сокровищ. Ночь была прозрачная, вполне можно было различать всякие более менее крупные предметы: дома, деревья, столбы, кусты, заборы... Среди зарослей, образованных бузиной и акациями, я, подсвечивая себе мобильником, обнаружил неплохое местечко. Там было большое углубление в земле, окруженное вьюнками и огромными лопухами. И если клад сложить туда, то даже и днем не всякий сразу и обнаружит это захоронение. Высоченная лебеда и глухая крапива надежно прикрывали все подходы. Я пошел обратно к храму, чтобы сообщить Прасковье о своей находке и начать переправку вещей на новое место. И тут отчетливо услышал чьи-то шаги и голоса, доносившиеся с противоположной стороны храма. Из туманной дымки вынырнули два черных силуэта. Первым человеком, скорее всего, был брат Феодор, а за ним следовал кто-то высокий и плотный, наверное, какой-нибудь мужик, обладающий недюжинной силой и которого монах привлек для погрузки наших богатств. Так как звуков мотора я не слышал, то решил, что грузить клад будем, скорее всего, на подводу. Люди шли ко входу в Никольский храм. Увидев меня, они резко замерли, вглядываясь в мой силуэт, будто определяя, что же тут стоит: человек или столб какой-то? И вдруг позади тоже послышались быстрые шаги. Я вздрогнул и обернулся. Еще кто-то шел вдоль стены прямо на меня.
- Жора? - спросил незнакомый голос.
Человек этот был какой-то приземистый, коренастый, экипированный под охотника, во всем защитном и в сапогах. Я был уверен, что вижу его впервые в жизни, но он откуда-то знал меня по имени, а это значит, что и я должен был быть с ним знаком. Пока я вглядывался в остановившегося неподалеку незнакомца, стараясь узнать его, другие подошли ко мне почти вплотную. Я повернулся и хотел сказать: «Брат Феодор, ну наконец-то!», но речь моя оборвалась на полуслове. Чья-то крепкая рука уперлась мне в лицо, надавив на него чем-то мягким, влажным и остро пахнущим. В подсознании стрельнула мысль: «Все, это конец! Здесь бандиты!» Теряя сознание, я дернулся изо всех сил и закричал: «Паша, беги!», но рот был зажат этой гнусной тряпкой, и тогда я только громко промычал, точно убиваемая на бойне корова. И еще мне то ли послышалось, а может, и почудилось, как в глубине храма испуганно вскрикнула девчонка...
* * *
Я пришел в себя от того, что меня сильно трясло. Открыв глаза, я ничего не увидел. Дышать было тяжело. Пахло пылью и бензином. Руки находились подо мной и были крепко связаны, так что я не смог вернуть их в более привычное положение. Ноги тоже что-то удерживало. Откуда-то доносилось натруженное урчание мотора и приглушенная музыка лилась из невидимых колонок.
- «Отель «Калифорния» группы «Иглз» - сделал я заключение.
Постепенно я понял, что нахожусь в каком-то грязном и пыльном мешке, брошенном в кузов автомобиля, и меня везут в неизвестность по весьма труднопроходимой дороге. Иногда на меня накатывалось что-то длинное и мягкое. Сталкиваться с ним было гораздо приятнее, чем с жестким металлическим бортом. Вскоре до меня дошло, что этот мягкий предмет не что иное, как... Пашка! Тоже закатанная в странный удушливый кокон. Одно было ясно: мы стали легкой добычей Назара Кривого! Но как это могло произойти, и как бандиты смогли выйти на нас, это просто не укладывалось в голове, тем более что от хлороформа и запахов удобрений она сильно кружилась, так что порой я то ли забывался, то ли вновь засыпал до тех пор, пока меня не подбрасывало вверх на каком-нибудь крутом вираже. Сколько длилось такое малоприятное путешествие, которое и в кошмарном сне-то не увидишь, я не знаю. «Калифорния» сменилась композицией «Падает снег» Сальвадора Адамо, потом группа «Оз гартен» спела нам про «Лимонное дерево», а еще я, в перерывах между провалами памяти, слышал «Ма бейкер» группы «Бони М», группу «Айс Брейхер» из Германии, «Ленинград» и про «Черный бумер»... потом, наверное, музыку отключили. А вскоре закончилось и это страшное путешествие. Мотор внезапно заглох, и кочки перестали играть моим телом в футбол. Сквозь пыль и выхлопные газы стали пробиваться иные запахи: хвои, мха, брусничника... Меня подхватили чьи-то крепкие руки, точно рога автокары, и бросили на землю. Я сжался, ожидая тяжелого удара о сухой грунт, но приземление получилось мягким. Похоже, меня кинули на мшистый полог соснового леса. Только треснули кое-где сухие шишки и хвоинки. Через пару минут меня, точно чурбан, взвалили на плечо и понесли высоко над землей. Пахло смолой и табачным дымом.
С разных сторон доносились приглушенные голоса, но смысл слов и их значение было очень трудно определить. Минут через 10 мое путешествие на чьем-то горбу прекратилось, и меня вновь водрузили наземь, поставив теперь прямо на свои ноженьки. Правда, после всех этих поездок я едва держался на них... И еще очень хотелось есть и пить... И сильно кружилась голова, здорово не хватало кислорода. Что стало с Пашкой, я пока не знал, но почему-то думал, что она находится где-то поблизости. Где-то высоко весело пела лесная пташка. Что окружало нас: ночь или уже день, было неведомо, меня по-прежнему угнетала опостылевшая темнота душного мешка. Я сделал несколько шагов в неизвестность, но крепкая рука остановила меня, и раздался глухой бас:
- А ну, стой! Ишь ты, какой прыткий!
ВОЛЧЬЯ ЯМА
Когда с меня сорвали пыльный балахон, то я первым делом сделал несколько глубоких глотков свежего воздуха и лишь только после этого осторожно осмотрелся. Оказалось, что мы находимся на неширокой лесной поляне, окруженной высоченными и толстенными соснами, у подножия которых теснился кривой молодняк да какие-то чахлые кустики вперемешку с сушняком. Пашка стояла рядом и тоже тяжело дышала. Руки у нас были связаны за спиной, а на ногах путы отсутствовали. Утро еще только зарождалось, поэтому в лесу царили липкие сине-сиреневые сумерки. Справа от меня находился
