– «Отчетный доклад», что ли, вспомнил? Горбачева? – ухмыльнулся Грязнов.
– Большой ты человек, Славка, – покачал головой Александр. – Нет, это Бродский. Только не тот, который художник.
– А, помню, как же! «Ходоки у Ленина»... Еще в школе...
Турецкий почесал макушку, сморщил нос, взглянул на Грязнова:
– Почти, можно сказать, угадал. Только там другой художник, а я имею в виду Бродского, который поэт. И тоже талантливый еврей.
– Слушай, ты совсем уже меня заморочил!.. Кто из них кто?
– Оба, понял? И не бери в голову, давай лучше про твою родственницу. Ну и?..
– Чего – и? Ее теперь искать надо!
– Прости, теперь я не понял, какое все-таки отношение твой продавец фиников имеет к эксклюзивному джипу фирмы «Форд», который сперли в Германии у Реддвея? Или я совсем не просекаю?
– Нет, ну зачем же заранее огорчаться? Всему свое время, Саня. Это возрастное. Я для чего тебе битый час втолковываю?! Если башибузуки Муслима терлись вокруг машины Питера... Если мы именно их подозреваем в краже джипа... Если для наших подозрений имеется немало оснований... Если... тебе не надоело надо мной издеваться? Ну что, скажи, непонятного в том, что, выполняя задание своего хозяина, его братва вывезла из Германии твой эксклюзив? И теперь он, этот трижды проклятый джип, либо отстаивается в гараже Муслима в том же Крошкине, либо тот катается на нем в Баку или родной Нахичевани?
– Не горячись, – поднял ладонь Турецкий. – Ты ведь знаешь, что за машина у Питера. А этот Муслим, он что, тоже толстый, если ему именно такой салон приглянулся?
– Да в том-то и дело! Фу, какой непонятливый...
– Мог бы так сразу и сказать. – Турецкий пожал плечами.
– Мог бы и сам догадаться. Какого черта стал бы я интересоваться чужим джипом у Джамала?
– Но Джамал-то видел у него эту машину?
– Не видел. У него с Муслимом вообще напряженка.
– Ага, поэтому он тебе его и сдал?
– Не сразу. Видимо, поначалу корпоративная, так сказать, порука мешала. Либо национальная принадлежность.
– Цитирую, – засмеялся Турецкий, – «бандитизм не имеет национальности. Генерал Грязнов Вэ И». Ты же не станешь отрицать, что при всем при том они как были бандитами с большой дороги, так ими и остались? Разве что прикид сменили, ну и причесались. Умылись еще... Хорошо, с этим мне понятно. Скажи, ты, часом, не послал кого-нибудь в это Крошкино?
– Часом, послал. И даже краткую беседу имел с начальником областного угро. Тот обещал, если что, немедленно поставить в известность. И насчет дамочки проверяют.
– Это у которой в доме все без исключения восточные сладости?
– Она самая. Если Джамал не соврал, и там проживает не женщина, а какой-нибудь мужик приезжей национальности.
– А чего так долго выясняют?
– Ну, знаешь, Саня, ты нахал! Сам, понимаешь ли, черт-те где... А я только вчера дал указание!
– Я о чем думаю... – словно не слушая Вячеслава, задумчиво сказал Турецкий. – Ведь если эти сукины дети уже успели сплавить джип из Москвы в бывшую братскую республику, нам впору сливать воду. А Питер? Ну пусть попросит себе у «Форда» новый, уверен, ему не откажут. Тем более если он все свалит на «русскую мафию». Между прочим, идея на крайний случай неплохая, надо будет иметь в виду и посоветовать, если сами облажаемся. А бегаем, высунув языки...
Грязнов с откровенной иронией посмотрел на Александра, «бегающего с высунутым языком».
– Свалить хочешь с дела? – спросил он язвительно. – На меня одного перевесить? Даже обедом угостить решил, да? В кои-то веки расщедрился! Знаешь, кто ты после этого такой? А вот я тебя Косте заложу.
– Славка, ты чего? – оторопел Турецкий.
