эманакир оказалась между ним и его офицерами.
И сразу же сам воздух вокруг начал меняться. Казалось, его воспламенило солнце, выскользнувшее из- за тучи, хотя небо с самого утра было совершенно чистым.
Капитан не стал повторять свой оклик. Он облизал губы и потер виски, пытаясь понять, только ли он испытывает необычные ощущения. Но все вокруг, поначалу украдкой, повторяли его действия. Больше всего это напоминало опьянение на пустой желудок. Все вокруг внезапно наполнилось прозрачностью, которая одновременно затуманивала. Сворачивание... Выход наружу...
Море подернулось рябью. Длинные волны, как перед штормом, побежали и разбились о борта кораблей. Но ветра при этом не было. Небо оставалось девственно-чистым.
Затем море вспучилось и опало. Они увидели стаю огромных рыб — неужели они всплыли опять, под каждым килем?
Люди забегали, послышались отрывочные приказы. Потом снова воцарилась тишина. И все же присутствовал какой-то звук. Было похоже на то, что он, минуя уши, возникает прямо в мозгу.
И над всем этим на носу корабля стоял Ральданаш, не шевелясь, ничего не предпринимая. Его волосы были словно белый огонь, и бегущее пламя очерчивало его силуэт, словно горела человеческая фигурка, вырезанная из пергамента.
Люди в ужасе закричали.
Яркое сияние объяло корабль, отражаясь в беспокойном бурлящем море.
Передовые галеры Вольных закорианцев неслись на врага на полной таранной скорости, когда море вдруг поднялось стеной и пошло на них.
Когда первые волны достигли кораблей, весла заплескали по воде, потеряв ритм, а затем и вовсе сломались, как сухие прутики. С гребной палубы донесся потрясенный вой. Водяная пыль дождем оседала на палубе, люди скользили на мокрых досках и падали. Огромная катапульта медленно поехала под уклон и рухнула в воду.
— Во имя Зардука! — пытаясь удержаться на ногах, Йил вцепился в шею капитана.
— Там... там что-то бьется в море! — указал тот с ошалелым видом.
Между разогнавшимися, сбитыми в полете закорианцами и неподвижными силуэтами кораблей Дорфара ударили фонтаны воды. Черные струи вздымались ввысь и падали обратно, разбрызгиваясь облаками водяного пара и скрывая оба флота из видимости друг друга.
Там и в самом деле что-то билось — какая-то громада, возможно, живая, восставала, проталкиваясь со дна океана...
Эарл, место подводных вулканов! Этот образ одновременно всплыл в тысячах сознаний. Люди говорили об этом друг другу, охваченные ужасом...
А затем океан с ревом и пеной раскололся надвое.
В воздух взметнулись стены воды высотой в сотню футов, а может, и больше. За ними стояла темнота. Море само готовилось сокрушить их своим кулаком.
Однако вода не обрушилась на корабли, не разметала их в щепки и не поглотила целиком. Море повисло в воздухе, словно трепещущий и блестящий занавес, сквозь который просвечивало солнце. Капли высыхали в его лучах и поднимались прямо в небо.
Ральданаш стал зеркалом — из бронзы, серебра, золота и белого света. Казалось, его разум отделился от тела, за ним последовало сознание.
Он парил в воздухе невесомой морской птицей и видел под собой корабли, светлые и темные, словно фигурки с анкирского стола для игры в войну. А между кораблями вздымалось море.
Пламя с севера проложило себе дорогу — словно Рармон-Рарнаммон сам встал рядом с Ральданашем, плечом к плечу изготовился к бою, сомкнув щиты. Хотя тот находился за мили отсюда, Ральданаш воспринимал его именно так. Связь между ними не требовала слов и не укладывалась ни в какие рамки — понимание возникало мгновенно и так же внезапно исчезало.
Два других, меньших огня находились ближе — на юге и на востоке. Они возникали и изменялись, вырастая и поднимаясь вверх. Ральданаш ощущал людей, сгорающих в этом пламени: мужчина и женщина. Они соприкасались друг с другом, с ним и с золотым светом Рарнаммона. А за ними скрывался четвертый огонь, такой бледный, но с черным стержнем в своей сердцевине. Ашни Рассветная. Утренняя звезда.
Ральданаш, или сознание Ральданаша, стало меняться — он чувствовал, что самоуничтожается в этом вселенском пожаре, покорно, без страха или боли. И по мере того, как он умирал, возник и вырвался наружу, прямо в зенит, пятый луч звезды — внутренняя духовная энергия высочайшего наслаждения.
Пылающие нити протянулись из каждой точки к центру, а также между всеми точками. Огонь тек по ним к центру, где перекрещивался с другим огнем, и снова возвращался в точку выхода, чтобы затем опять устремиться к центру. Плотность линий увеличивалась — нитей становилось все больше, словно над Висом работал гигантский ткацкий стан, они искрили и потрескивали, и из них рождалось нечто новое.
Море поднялось в небо. Затем оно оформилось в фигуру, упирающуюся головой в небеса.
Дорфарианцы узрели Анакир.
Она вздымалась, как башня. Она парила. Ее плоть была белой горой, змеиный хвост — огненной рекой в половодье. Восемь рук простирались в традиционных жестах. Ее глаза были ярче, чем два слепящих солнца. Она заговорила с дорфарианцами — как обычно, без слов, прямо в сознании — и сказала им: «Все кончено».
Однако закорианцы не видели Анакир, ведьму Равнин, которую они ненавидели. Им явился Рорн, их собственный бог — черный, с водорослями, вплетенными в угольно-черные волосы, и драгоценными камнями, сверкающими в Его ладонях. Протянув одну из этих гигантских ладоней к кораблям Леопарда, он бережно, но твердо оттолкнул их. Он не повредил закорианских галер, ведь Он был их богом и заботился о своем народе.
Рорн говорил словами. Его голос был грохотом бури, а дыхание — соленым:
«Вы отвоевали себе землю. Гордитесь своим королевством, вырезанным из тела Таддры, и довольствуйтесь им. Остальное — не ваше, и вам не взять его. Это говорю вам Я, РОРН».
В зубах Его сверкали голубые камни, и буря была Его короной. Закорианцы пали ниц перед своим богом, да так и остались лежать.
Когда они осмелились поднять глаза, то увидели только белую тень его черноты, которая медленно таяла в свете дня. Они оказались отодвинуты на многие мили, словно фигурки рукой игрока. Дорфарианского флота нигде не было видно. Небо затянуло тучами, готовыми прорваться грозой, поверхность моря покрывал ковер мусора: обломки корабельного дерева, а также осколки железа и угли, почему-то не ушедшие на дно. Были там и сломанные мечи, расколотые строго посередине.
Но все корабли остались целы, и закорианцы не потеряли ни одного человека.
Внизу шумели рабы, в громком хоре то и дело поминались имена различных богов.
Трепещущий Йил упал на колени перед маленькой фигуркой Рорна, установленной на носу корабля. Над его головой все так же реял охристо-желтый парус, но знак Черного Леопарда войны и мщения исчез с него, словно растертый некой огромной дланью в бесформенное пятно.
