не отыщем Январева, с места с этим убийством не сдвинемся...
Вячеслав Иванович покосился на друга, в его глазах мелькнула какая-то мысль:
– Слушай... Ты вроде бы намекал по телефону насчет какой-то идеи. Или мне послышалось?
– Не послышалось. – Александр Борисович немного поколебался, но все-таки продолжил: – Возможно, тебе, как старому консерватору, моя идея и не покажется, но все же... В общем, для ее осуществления мне понадобятся распечатки всех телефонных разговоров Январева с его сестрицей, в том числе текущие.
– Да ради бога!.. А зачем?
– Слав, можно я пока не стану продолжать? Честно говоря, шансов на положительный результат где-то пятьдесят на пятьдесят, так что... Единственное, что еще скажу, – как-то не верится мне, что Марат наш в своем логове, где бы оно ни располагалось, все это время обходится без продуктов! А значит, кто-то их ему туда поставляет, верно?
– Ну?
– Своим отморозкам, после того как их застукали на вполне надежной, по их мнению, квартире, он вряд ли может теперь доверять. Во всяком случае, я бы на его месте не стал. Значит, остается кто?.. Правильно, родная сестра, уж она-то точно не заложит! Или я неправ?
– Прав-прав, – разочарованно вздохнул Грязнов. – Только, Саня, если бы ситуация отвечала твоему сценарию, мы бы давно и Январева, и его сестрицу сцапали. К твоему сведению, я и Дениску негласно подключил к слежке за этой дамочкой... Ты сам-то можешь припомнить хотя бы один случай, чтобы ребятки из «Глории» кого-то прохлопали?
– Нет, не могу, – согласился Турецкий. – Но согласись, что и с ними могло такое случиться, они же, в конце концов, не волшебники, верно?
– Послушай... – Грязнов сердито заерзал в своем кресле. – Да если хочешь знать, я тебе наизусть могу все расписание и все передвижения этой дамочки пересказать! А хочешь, вообще распечатку сделаю!
– Хочу! – слегка завелся и Александр Борисович. – Более того, забыл сказать, что она мне тоже понадобится – наряду с телефонными!
– Ха! Да на здоровье! Наша Екатерина Константиновна, между прочим, образ жизни ведет весьма рассеянный... Кстати, бабенка довольно ничего себе! Из тех грудастых блондинок, от которых братва обычно млеет и тает, как десятиклассники...
– Что значит – рассеянный образ жизни?
– То и значит! По расписанию у нее только фитнес-клуб, а по вечерам не менее двадцати пяти раз в месяц всевозможные злачные местечки, среди которых на первом месте казино... Не подумай, что одно и то же: по-моему, за это время она половину столичных заведений такого рода обследовала!
– И что, удачно? Я имею в виду, выигрывает?
– По-разному. – Вячеслав Иванович пожал плечами. – Зато из ночных клубешников без улова, по-моему, ни разу не вернулась: всякий раз с кавалерами и всякий раз – с разными... Впрочем, постоянный бойфренд тоже имеется, владелец одной из казиношек, правда не самый крутой.
– Судя по твоим словам, в средствах Екатерина Константиновна не стеснена. Похоже, братец обеспечил ее на несколько лет вперед?
– Наверное... Бойфренд тоже, похоже, участвует... Но что это может нам дать? Только то, что при столь рассеянном образе жизни и абсолютной поглощенности собственной персоной на беглого братца у нее просто-напросто не остается ни времени, ни желания, ни сил!
– О чем же тогда они говорят по телефону? – удивился Александр Борисович.
– Марат, судя по всему, еще не изжил по отношению к сестре родительских чувств, поскольку его крайне интересует ее здоровье, например, а заодно демонстрирует, что девушка, несмотря на его вынужденное отсутствие, находится под контролем...
– Ага... Одним словом, чтоб не зарывалась... А она, судя по всему, может?
– Еще как! Ты по-прежнему не расстался со своей таинственной идеей? – Грязнов впервые за время визита улыбнулся.
