не сводит глаз с моих рук, старается рассмешить меня. Отвлекается только, чтобы отпустить какую-нибудь колкость в адрес Лауры. У них какие-то странные отношения, я никак не могу уловить их суть. Между ними существует очевидная близость, сквозящая в репликах, подковырках, порой очень резких ответах, всегда со стороны Лауры. Я имею в виду резкие ответы.
Флавио идет вразнос. Я прежде не видела его таким и опасаюсь, как бы он не ляпнул какую-нибудь глупость по нашему поводу. В какой-то момент он страшно бледнеет, говорит брату, что ему плохо, и просит проводить его в туалет. Оба поднимаются и идут к выходу из зала. Флавио пытается держаться прямо, но его водит из стороны в сторону. Оба исчезают из виду.
Мы остаемся вдвоем с Лаурой. Лаура говорит, что не может объяснить себе, какая муха укусила ее мужа. Еще не хватало, чтобы это объяснила ей я! Она говорит, что он наверняка нервничает из-за Франческо и его ситуации. Или из-за работы. Она говорит, что в понедельник у него очень важная деловая встреча с японцами и что Флавио ведет их ужинать сюда. Я и не знала, что я японка. К счастью, она меняет тему и спрашивает:
— Как тебе мой деверь?
— Ну, не знаю… немного странный, — отвечаю я. — Во всяком случае, не из тех, с кем стоит знакомить женщин.
Неожиданно у нашего столика материализуется низкорослый типчик, толстенький, почти лысый, немного потный.
— Лаура Дзампетта! — восклицает он, улыбаясь.
— Дзампетта? — переспрашиваю я.
— Это моя девичья фамилия, — слегка смутившись, объясняет Лаура и обращается к типчику: — Мы знакомы?
— А как же! Ты меня не помнишь? Пять лет просидели в одном классе, и ты еще спрашиваешь, знакомы ли мы, Дзампетта! Я Бруно Бенетти, третий ряд, последняя парта.
— Ах, Бенетти! — восклицает Лаура, изображая радость. — Извини, не узнала. Ты так изменился.
— Что поделать, годы. А вот ты, напротив, совсем не изменилась.
Боже, какая тоска — эти полные патетики и патоки встречи одноклассников!
— Ты все-таки своего добилась! — продолжает он весело и невозмутимо. — Вы таки поженились, и ты стала синьорой Масса! — Он поворачивается ко мне: — Это была пара, которой завидовали все в лицее. Не разлей вода! Великая любовь! Первая красавица и первый богач школы. Все ребята исходили слюной, глядя на нее, а она, Принцесса, как называл ее Франческо, смотрела исключительно на него. Кстати, где он? Я хотел бы его поприветствовать!
Повисла пауза. Типчик с приклеившейся полуулыбкой смотрит на Лауру, смотрит на меня, смотрит в потолок видимо, понимая, что сморозил глупость. Но нет, вряд ли, он не кажется мне умным человеком.
— Он скоро появится. Но ты не беспокойся, говори Лаура, явно взволнованная, нервно крутя на пальце блестящее кольцо, — я обязательно передам ему привет от тебя. Извини, Бенетти, но нам надо поговорить… — Она кивает на меня.
Бенетти, кажется, вздыхает с облегчением, узнав, что не придется здороваться с Франческо, и спешит ретироваться бросив напоследок:
— Был рад повидаться. Как-нибудь созвонимся, может, встретимся все вместе… теплый ужин старых товарищей… то-сё… выпьем, посмеемся!..
— Да-да, конечно. Посмеемся.
— Итак, ты все узнала.
— Что? Что тебя зовут Дзампетта? — спрашиваю я с наигранным простодушием.
— Меня меньше всего волнует, что тебе стала известно моя девичья фамилия. Я о другом…
Неправда, ее это тоже волнует, но в данную секунду не это для нее главная проблема.
— Ты узнала, что мы… что я… встречалась с Франческо, вот что.
— А что плохого в том, что вы встречались?
