Программисты обменялись еще одним встревоженным взглядом. Лунквиль прокашлялся.
– Тут какая-то ошибка, - сказал он. - Разве ты не мощнее, чем Гаргантюум-Миллиард, способный сосчитать все атомы любой звезды за миллисекунду?
– Гаргантюум-Миллиард? - переспросило Глубокое Раздумье с нескрываемым презрением. - Жалкий арифмометр. Не о чем говорить.
– А разве ты, - спросил Фук, подаваясь вперед, - не лучший аналитик, чем Гуголкратный Звездный Мыслитель в Седьмой Галактике Просветленной Гениальности, который может рассчитать траекторию каждой пылинки в пятимесячной пыльной буре на Данграбаде-Бета?
– Пятимесячная пыльная буря? - заносчиво повторило Глубокое Раздумье. Это вы спрашиваете меня, меня, которое рассчитало самые векторы всех атомов в Большом Взрыве? Оставьте такие задачки для калькуляторов.
Программисты некоторое время сидели в неловком молчании. Затем Лунквиль снова нагнулся к микрофону.
– Но разве ты, - спросил он, - не более неодолим в спорах, чем Великий Гиперлобовой Всеведущий Нейтронный Спорщик с Цицероника-12, Волшебный и Неутомимый?
– Гиперлобовой Всеведущий Нейтронный Спорщик, - ответило Глубокое Раздумье, нарочито грассируя, - смог заговорить все четыре ноги арктурианскому мегаослу, - но лишь я смогло после этого уговорить его тронуться с места.
– Тогда в чем же проблема? - не выдержал Фук.
– Никакой проблемы нет, - ответило Глубокое Раздумье величавым голосом. - Просто я лишь второй величайший компьютер во Вселенной Времени и Пространства.
– Но почему второй? - не успокоился Лунквиль. - Почему ты все время говоришь 'второй'? Ты ведь не имеешь в виду Мультикортикоидный Яснотронный Титановый Смеситель? Или Пониматикум... Или...
Презрительные огоньки сверкнули на консоли компьютера:
– Ни одного бита мысли я не потрачу на этих кибернетических глупцов! прогремел он. - Я имею в виду не что иное, как тот компьютер, что придет после меня!
Фук начал терять терпение. Он оттолкнул свою записную книжку и пробормотал:
– Что это еще за мессианские замашки!
– Грядущее сокрыто от вас, - промолвило Глубокое Раздумье, - но я в своих сверхмощных цепях могу пускаться в плавание по бесконечным дельта-потокам грядущей вероятности, и я вижу, что однажды настанет день и придет компьютер, которому я недостоин даже просчитывать технические характеристики; но который мне самому суждено будет разработать.
Фук глубоко вздохнул и посмотрел на Лунквиля.
– Ну, ладно. Будем задавать вопрос? - спросил он.
Лунквиль жестом остановил его.
– О каком это компьютере ты говоришь? - обратился он к Глубокому Раздумью.
– О нем я сейчас ничего не скажу, - ответило оно. - До поры. Теперь спрашивайте у меня что-нибудь другое, дабы я могло начать работать. Говорите.
Программисты посмотрели друг на друга и пожали плечами. Фук собрался и начал:
– О, Глубокое Раздумье! - сказал он. - Задача, для выполнения которой мы создали тебя, такова. Мы хотим, чтобы ты дало нам... Ответ!
– Ответ? - переспросило Глубокое Раздумье. - Ответ на какой вопрос?
– Жизни! - выпалил Фук.
– Вселенной! - подхватил Лунквиль.
– И вообще! - закончили они хором.
Глубокое Раздумье помолчало с минуту.
– Непросто, - сказало оно наконец.
– Но ведь ты это можешь?
Снова повисла многозначительная пауза.
– Да, - ответило Глубокое Раздумье. - Это я могу.
– Ответ существует? - спросил Фук сиплым голосом.
