бы не разучились создавать леса. Какой-то прок в них все-таки содержится…
Завеса никуда не торопился. Он мог простоять в ельнике, серою громадой возвышаясь над резным верхом леса, еще два часа, ровно также, как и сорок тысяч лет. Если бы его никто не тревожил. Защитный сигнал о присутствии Творца или чего-то накрепко связанного с ним, Завеса воспринял в качестве предупреждения. Возможно, предупреждение не означало ничего, но точно также оно могло свидетельствовать об опасности. Завеса, как хорошо дрессированный зверь, отреагировал инстинктивно. Он ушел от грозного знака и вообще удалился подальше от людных мест. Наскочить на то, что Творец держит под защитой – очень больно. Или же смертельно.
Слева от Завесы полувысохшее летней порой болото железилось радужными пленками к небу. Справа тянулись к трассе просеки. Руины Электозавода остались километрах в двадцати на юг. В шести километрах севернее, не чуя угрожающего соседства, копошился поселок Каменка, да загорал дачный кооператив «Заря». Ни поселковые, ни приезжие дачники о Завесе ничего не знали еще полдня назад. Потому что сверхсекретный Комитет собрался всего-навсего 42 часа назад. И только 28 часов назад принял три окончательных решения по феномену Грибник. Первое из них далось тяжелее всего: кое-кто имел особое мнение. Им на пальцах показали – «последний довод королей» слишком часто применяют, когда уже поздно. Когда все потеряно. Стрелять надо сразу, бить всей мощью, не рассусоливать, иначе хана. Не тот случай, чтобы миндальничать. Может быть господа, вам это удалось? – Удалось что? – Удалось уговорить себя, что следует забыть кое о чем. – Да о чем же? – О тех же Озерках. – Н-да. Озерки. Отбросим разнообразные гипотезы о пришельцах. Не в этом проблема. Что если эта штука слизнет наши средства, как тот треклятый населенный пункт? – Если она это может, нас уже ничто не спасет. Надо сделать все от нас зависящее. Мы берем ответственность на себя. – Ну, если так… Два других решения были просто-напросто техническими выводами из первого. Ударный кулак и основные средства огневой поддержки заняли позицию у Каменки 12 часов назад. Велось визуальное наблюдение, ожидалось окончательное сосредоточение сил. Это два. Так узнали кое о чем поселковые. О маневрах. Да еще потянулись какие-то странные, неведомо откуда просачивающиеся слухи о пришельцах. Дачники же и о маневрах не узнали. И о пришельцах, разумеется. Им – незачем. Ни к чему. Лишняя информация. Нет причины напрасно тревожить мирное население. Это три.
Право, полезнее было даже не приближаться к Завесе…
Под Каменкой встал танковый батальон с полным боекомплектом и две батареи тяжелой артиллерии. Развернулся командный пункт. На ближайшем военном аэродроме привели в полную боевую готовность два звена МиГов. Был поднят по тревоге вертолетный полк ПВО. Наконец, из-под Балашихи прибыли четыре гусеничных установки газового импульсного лазера. Это секретное оружие не использовалось ни в одной кампании. Оно простояло в подземном ангаре 10 лет – с тех пор, как Союз затрещал по швам и все дорогостоящие военные разработки оказались замороженными. На лазерные установки возлагалась особая надежда. Высокое руководство инстинктивно доверяло мощи военных секретов, рожденных великой империей.
Один из тактиков Комитета высказался в пользу того, что, дескать, вдруг объект Грибник умеет летать. Надо бы усилить ПВО ракетчиками… Иногда трудно уловить ту грань, где нужное вроде бы и правильное решение оказывается прелюдией к изощренному самоубийству.
Кадрированная зенитно-ракетная бригада ПВО располагалась недалеко от этих мест. Ее вывели сюда из объединенной Германии – ко всеобщему огорчению офицеров. В 1989 году бригаду должны были отправить на перевооружение. Устаревшие комплексы «Круг» (ими, говорят, еще американского летчика Пауэрса сбивали) давно следовало заменить на более современное оружие. Но «в связи со сложной обстановкой» виза «отставить» перечеркнула все благие намерения. Технику отправили в Союз, а там законсервировали. Солдат и офицеров оставили впритык, чтобы было кому следить за старинными «гусянками». Да и должен ведь кто-нибудь знать, как пользоваться круговскими ракетами! В случае, не дай Бог, войны, бригаду расширили бы до штатного состава, и те, кто умел работать на «Круге», быстренько научили бы всему необходимому новобранцев.
