был еще мальчишкой, нам сообщили, что приближается ураган, но мы можем не беспокоиться, — он пройдет в милях в двухстах от Гренады. Никто и не стал беспокоиться, кроме жителей горных районов, которым, кстати, никто ничего так и не сообщил. Там много истинных карибцев, у некоторых тысячелетние корни в районе Карибского моря. Они укрепили двери встроенных в породу амбаров и спрятались в них. Когда ураган подошел к Гренаде, он вдруг сделал резкий поворот вправо и чуть не затопил остров. Откуда эти горные жители знали, что ураган повернет?
— У них было предчувствие, — сказал Хансен. — И хватило здравого смысла прислушаться к нему. Со мной так тоже бывало. Я однажды летел в облаке, и вдруг что-то словно толкнуло меня. Я рванул рычаг и немного снизил высоту. И будь я проклят, если в том слое, где я только находился, не объявился гражданский самолет. Он просвистел надо мной на расстоянии комариного носа.
Уайетт пожал плечами.
— Как ученый я должен полагаться не на свои чувства, а на то, что я могу измерить. Я же не могу продемонстрировать свои ощущения Шеллингу.
— Черт с ним, с Шеллингом! — сказал Хансен. — Дейв, я не думаю, что найдется хоть один крупный ученый, который бы не двигался вперед с помощью интуиции. Я все же считаю, что ты должен обойти Шеллинга. Что ты думаешь о том, чтобы поговорить с командующим?
— Я посмотрю, как пойдут дела завтра, — сказал Уайетт. — Я хочу убедиться в том, что перед нами действительно настоящий ураган.
— Не забывай о своих чувствах к Мейбл, — сказал Хансен.
— Какие же чувства ты испытываешь к этой Мейбл? — раздался сзади холодный голос Джули.
Хансен расхохотался и приподнялся со стула. Джули жестом руки усадила его обратно.
— Все ноги оттанцевала, — сказала она. — А я еще ничего не пила. Следующий танец мы пропустим. — Она бросила взгляд на Уайетта. — Кто эта Мейбл?
Хансен подавился смешком.
— Это одна из девочек Дейва. У него их целый набор. В прошлом году была Изабель, помнишь, Дейв? Ты славно и весело побаловался с ней.
Уайетт сказал:
— А тебя она неплохо отколошматила, если не ошибаюсь.
— Но мне удалось вырваться из ее объятий. Костон щелкнул пальцами и, словно в озарении, воскликнул:
— Да вы же говорите об ураганах, правда?
— Зачем это ураганам дают женские имена? — спросила Джули с оттенком неудовольствия.
— Так их легче запомнить, — сказал Уайетт с невозмутимым лицом. — И трудно забыть. Кажется, ассоциация женских клубов Америки выдвинула протест по этому поводу, но у них ничего не вышло. Один раунд борьбы между полами был выигран.
— Я бы хотел познакомиться с вашей работой, — сказал Костон. — В профессиональном плане, я имею в виду.
— Вы же в отпуске.
— Журналисты на самом деле никогда не бывают в отпуске. Новости подворачиваются всегда.
Уайетт вдруг понял, что Костон ему начинает нравиться. Он сказал:
— Что ж, вы могли бы приехать на базу. Почему бы и нет.
Хансен усмехнулся.
— Шеллинг возражать не будет. Он страшно падок на газетную популярность — позитивного характера, конечно.
— Я постараюсь не быть слишком строгим, — сказал Костон. — Когда можно приехать?
— Как насчет завтра, в одиннадцать? — спросил Уайетт. Он повернулся к Джули. — Ты интересуешься ураганами? Почему бы и тебе не приехать за компанию? — Его вопрос прозвучал довольно официально.
— Большое спасибо, — ответила она таким же официальным тоном.
— Договорились, — сказал Костон. — Я привезу мисс Марлоу. Я как раз собираюсь нанять машину на время. — Он обратился к Хансену. — Вы там на базе сталкиваетесь с какими-нибудь затруднениями при общении с местными властями?
Глаза Хансена на долю секунды сузились, он спросил:
— Что вы имеете в виду?
— Ну, насколько я понимаю, американцы здесь не пользуются большой популярностью. А что касается Серрюрье, то он, кажется, крутой парень и проводит жесткую политику, не задумываясь о средствах. То, что мне рассказывали, повергло меня почти в шок, а я вообще-то не слишком впечатлительная натура.
Хансен ответил лаконично:
— Мы в их дела не вмешиваемся, они не вмешиваются в наши, — это своего рода неписаное соглашение. Ребята на базе хорошо проинструктированы на этот счет. Были кое-какие инциденты, но командующий принял быстрые и решительные меры.
— Какого рода… — начал Костон, но его вопрос потонул в оглушительном голосе, раздавшемся прямо над ними:
— Эй, вы случайно не стюардесса с моего рейса в Пуэрто-Рико?
Уайетт поднял глаза и увидел нависшую над ним бычью фигуру Доусона. Он посмотрел на Джули. На ее лице появилась стандартная профессиональная улыбка.
— Вы правы, мистер Доусон.
— Не ожидал увидеть вас здесь, — проревел Доусон. Казалось, он был просто не в состоянии говорить нормальным голосом, хотя, может быть, это было оттого, что он был навеселе. — Не выпьете ли со мной? — он сделал широкий жест рукой. — Давайте все выпьем.
— Я тут председатель, мистер Доусон, — сказал Костон, — не выпьете ли со мной?
Доусон наклонился и посмотрел на Костона, слегка прищурясь.
— По-моему, я вас где-то видел.
— Кажется, мы встречались в Лондоне.
Доусон распрямился и обошел вокруг стола, чтобы получше разглядеть Костона. Некоторое время он стоял, тупо уставясь на него, затем щелкнул пальцами.
— Точно. Вы один из тех нахалов-репортеров, которые разделали меня под орех, когда в Англии вышла моя «Огненная игра». Я ваше лицо никогда не забуду. Вы из тех парней, что пили мой ликер, а потом всадили мне нож в спину.
— Насколько я помню, я в то утро ничего не пил, — невозмутимо заметил Костон.
Доусон шумно выдохнул воздух.
— Я не уверен, что буду пить с вами, мистер Как-вас-там. Я выбираю свою компанию. — Он покачнулся на ногах и перевел взор на Джули. — В отличие от некоторых.
Уайетт и Хансен встали со своих стульев, но Костон резко произнес:
— Сядьте вы, оба. Не валяйте дурака.
— А ну вас к дьяволу, — пробормотал Доусон, проведя ладонью по лицу. Он повернулся, наткнулся на стул и нетвердым шагом направился в сторону туалетов.
— Несимпатичный тип, — сухо заметил Костон. — Сожалею.
Уайетт поднял упавший стул.
— Я думал, что вы журналист-международник, — сказал он.
— Вообще-то да, — ответил Костон. — Но пару лет тому назад я помогал редакции с местным материалом. Тогда много было больных гриппом. — Он улыбнулся. — Я не литературный критик. И я написал статью о нем как о человеке, не как о писателе. Доусону она абсолютно не понравилась.
— А мне Доусон абсолютно не нравится, — сказал Хансен. — Вздорный американец.
— Самое смешное, — сказал Костон, — что он хороший писатель. Мне вообще-то нравится, как он пишет. И критики его высоко ценят. Хуже другое. Он свято верит в то, что мантия папы Хемингуэя покроет его плечи, а мне кажется, он ему не по плечу.
Уайетт тихо спросил Джули:
