– Денис, тот замечательный факт, что тебе, выражаясь интеллигентным языком, отдалась дама с недвусмысленной фамилией, вовсе не дает права наглеть и подвергать сомнению дядькины поступки. Он – это он, а ты, прости за напоминание, – это всего лишь ты. Я внятно объяснил?
– Нет слов, дядь Сань. Я всегда восхищался вашей проницательностью и... и красноречием. Что и возможным своим детям завещаю.
– Уже от Белочки, что ли? – небрежно поинтересовался Турецкий.
Денис только обреченно махнул рукой.
– У меня интуиция... – продолжил Турецкий. – И она подсказывает, что в ближайшие минуты должно быть известие. Сделай еще кофе. И давай немного помолчим. Мне подумать надо...
Денис поднялся, чтобы пойти к кофеварке, и тут же заверещал мобильник Турецкого. Денис суеверно замер в шаге. А Турецкий внимательно посмотрел на трубку и погрозил ей пальцем. Потом вздохнул и поднес к уху.
– Александр Борисович, Орехов беспокоит, нашли машинку-то!
– Где? – бледнея и поднимаясь, выдохнул Турецкий.
– Напротив Савеловского. Но пустая. Припаркована грамотно. Но... никого нет. Может, супруга к вокзалу за чем-нибудь вышла? Не знаю, там сейчас ищут. Я велел ничего не трогать. Подъедешь?
– Уже еду. Спасибо, Игорь, век не забуду.
– Ни пуха... тебе...
Ирина, кажется, задремала-таки. Трудно, неудобно, спину ломит, руки-ноги болят, будто бежала сто верст без передышки. И она не заметила, как в этой странной камере появился посторонний. Просто открыла глаза, услышав скрип стула, на который опустилось грузное тело, и посмотрела, щурясь даже и от такого тусклого освещения.
Перед ней, слегка развалившись на таком же, как у нее, стуле сидел средних лет мужчина. Седой ежик на голове, очки в золотой оправе. Серьезные и внимательные глаза. Он был без верхней одежды – в хорошем костюме в полоску. Нога на ногу, покачивал модным ботинком.
Она молча смотрела. Не торопился начинать разговор и он. Похоже, что-то непонятное его даже забавляло. Ирина зябко повела плечами. Ну да, ведь меховая накидка так и осталась в машине. Там было тепло, а эту накидку с хвостиками голубых норок – подарок супруга, надо носить на плечах, а не отирать о спинку сиденья.
Ирина удивилась, что никакого страха в настоящий момент не испытывает, впрочем, интереса к происходящему – тоже. А этот? Пришел, сидит, смотрит. Наверно, объяснит что-то.
Видно, так и не дождавшись от нее никакой реакции – поди, рассчитывал на крики, возмущение, размахивание кулаками, – незнакомец усмехнулся и заговорил.
– Завидую вам, Ирина Генриховна... – подождал, она молчала. – Выдержке вашей, терпению. Молодец, честное слово.
– Да? – не спросила, а скорее констатировала она.
– Вы спрашиваете? В каком смысле?
– В прямом. Откуда у вас, например, может быть честное слово? Абсурд. – И она спокойно положила подбородок на руки, скрещенные на спинке стула.
– Вы глубоко ошибаетесь, уважаемая, – холодно ответил незнакомец.
– Не думаю. Мужчины, имеющие право на честное слово, если они действительно мужчины, а не просто по заведенному обычаю носят брюки, так себя не ведут. Увы... – она вздохнула.
– Беспредметный разговор, – вздохнул и он.
– Когда я наконец смогу покинуть это помещение? – без всякого вызова спросила Ирина.
– В ближайшие пятнадцать минут.
– О! Надо понимать, что будут предварительные условия? И они, скорее всего, будут касаться не столько меня, сколько того, чем занимается мой муж?
– Вы поражаете меня, – усмехнулся мужчина. – И не подозревал, что вы такая умница.
– Так не тяните, выкладывайте. Обещать я вам все равно ничего не смогу. Да и не хочу. Но выслушаю.
– Повторяю, честное слово... – он словно поперхнулся, – извините, знай я о вашем характере чуточку раньше, ей-богу, так устроит?..
Ирина кивнула.
– Ей-богу, не стал бы организовывать преследование, всю эту дурацкую суету, а просто подошел бы и... поговорил. Что называется, по душам. Не вызывая у вас никакого протеста. Но ничего уже не поделаешь, что сделано, то сделано. Да и поволноваться... кое-кому совсем не лишне, да-да, я знаю, о чем говорю. Так побеседуем?
– Валяйте. Только желательно недолго, а то я здесь совсем окоченела. В этой сырости...
– К сожалению, не могу в настоящий момент предложить условий лучше... Не хотелось бы, чтобы вам самой стало известно место вашего нахождения. Так что давайте поговорим здесь, а потом вас довезут прямо до вашей машины, оставленной, если не ошибаюсь, у Савеловского вокзала?
– Напротив.
– Хорошо... Ирина Генриховна, позвольте задать вам несколько неожиданный вопрос? Кто вы по профессии?
– Вряд ли вам будет интересно. Я закончила консерваторию по классу фортепьяно. Концертировала, аккомпанировала известным певцам и артистам, иногда делаю это и сейчас, но больше занимаюсь преподаванием в музыкальном училище. Воспитываю дочь. Кормлю ужином супруга. Достаточно?
– Более чем, – с непонятным пониманием вздохнул незнакомец и ладонью погладил свой седой ежик. – Я все, понимаете ли, размышлял, как бы получше морально подготовить вас к принятию того решения, которое я собираюсь сейчас продиктовать.
– О как! Полагаете, удастся?
– Знаете, зачем спросил о вашей профессии? Чтобы проверить, как у вас с памятью. Хорошая или... не очень. Дело в том, что мне чрезвычайно важно одно обстоятельство. Я попрошу, предложу, прикажу – как вам будет угодно понимать – запомнить мои слова и в точности, как говорится, не прибавляя и не убавляя ни запятой, передать вашему супругу – Александру Борисовичу. Фамилия которого, как и ваша, естественно, вовсе не вызывает у меня никакой ухмылки непонимания. Догадываетесь, о чем я?
– Надо полагать, о ком? О хамоватом менте?
Незнакомец рассмеялся:
– В самую точку! Но, уверяю вас, он не заканчивал ни консерватории по классу фортепьяно, ни юридического факультета Московского государственного университета.
– Это не предмет ни оправдания, ни гордости.
– Но вот как вам Александр Борисович разрешает произносить слово «мент», этого я не понимаю.
– Очень просто. Мы привыкли называть вещи своими именами. Не людей, а вещи. Разницу чувствуете? Например, Слава Грязнов может позволить назвать сам себя ментом, ни чуточки не унижаясь при этом. Но лично у меня никогда бы и язык не повернулся. А тот, о ком речь, он мент и есть, ментяра поганый, оборотень, уголовник в украденной форме. Это не горячность, это мое убеждение.
– Превосходно, – сухо заметил незнакомец.
– Между прочим, хочу добавить к тому, с чего мы начали эту... беседу. Мужчина – помните? – он первым делом представляется даме, не заставляя ее думать про себя: «Вроде на вид человек приличный, а на самом деле – козел козлом».
– Ну и язычок у вас, однако, – хмыкнул мужчина.
– С молодежью работаю, у них-то поострее будет!
– Дай бог, дай бог... Дмитрий Сергеевич, с вашего разрешения. Так вот, уважаемая Ирина Генриховна, что я хотел... давайте все же так: предложить вам передать своему мужу... Он-то как относится к музыке?
– Это важно?
– Хотелось бы знать.