– Нет, мой генерал! – ответил улыбкой на улыбку Турецкий. – Скорее укрепился. Но более ни слова! Завтра, кстати, встречаюсь со следователем областной прокуратуры, который ведет дело Сурина. По телефону голос у него был ничуть не веселее твоего – думает, наверное, что контроль Генпрокуратуры означает серию чиновных пинков по известному месту трудяг с «земли». Попытаюсь его разочаровать!
Проводив своих незваных гостей – симпатичного оперативника и, с ее точки зрения, слишком въедливого и сурового следователя, – Лариса Сурина вернулась в красную гостиную и, подойдя к бару, достала початую бутылку французского вина и бокал.
– Опять?
Неласковый голос, раздавшийся за спиной женщины, заставил ее вздрогнуть, и изящный бокал тонкого чешского стекла едва не полетел на пол. Лариса резко обернулась к двери.
– Тебе-то какое дело? – Сейчас она уже не выглядела ни вялой, ни обессилевшей в своем горе: глаза Суриной сердито сверкнули, на нежных щеках проступил румянец.
– Очень просто, – жестко произнесла Нина Степановна и, решительно подойдя к Ларисе, бесцеремонно отобрала у нее бутылку и водворила ее на место. – Кажется, Женя ясно просил тебя не напиваться, по крайней мере в эти дни!
– Он что, снова звонил? – Настроение Ларисы Сергеевны вновь резко переменилось, она затравленно глянула на няню и покорно отошла от бара.
– Часа полтора назад, – коротко ответила та. – И визит ментов предсказал – как видишь, оказался прав.
– Что ему было надо?
– Чтобы ты по крайней мере не напивалась, пока... Пока вся эта история не закончится.
– При чем тут я? Или он сам? Ладно, может, тогда скажешь, чем мне приказано заняться, чтобы не подохнуть от скуки?
– Книжку почитай, – насмешливо произнесла Нина Степановна и, круто развернувшись, вышла из гостиной, не обратив ни малейшего внимания на гримасу страдания, исказившую лицо Ларисы.
Посидев немного в кресле, в котором принимала незваных гостей, Лариса тяжело вздохнула и, поднявшись, поплелась на второй этаж – в свою спальню. Добравшись до нее, она заперла дверь изнутри и, мстительно усмехнувшись, направилась к эркеру, в глубине которого стояло основательно разросшееся «денежное» дерево. Пошарив за ним, она извлекла из угла, который даже горничная считала недоступным для своих усилий, небольшую серебряную фляжку: на сей раз напиток, которым она была наполнена, оказался покрепче красного французского вина.
Отвинтив пробку, выполненную в виде лошадиной головы, женщина сделала два крупных глотка и, поморщившись, направилась к широкой кровати, застланной бледно-голубым атласом. Не потрудившись скинуть черные лайковые шпильки, бросилась ничком на легкое, скользкое покрывало.
– Вот тебе, старая карга... – пробормотала Лариса. И, полежав неподвижно несколько секунд, перевернулась на спину, сердито глянула на украшенный росписью под старину потолок: – Ну как – как меня угораздило втюритъся в этого... этого! О господи!..
И, не найдя ответа на свой риторический вопрос, Лариса Сергеевна Сурина еще раз глотнула из фляги крепчайшего, неразбавленного виски. Скорее всего, ответ ей следовало поискать в годах столь далеких, что они уже почти выветрились у нее из памяти.
Ларочка Дроздова родилась примерно за четверть века до описываемых событий в городе, который возненавидела, едва обрела способность хоть как-то осознавать окружающую ее действительность. Это обстоятельство и определило главную мечту ее жизни: удрать из хмурого, серого Н., небо которого было украшено производственными дымами всех мыслимых и немыслимых оттенков, при первой же возможности. Куда? Ну разумеется, туда, где существует жизнь, достойная ее красоты и ума. И если относительно своих умственных способностей она несколько преувеличивала, то с красотой действительно все было в порядке.
Ну а в том, что с переселением в столицу у нее все получится легко и просто, Лариса не сомневалась ни секунды: для этого имелся папочка, директор одного из крупнейших в стране нефтеперерабатывающих комбинатов. Уж как-нибудь расстарается для единственной-то дочурки!
Нельзя сказать, чтоб Лариса была нежной и любящей дочерью. Но если мать она почти откровенно
