В тот день боги разгуливали по всему Вису.
В десяти милях от Саардоса Рорн явился перед закорианской эскадрой из тридцати пяти кораблей, сделал ей выговор и завернул ее обратно. Он стоял одной ногой на далекой земле, дуя в закорианские паруса и направляя галеры к югу. Элисаарский флот тоже повстречался с Ним. Когда люди, обезумевшие от Его вида, попытались убить себя в Его честь, Рорн сказал, что Ему не нужны эти смерти. Однако шансарские моряки уверяли, что видели Ашару, стоящую на рыбьем хвосте. Ее груди были прекрасны, и солнце играло в Ее золотых волосах. Богиня напомнила им о родине.
То же самое напоминание, но уже от лица Ашкар, получили вардийцы, тарабинцы и ваткрианцы в Зарависсе, на Равнинах и где бы то ни было.
В окрестностях порта Лин-Абиссы Она размотала свой хвост вдоль дороги. Кожа Ее была цвета меда, змеиный хвост сделан из красной меди, а волосы — цвета вина. А Вольные закорианцы видели там же Рорна, шагающего среди обугленных кораблей, и дым стелился у Него по плечам.
В Таддре это был Зардук, который повернул войска Йила от пограничных крепостей Вардийского Закориса. И Зардук же вырос из камней в горном проходе за Тумешем. Солнце сияло не в Его глазах, а образовывало живот, скрывая его мужественность за своим сверкающим диском. Черным и великолепным был этот Бог, с жарким и благовонным дыханием, подобно ветру разметающим дорожную пыль.
Дорфарианцы в горном проходе увидели Дракона, своего мифического прародителя. Он летел низко в небе, опасные лучи били из его пасти и из каждой чешуйки. Оба дорфарианца приготовились к немедленному испепелению — но никто не пострадал, ни здесь, ни в другом месте.
Зардука видели и в дельте Окриса.
Ложки катапульт отломились от своих креплений. Черные корабли содрогнулись. Зардук стоял в реке, которая едва доходила Ему до колен. Его огненное брюхо ослепило их (или должно было ослепить). По левую руку от Него стояла Анакир, или некое очень похожее на Нее создание.
Божество, виденное в Оммосе, было двойственным, воплощая в себе и мужское, и женское начало — Зарок-Анакир.
В Йилмешде, столице Йила в Таддре, золотое сияние залило подземные обиталища, распространяясь из пещерного храма огненного бога, что вызвало некоторую панику.
Говорили, что жрецы, прокравшиеся внутрь, обнаружили, что топазовое Око из Анкабека, горящее ярче любого светильника, переместилось в одну из глазниц Зардука. То, что закорианский бог отныне будет смотреть наполовину Равнинным взором, показалось всем настолько важным на фоне прочих легенд этого дня, что позже стало считаться, будто это сам Йил, а не боги, устроил так после возвращения.
Ашара объявилась в разрушенном Кармиссе, выросла над Иоли, подобно луне на дневном небе. В Истрисе бог Рорн потряс город — очень мягко, точно стряхивая крошки с ковра.
Отбившиеся корабли Леопарда, пробираясь в Ланн, наткнулись на Него, сидящего на океанских волнах. Он сказал, что они должны повернуть в Таддру, и корабли послушались Его.
Вариантов было бесконечное множество, и все разные. Десять людей, находившихся в одном месте, могли увидеть десять разных видений. Падали звезды, двигались горы, в море звонили колокола.
Но слова, входившие в каждое ухо, мозг, сердце, значили одно и то же.
А разбитые баллисты и сломанные мечи покрывали землю, как цветы. Они лежали там, где могли бы гнить мертвые тела.
Четыре огня соединились вокруг пылающего зеркала в подобие янтарного кольца и сейчас испускали свет.
Каждый понемногу отступал, стягиваясь в невыносимо яркую точку. Соединяющая их паутина начинала тускнеть и постепенно гасла.
Ослабление главного сияния позволило разглядеть другие, меньшие источники света. Повсюду светились маленькие огоньки — маленькие кусочки надежды и веры этого мира, молитвы, направленные на сохранение, а не разрушение. Они послужили подпиткой для главного пламени, но теперь и они потихоньку тускнели. Все, кроме одного.