– А как иначе твои слова прикажешь расценивать?
– Фу, а ведь чуть было в самом деле не испугал! Так, слегка... – Турецкий демонстративно промокнул лоб туго накрахмаленной салфеткой. – Это же я для нас с тобой отход готовлю в случае чего. Шутки у тебя, однако, господин генерал... И что ж это ты повсюду скрытый какой-то смысл ищешь? Вот носишься вечно со своими жуликами – и сам уже...
– Ха! Можно подумать, у тебя другие!
– Другие не другие, но я же не хаю те обеды, которыми и ты меня пару раз, кажется... угостил? А почему? Совесть потому что имею.
– Нет, ну ты просто напрашиваешься в лоб получить!
– Это будет здорово! – расхохотался Турецкий. – Два генерала, мать их, передрались из-за шницеля! А ведь найдется такой, что поверит!
– А мы не скажем из-за чего, – скрывая ухмылку, заметил Грязнов.
– Ладно, давай поступим следующим образом. Я тебя после обеда заброшу на Петровку и поеду к себе в Генеральную, надо же хоть изредка интересоваться, чем там мои боевые помощники занимаются, а ты держи меня сегодня в курсе.
– Естественно, если будет необходимость... А что это я видел в меню из десерта? Кажется, они тут предлагают свежую дыню, ты не обратил внимания?
– Мстишь, да?
– Нет, друг мой, пользуюсь случаем. Впрочем, если ты такой жадный, в кои-то веки угощая друга, готов войти в долю.
– После всего вышесказанного обойдемся. Так и быть, лопай свою дыню, сейчас закажу.
– Как ты себе представляешь? Я один, что ли, буду?
– А мне она теперь в горло не полезет.
– Сочувствую, Саня, но я ее честно заработал. И ты об этом скоро узнаешь.
Однажды, давно уже, впервые войдя в здание Генеральной прокуратуры, чтобы открыть личным ключом дверь собственного кабинета, Александр Борисович почувствовал, как у него от распиравшей его гордости в буквальном смысле запершило в горле. Да, было такое. Много воды с тех пор утекло. А сегодня, подходя к своему кабинету, он не испытывал никакой гордости. А чаще – тоску. Работа и работа, другой он просто не знал. Или не любил. И вообще, надо всегда стараться делать то, что ты хорошо умеешь. А когда не умеешь, не берись, не лезь. К чему эти мысли? Да слишком много появилось людей, которые наиболее охотно занимаются именно тем, что им категорически противопоказано. И особенно это заметно в правоохранительных, законодательных, исполнительных и прочих органах. Видно же – не на своем месте человек, был бы отличным, к примеру, парикмахером, так нет, его тянет законы сочинять!
А здесь что делается? Ну в огромном желтом доме на Большой Дмитровке? Идешь по коридору и видишь, что каждый второй обосновался тут по ошибке. Начиная с самого верху. Взять хоть тех же замов генерального. Пожалуй, один Костя Меркулов, хоть и на него иной раз готов был натравить всех своих голодных псов Александр Борисович – в том случае, если бы такая свора у него имелась, – действительно знал свое дело. Вертелся, кувыркался, подобно какому-нибудь китайцу из Шаолиня, отбиваясь от наседавших со всех сторон деятелей, желавших, чтобы закон в первую очередь учитывал его личные амбиции, ну а все остальное, как говорится, в порядке живой очереди. Если на всех хватит. И это расхожее выражение советских времен как нельзя лучше определяло, да и впредь будет определять, главный принцип системы: кто ближе, тот успеет. Кто нахрапистей – тому достанется. А у остальных, извините, поезд ушел.
– «Поезд ушел... А куда он ушел?.. Он не пришел, потому что ушел...» – напевал Александр Борисович, шагая кривыми коридорами, только сейчас сложившуюся в голове песню и думая, что эту фигню вполне можно предложить какому-нибудь модному певцу, а то и целой вокальной группе.
– Здравствуй, дорогой! – догнал его голос с характерным кавказским акцентом.