– Простой ответ? - добавил Лунквиль.
– Да, - ответило Глубокое Раздумье. - Жизнь, Вселенная и Вообще... Ответ существует. Но, - добавило оно, - мне придется хорошенько подумать.
В этот миг торжественность момента была вдруг нарушена: дверь распахнулась, и в комнату ворвались два человека в выцветших грубых синих плащах и поясах с эмблемой Зарысобанского Университета, раскидывая беспомощных служащих, пытавшихся загородить им дорогу.
– Требуем допустить! - кричал тот из этой пары, что был помоложе, целясь локтем в горло хорошенькой молодой секретарше.
– Не имеете права от нас скрывать! - хрипел старший, выкидывая младшего программиста обратно за дверь.
– Требуем признать, что вы не имеете права нас не допустить! - орал молодой, хотя он уже закрепился внутри комнаты, и никаких дальнейших попыток выдворить его не делалось.
– Кто вы такие? - спросил Лунквиль, в гневе поднимаясь с кресла. -Что вам надо?
– Я - Маджиктиз! - объявил тот, что был постарше.
– А я требую признать, что я - Врумфондель! - крикнул тот, что был помоложе.
Маджиктиз повернулся к Врумфонделю:
– Все нормально, - объяснил он ему сердито, - этого не нужно требовать.
– Отлично! - крикнул Врумфондель, трахнув кулаком по ближайшему столу. - Я - Врумфондель, и это не требование, это факт! Что мы требуем, так это факты!
– Да нет же! - воскликнул в раздражении Маджиктиз. - Это как раз то, чего мы не требуем!
Едва остановившись, чтобы набрать воздуха в легкие, Врумфондель крикнул:
– Мы не требуем фактов! Что мы требуем, так это полное отсутствие фактов! Я требую признать, что я могу быть, а могу не быть Врумфондель!
– Да откуда вы взялись, черт вас дери? - вышел из себя Фук.
– Мы - философы, - сказал Маджиктиз.
– А может быть, и нет! - сказал Врумфондель, погрозив программистам пальцем.
– Нет, мы философы! - настоял Маджиктиз. - Мы вполне определенно выступаем здесь представителями Объединенного Профсоюза Философов, Мудрецов, Светил и Прочих Мыслящих Людей, и мы требуем выключить эту машину, и немедленно!
– А в чем дело? - спросил Лунквиль.
– Это я сейчас объясню, коллега, - сказал Маджиктиз. - Разграничение вот в чем дело.
– Мы требуем признать, - проорал Врумфондель, - что разграничение может быть, а может не быть тем, в чем дело!
– Дело вот в чем: вы со своими машинками складываете единички и нолики, - начал Маджиктиз, - а мы занимаемся вечными истинами, и все довольны, всем спасибо. Хотите, проверьте по платежной ведомости. По закону Поиск Истины в Последней Инстанции является неотъемлемой прерогативой профессиональных мыслителей. А теперь? Какая-то дурацкая машина в один прекрасный день находит эту истину, и что - мы все летим с работы? Прикиньте сами, какой смысл сидеть всю ночь и спорить о том, что Бог может быть, а может не быть, если эта машина может наутро дать нам номер его мобильника?
– Вот именно! - крикнул Врумфондель. - Мы требуем четкого определения и разграничения областей сомнительного и неизвестного!
В этот момент в зале раздался громогласный голос:
– Позволено ли мне будет вмешаться в обсуждение? - спросило Глубокое Раздумье.
– Мы объявим забастовку! - заорал Врумфондель.
– Точно! - согласился Маджиктиз. - Вы получите всесоюзную забастовку философов!
Гудение, стоявшее в зале, внезапно усилилось: несколько дополнительных басовых сабвуферов, вмонтированных в кабинетные успокаивающей формы и концентрирующе лакированные колонки по всему залу, подключились, чтобы придать голосу Раздумья дополнительную внушительность.