Расколотое зеркало, в котором фокусировалась воля Ральданаша, сейчас едва тлело остывающим угольком. К нему все еще тянулись едва различимые нити связующих огней. Одна из них вела на северо- запад, к человеку одной с ним крови, другая — на северо-восток, к рассвету Ашни. Но тлеющий уголек был не в состоянии поддерживать эти связи. Огненные следы постепенно исчезали. Вскоре осталась лишь одна слабая полупрозрачная линия, едва видимая в свете еще пылающих больших огней.
Этот последний огонь все еще не увял.
Его нижняя точка, расположенная на силовой линии, идущей от Корамвиса к Зору, соответствовала месту самого первого жертвоприношения — Анкабеку.
Она чувствовала его умирание, редкие искры в остывающей лаве. Ральданаш, который был ее мужем, находился ужасно далеко — за многие мили во времени и пространстве.
Она сделала это открытие в крутом и безвидном подсознательном туннеле, куда добровольно вошла после того, как дверной механизм запер ее в Святилище. Оказавшись взаперти, она легла на великолепный мозаичный пол, которого совершенно не видела в полной темноте. Мало-помалу после некоторой борьбы ее личность и ее имя покинули ее.
Улис-Анет, Вал-Нардия, Астарис. Она была каждой из них. И ни одной.
Она поверила, что Эраз поведет ее, если она сама будет идти, и поступала именно так. Она очень устала, хотя выбрать эту дорогу и следовать по ней было не так уж трудно.
Пока она плыла в лодке по черной ветреной реке, работала шестом, спала или бодрствовала, она еще не была уверена. До поры это и не заботило ее.
Ее разум заполнялся постепенно. Сокровенные мечты, осознание, отрешенность. Она сама шла в последнюю очередь — в хвосте своих мечтаний, внутренней себя.
Наконец открылся глаз ее духа, и она стала одной из частиц мировой воли. И когда эта воля, творя свое таинство, излилась вовне, она ощутила Ральданаша и его смерть.
Будучи простой смертной, она ненавидела своего мужа за его непреднамеренную жестокость. Сегодня подобная мелочность казалась ей неуместной. Теперь, после своего очищения, она понимала его и могла оценить, что давал ей Ральданаш, не требуя ничего взамен. Она сама была лишена особого внутреннего дара, но, как и любое живое существо, воспринимала магию жизненной силы. И вокруг нее были камни Анкабека, места богини, взывающего к Анакир.
Из чистого себялюбия, желая избавиться от своей боли через осознание ее малости, она протянула ему светильник Анкабека, самый слабый из огней.
Боль и в самом деле стала чем-то незначительным. Она ощутила всплеск далекой радости, словно этот чужой человек, который был ничем для нее и для которого она сама была ничем, все-таки услышал ее и ответил. Он потянулся через бесконечные расстояния, чтобы принять ее подарок — свет Анкабека.
Дорфарианские корабли кружили в водовороте волн и ветра.
Лишь эманакир рискнули подойти к Повелителю Гроз и поднять его. Ральданаша положили в каюте.
Не вникая в суть происходящего, его люди все же понимали, что он был центром и главным условием случившегося чуда. Однако сейчас, сражаясь с бурей, они не находили ни времени, ни желания, чтобы заостряться на этом.
Некоторые плакали, но соленая вода и без того текла по всем лицам.
Пока судно переваливалось на штормовых волнах, Ральданаш лежал на королевской кушетке.
Эманакир стояли рядом. Они не оплакивали его. Жесткие и безжалостные в своей вере, эти люди, несомненно, жили вечно. Что такое смерть? Всего-навсего урок, который они давно выучили. Однако жизнь тела тоже была священна, и ее надлежало сохранить.
Вскоре они почувствовали внутреннее шевеление в Ральданаше, обернулись и увидели его открытые глаза — золотые на темном лице.
Он медленно возвращался из места, которое уже забыл.
Его тело — выпитое досуха, слабое и вялое — отказывалось повиноваться или хотя бы признавать его. Но искра жизни сохранялась в нем, словно семечко, из которого может вырасти новое дерево. Мозг Ральданаша уже ожил.
Ему припомнился тот самый миг падения, когда он понял, что они победили.
