Морозов был весь в саже, форменная рубашка насквозь пропиталась потом. Прикрываясь ладонью от солнца, он участливо наблюдал за тем, как пожарные пытаются попасть выдвижной лестницей в окно.
– Сергей Петрович, у меня тут...
– Представляешь, гадство какое! – перебил его Морозов. – Карякины из двадцать седьмой квартиры! Вот же семейка, мать их! Главное – девчонке нет еще и пятнадцати, а они и ее алкоголичкой сделали! Пьют и пьют, пьют и пьют!
– А чего тушить никак не начинают? – нетерпеливо спросил кто-то из толпы.
– Так дверь железная, едрить ее!
– А Карякины что, дома?
– Да кто их знает? – И он, сложив руки рупором, закричал. – Граждане, не мешайте пожарным работать, не скучивайтесь, отойдите в сторонку! Денис, у меня рожа не испачкалась?
– Еще как!
Грязнов вынул из кармана носовой платок и протянул ему.
– От бляха муха! – продолжал возмущаться Морозов. – От народец! Если бы только знал, как я их ненавижу! Сами подыхайте, дело ваше! Но зачем же весь дом сжигать?
– Сергей Петрович, я на минуту могу вас?
– Да, что у тебя?
– Помните, как мы в Москве-реке искупались?
– Неужели нашел?!
– Нашел! – Он протянул Морозову посмертный снимок коротко стриженного.
– А как?
– Он, сука, Лидского сбил. Точно так же, как нас тогда с вами!
– Кого сбил?
– Лидского! Я вам разве не рассказывал?
– Мне? Нет! Игнатьева! – заорал он какой-то девчушке, которая все норовила проскочить в подъезд. – Куда побежала? А ну вернись! Да здесь мать твоя, ищет тебя по всем дворам, усекла?! – И снова обернулся к Грязнову: – Так кто, говоришь?
– Друг мой, следователь из прокуратуры.
– Погоди-ка... – Морозов всмотрелся в снимок, и брови его поползли вверх. – Венька, что ли?
– Вы знаете его?
– Татуировка была вот здесь, на правом плече?
– Кажется, была...
– Точно, Венька Корецкий! Ах сволочь! Ну теперь все сходится! А я себе всю башку сломал! Кто? Почему? Зачем? На Плющенко думал!
– Плющенко?
– Да неважно, есть тут один! Значит, все-таки Корецкий! Значит, раньше срока вышел, гад! Не поверишь, я этого сучонка с малолетства знал! Сколько раз его отмазывал, сколько раз прикрывал, но когда он, мразь неблагодарная, среди бела дня женщину из-за пяти рублей булыжником по голове! Мы его в тот же день взяли! Так знаешь, что он мне на суде сказал? Я тебя, сказал, старый хрыч, с того света достану. И чуть не достал ведь.
– Как? Вениамин Корецкий? – Грязнов занес над блокнотом ручку.
– Валентинович! В пятнадцатом доме жил!
– А друзья? Друзья у него были?
– Друзей найдем! Сейчас только с пожаром разберемся – и найдем друзей! С кем же он корешился, дай бог памяти? Игнатьева! Только что твоя младшая здесь ошивалась, тебя искала! Стой тут, хватит друг за дружкой по дворам бегать!
– Но Лидский здесь при чем?
– Кто? Ах да! Не знаю!
– Он проверял окружение этой великолепной пятерки и что-то обнаружил...
В кармане Грязнова запиликал мобильник.
– Денис Андреич, вы сильно удивитесь, но Некрасова только что вошла в ваш подъезд. – Это был голос Самохина. – Я в соседнем дворе припарковался. Что делать-то?..
– Черт, не понимаю... Я рядом, в двух минутах, ждите!
– Что обнаружил? – Вернул его к разговору Морозов.
– Кто?
– Лидский твой!
– Я не знаю! Вы вечером дома будете?
– Давай беги! – просек ситуацию Морозов. – Копай там же, где копал он! Не теряй времени! А я по друзьям Корецкого! Найдем мы его берлогу!
До своего двора Грязнов добежал гораздо быстрее чем за две минуты и ничуть при этом не запыхался. Товарищи ждали его у подъезда.
– Она еще там?
– Какие планы? – спросил Щербак.
– Может, нам прикрыть? – обеспокоенно предложил Самохин.
– Нет, ждите меня здесь. – И Денис вбежал в подъезд.
Она ждала на лестничной площадке. Ходила от квартиры к квартире, покуривая тонкую сигарету.
– Здравствуйте, Галина Юрьевна! – взбегая по лестнице, поприветствовал ее Грязнов. – Какими судьбами?
Она на мгновение растерялась.
– Ты, сволочь, следил за мной! – откинула сигаретку и запустила руку в свою сумочку: – Не подходи! Пристрелю!
– Галина Юрьевна, я с самыми добрыми намерениями, – улыбнулся Грязнов. – Да и не будем же мы вот так, под дверью...
– Будем! – В ее руке сверкнула вороненая сталь револьвера. – Назад!
– Да стою я, стою... – Денис прижался к стене и на всякий случай даже руки поднял. – Это становится уже традицией...
– Так вот, сукин ты сын! – чуть не сорвалась на истерику Некрасова. – Предупреждаю тебя в последний раз! Ни в чем я признаваться не буду! Не в чем мне признаваться! И на свой дешевый понт ты меня не возьмешь! А еще раз позвонишь, еще раз пригрозишь мне, тварь, я тебя убью! Вот так, нажму на курок, и все! Сама! И плевать, что будет дальше! Думаешь, я твой голос не узнала? Думаешь, испугалась тебя? Это ты меня бояться должен! Ты! Ты! Ты!
– Ваша штука заряжена?
Некрасова выстрелила в потолок.
– Понял. – Денис поднял руки еще выше. – Простите меня, я больше не буду. Только деньги мне не предлагайте, ладно? Договорились? Мир?
– Грохнуть бы тебя прямо здесь... – Она прицелилась ему в голову.
– Не надо... – уже без иронии в голосе сказал Грязнов. – Не знаю, что вы приняли за угрозу, но я не звонил вам последние два дня. Давайте разберемся. Только в спокойной обстановке.
– Подонок... – прошипела Некрасова, заходя в кабину лифта.
Лифт двинулся вниз, а Денис смог наконец отлепиться от стены. Он дрожащими руками начал хлопать себя по карманам в поисках сигарет.
– Это что такое грохнуло? – По лестнице поднимался запыхавшийся Самохин.
– Шарик лопнул...
– Какой шарик?
– Да так... Ты в следующий раз все-таки никуда меня одного не отпускай...
10
Видеокамера уже стояла наготове, техник прилаживал к воротнику грязновской футболки микрофонную петличку.
– Не торопись, – сказал ему Крамской. – Кто знает, сколько еще ждать придется?