Все, кроме Галины. Она смотрела прямо перед собой и загадочно улыбалась краешками губ.
Джоконда...
Глава восьмая
1
Петров набил трубку, посмотрел на камин и сказал:
– Ну, мистер Холмс, рассказывайте.
– Тогда уж хереса не хватает, – улыбнулся Денис.
– Это легко. – Петров наклонился к бару и вынул в хрустальном графине золотистый напиток, налил по рюмке, поднял, посмотрел сквозь стекло на огонь.
– Мы-то всегда думали, что херес самое дешевое пойло, а вы уже знаете, что это изысканнейший напиток. Да, мне нравятся молодые, они теперь как старики. Те, старые старики...
Грязнов пригубил вино.
– Так вот, доктор Ватсон, жили-были пятеро друзей, с детства – не разлей вода, – начал он размеренно. – Выросли, возмужали, породнились. Хорошие были ребята. А потом некий добрый Дед Мороз вручил им деньги.
– Скорее не Дед Мороз, а Кощей Бессмертный.
– Он тогда еще этого не знал. Он думал, друзья применят деньги к пользе дела и отечества.
– Искренне думал, – кивнул Петров.
– Этот мудрый человек, по закону которого живет целая страна, – продолжал Грязнов, – забыл прописную истину – деньги портят людей.
– Неправда, Холмс, – покачал головой старик. – Во-первых, наша страна не живет ни по какому закону. А во-вторых, людей портят только сами люди.
– Философия, – поморщился Грязнов.
– Как угодно.
– А что же, собственно, потом случилось? – повернулся к Петрову Грязнов.
– Вы случайно стихи не пишете? – повернулся к Грязнову Петров.
– Нет, что вы, – слишком активно возразил Денис. – С чего вы взяли?
– Гладко излагаете, – отвернулся к окну Петров.
Грязнов выдержал паузу и спросил о самом главном:
– Владлен Николаевич, зачем вы дали Кириллу эти пленки? Вы вспомнили свою емкую фразу, которая все объясняет в двух словах? – наклонился к Петрову Грязнов.
– Вспомнил. Она звучит по-латыни – sapien sat.
– А по-русски?
– Мудрому достаточно, Петр.
– Я немудрый, – признался Грязнов. – И я не Петр, а Денис.
Петров встал и пошел вдоль нескончаемого стеллажа с книгами.
– Они пришли ко мне... Почему ко мне? Я юрист. А их начали вызывать в прокуратуру. Почему-то там решили, что они нарочно обанкротились. Но дело даже не в прокуратуре. Они впервые пришли не все вместе, а поодиночке. Понимаете? Нет, вы не понимаете. Они поодиночке вообще не ходили. Никогда, никуда. А уж в беде... Не деньги их испортили – подозрительность. Они начали искать, кто их так страшно обманул. Кто же украл эти злосчастные деньги? И у каждого своя версия, а свести вместе никак не могут...
Грязнов делал пометки в блокноте.
– И я им предложил – носите с собой к следователю диктофон. Я считал, что, если они сведут свои показания вместе, они разберутся. Наверное, тогда это была безумная идея. А теперь оказалось...
– А теперь эта идея оказалась убийственной, – сказал Грязнов.
– Вы все-таки пишете стихи, – укоризненно сказал Петров.
– Да, я пишу стихи, – Грязнов тоже вскочил и зашагал по комнате, – плохие стихи, потому что поэзия – это не гладкость речи, а бунт. Вот Медведь... э-э, Медведев был бунтарь. Но хотя бы скажите, за что его убили. Зачем вы дали ему эти кассеты? Зачем?
– Мой сын в тюрьме, – тихо сказал Петров.
– Вы считаете, несправедливо? Вы думали, Кирилл до чего-то докопается? Он ни до чего не докопался!
– Он написал только восемь серий, половину. Sapien sat.
– Господи, Владлен Николаевич, перестаньте вы, наконец! Ваши милые мудрецы троих убили! Троих! Они перегрызлись, как крысы, которых посадили в бочку!
– Хорошо вы сказали, – вдруг встрепенулся Петров. – Вы очень хорошо сказали – посадили.
– Я думал, это только поэты все намеками да намеками, я думал – юристы народ четких формулировок.
– Какой вам еще четкости – их кто-то посадил в эту бочку! Это все им кто-то подстроил.
– Никто! Никто им ничего не подстраивал, Владлен Николаевич, – сказал Грязнов жестко. – Их испортили деньги! Огромные деньги. Они просто перегрызли друг другу горло за эти деньги.
– Они обанкротились, откуда деньги?.. – опешил Петров.
– Они не обанкротились, Владлен Николаевич. Это было в самом деле незаконное банкротство. Месторождение «Северное» они купили. Только не за миллиард долларов, а за двадцать пять миллионов. А уж за сколько продали – только им и известно.
– Это неправда... Этого не может быть...
– ...Потому, что этого не может быть никогда, – усмехнулся Грязнов. – А знаете, Петербургская академия наук вынесла это заключение по поводу жирафа. Академики никогда его не видели.
Петров сел, пустыми глазами уставился в огонь камина.
– Значит, Антон меня обманывал?
Грязнов не ответил.
– Значит, они страшно богаты?..
2
Обшарпанная дверь, обшарпанная лестница, скрежещущий лифт.
Грязнов брезгливо взялся за ручку двери, над которой было написано на бумажке от руки – «АОЗТ «Лорейн».
В коридоре не было никакого охранника. Обыкновенная контора самого зачуханного ЖЭКа семидесятых.
Но жизнь тут кипела нешуточная. Носились по коридору пожилые женщины с бумагами, стучал телетайп, кто-то кричал по допотопному телефону:
– Двадцать семь вагонов из Дагестана!.. Куда они пошли?!.. А кто будет знать?!..
Грязнов ткнулся в обитую рваным дерматином дверь со стеклянной табличкой «Генеральный директор Г. Ю. Некрасова».
– Здравствуйте, мне бы к директору, – робко обратился он к тетке в толстенных очках.
– По какому вопросу?
– По личному.
– Галина Юрьевна занята. Подождете?
– Запросто. – Грязнов присел на скрипнувший стул. – Богато живете.
Секретарша зыркнула на него сквозь очки убийственно. Грязнов виновато улыбнулся.
Ему оставалось только разглядывать засиженные мухами стены и слушать телефонные переговоры секретарши.
– Да, приемная, слушаю. Какой район? А метраж? Нет, это слишком шикарно для нас. Мы хотим поменьше.
– Пятница – полный рабочий день...
– Мы рекламу не заказывали...
– Бумага кончилась, используйте оборотку...
– Да, двести двадцать метров. В районе Ленинского проспекта. Все удобства, подземный гараж... Пятнадцать метров – вполне достаточно. Можно и в Бутове... Хорошо, я передам ваш телефон...