За день до огневого контакта под Каменкой командир бригады вызвал к себе начальника штаба, заместителя по вооружению и командира 1-го дивизиона майора Таращука. Ознакомил их с содержанием секретных директив и велел майору отыскать в парке те машины, которые доедут до позиции, не развалившись по дороге. «Скорее всего, залп производиться не будет. Но надо быть ко всему готовым, товарищ майор. Вы должны понимать свою ответственность…» Обычно он обращался к Таращуку по имени-отчеству.
Тот не стал ничего искать. Во всем дивизионе было только две пусковые установки и одна станция наведения ракет, в которых майор был более или менее уверен. А во всей бригаде имелась одна- единственная не вполне развалившаяся станция обнаружения цели. Со сложным оружием всегда одна и та же беда: нужно не меньше десяти-пятнадцати лет, чтобы как следует отладить его, чтобы узнать все плюсы и минусы конструкции. Только-только оно освоено, как приходит ему время ломаться. Любые пушки стареют. «Круг» – настоящий дедушка ПВО. Все сроки службы для него давным-давно миновали. Круговские установки на марше сродни горстям гороха: командир трясется, как бы чего не оставить на дороге… Всю ночь машины Таращука надрывали дизеля и поспели вовремя. Повезло. Майор занял позицию чуть поодаль от танкового батальона. «Кругу» лучше всего работать с заранее заготовленных позиций на возвышенностях. Таращуку повезло во второй раз: природа сама приготовила ему отличную позицию. В километре от Каменки тянулась гряда невысоких курганов. Как видно, еще в давнюю темную пору, когда о славянах и слыхом не слыхивали в этих местах, язычники погребали тут своих мертвецов. Видел бы маневры зенитчиков какой-нибудь археолог, уж он-то живо представил себе, как заскрипели-запищали под гусеницами пусковых установок языческие косточки, пролежавшие полтора тысячелетия в неге и покое…
Таращук, расставляя свои машины, почувствовал небывалый прилив бодрости. Вот оно, настоящее дело. Не те дурацкие стрельбы в Казахстане, на реке Эмбе. И не те два случая, когда что-то нарушало границу между ФРГ и ГДР, и вся бригада, затаив дыхание ждала приказа – стрелять. Не дождались, миновало. А тут – настоящий живой противник. Настоящая работа. В 43 года майор – это никакая карьера. Застрял он здесь со своими старушками. И все зависит, быть может, от единственного ракетного залпа. Одно попадание, только одно попадание, и жизнь переменится. Его самого и всю бригаду десятилетиями готовили, быть может, для сегодня. Все – настоящее, настоящее, настоящее. Настоящий бой. Настоящий подвиг…
Таращук провел контроль функционирования всех систем. Двум ракетам на пусковых установках до залпа оставалось пройти команду «огонь!» и пару-тройку простейших операций, на которые понадобится всего несколько мгновений. Майор сидел в тесной кабине станции наведения ракет. Слева от него уставились в экраны оператор угловых координат сержант Печерин и оператор дальности рядовой Мячков. Прямо перед Мячковом горело око черно-белого телеоптического визира, наведенного на Завесу. Контуры громады расплывались в утреннем тумане. Оба солдата мучились от голода. Вечером они лишились ужина, завтрак запаздывал, и легкий запашок от греющейся проводки обоих дразнил одной и той же иллюзией. Будто бы где-то рядом жарят колбасу.
Всех троих объединяла необъяснимая вера в то, что стрелять непременно придется.
Между тем, Завеса наблюдал за суетливой активностью стратигов. Как видно, согнали бойцов со всей фемы. Учли урок. Без магии даже начинать не стоило – тогда, в их смрадном городишке. Теперь вон, вон и вон – в курганах – курится из горшков с прахом какая-то боевая магия. Тянется к бойцам наверху. Не совсем понятно. От предков что ли заряжаются? Впрочем, какая разница. Все это так слабо. Так ничтожно…
Только предупреждение Господне сдерживало Завесу. Он не двигался с места.
Начальство медлило. Ответственность за всю операцию кто-то на себя уже взял. Теперь другой кто-то должен был решиться и дать сигнал на ее начало. Но этот военнослужащий, вероятно, не торопился. Побаивался. Ожидал отмены в последний момент. Время тянулось, преодолевались одни сомнения, возникали другие. Президентская администрация стала проявлять нежелательный интерес к событиям. Дело грозило вовсе сорваться. Многие из тех, кто его затеял, тайно мечтали: сорвется – и хорошо; надо только вовремя отойти в сторону, не попасть под раздачу. Возможно, сомнений и колебаний было гораздо меньше, чем кажется. Возможно, шли последние прикидки, как половчее ударить. Теперь сложно восстановить картину событий в точности, поскольку выжили считанные единицы. Да и то все больше случайные люди. Самым ценным очевидцем изо всех оказался рядовой Мячков.