И тут ее словно прорвало:
— То, что Флавио пока что этого не знает. Мы с Франческо решили ничего не говорить ему. В то время Флавио был в курсе, что Франческо встречается с какой-то девицей и что у них все довольно серьезно, но он не знал, что это была я. Их миры не соприкасались. Флавио интересовало только, чтобы Франческо не наделал слишком много глупостей и чтобы больше отдавался учебе. А у того голова была забита лишь музыкой. Он писал прекрасные песни. И постоянно звонил мне, иногда даже глубокой ночью, заставляя меня слушать по телефону то, что он сейчас написал, и я, полусонная, слушала. Он говорил мне: ты понимаешь, что это за вещь, мне не терпится дать это послушать Федерико завтра утром, но ты должна была услышать это первой… Это было непередаваемо… Я имею в виду, такое приятно любой женщине, когда тебя ставят впереди всех, впереди друзей, для которых все это делается. Не знаю, понимаешь ли ты, что я хочу сказать…
Я киваю.
— Франческо с друзьями организовал группу «Руди Бойз». Все ребята намного старше его, за исключением Федерико, нашего товарища по классу, который потом стал его лучшим другом. Я часами слушала, как они играют. В сыром и полном табачного дыма подвале. Почти в темноте. И это в августе, подумай! Я выходила лишь купить бутерброды и пиво или вино для всех и кока-колу для себя. Чего только я не делала для него… Вообрази, однажды мы несемся на его «веспе» по мокрой от дождя дороге, поворачиваем и падаем. Поднимаемся, а на нас ни царапины. И он говорит:
«Мы не должны были здесь упасть. Дело не в крутизне поворота и не в том, что дорога сырая или скорость высокая… Скорее всего, это вопрос внимания. Сейчас мы все повторим сначала. Я хочу посмотреть, упадем мы второй раз или нет».
Я не хочу садиться на мотороллер, его идея кажется мне идиотской, а он говорит, что если я не поеду, то это будет уже иная ситуация, изменятся вес, угол наклона и траектория, но если я не хочу, то не надо.
«Ладно, — соглашаюсь я. — Если ты так хочешь».
Он заводит мотор, мы снова делаем круг по кварталу летим к тому же повороту на той же скорости, он сконцентрирован, и мы падаем точно в том же месте, но сейчас я чувствую небольшую боль в колене. Он поднимается и говорит:
«Падаем. Здесь нельзя не упасть. Я думал, это проблема внимания, но, видимо, это из-за того, что асфальт здесь, когда мокрый, не держит».
Тут он замечает, что я, сидя на асфальте, морщусь от боли в колене, опускается рядом, дует на мою царапину, вытирает кровь и говорит:
«Все нормально, ничего серьезного, но в следующий раз, когда будешь падать, делай, как я, во время полета контролируй положение своего тела, концентрируйся перед ударом о землю — и увидишь, что с тобой ничего не случится, это только вопрос внимания…»
Ты можешь себе представить такое? И тем не менее мы были вместе три года. Три самых насыщенных года моей жизни. Почему? Может, потому что я была совсем девчонка, не знаю…
Она замолкает. Тяжело вздыхает. В ее глазах блестят непроливающиеся слезы. Я понимаю, что она в эту минуту не притворяется и не фальшивит, что на нее нахлынуло, я вижу, как она взволнована.
— А что дальше? Ты сказала «пока что».
— «Пока что» что? — спрашивает она, то ли правда понимая меня, то ли не желая понять.
— Ты сказала: «Пока что Флавио ничего не знает…» Что плохого в том, если ты ему расскажешь?
— Ничего. Но ему будет неприятно узнать, что именно Франческо был моей первой любовью. Настоящей. Большой.
— Первой в каком смысле? — спрашиваю я с некоторой долей наглости.
— Во всех смыслах.
— И ты до сих пор любишь его, — не щажу я ее.
— Нет, — отрезает она. Чересчур сухо и категорично.
