презирала, то с отцом предпочитала поддерживать почтительные отношения: еще лет в семь девочка поняла, благодаря кому из родителей у нее самые красивые среди подружек игрушки, самые нарядные платьица и на чьей машине возит ее в школу заботливый водитель дядя Ваня. Кто же знал, что в конечном счете именно благодаря матери с ее вечными глупостями, а вовсе не отцу ее мечта раз и навсегда расстаться с презренным городом осуществится?
Участие Ларисы в детском городском конкурсе красоты в свое время было как раз маминой идеей. Наверное, девятилетняя Ларочка ни за что бы не согласилась, но именно в тот момент кто-то из папиных знакомых привез из-за границы дочке директора потрясающей красоты платье, а к нему туфельки на крошечных, но настоящих каблучках и сумочку. И куда, спрашивается, все это надеть, дабы подружки окончательно поумирали от зависти посреди зимы? Платье-то было летнее, налезло на девочку впритык, а к весне она могла и вовсе из него вырасти. Усмотрев таким образом в грядущем конкурсе возможность продемонстрировать отпадный наряд, Ларочка снисходительно согласилась с мамашиной идеей. И, неожиданно даже для себя самой, стала победительницей, обнаружив к тому же помимо вполне приличного знания школьной программы врожденный артистизм, фотогеничность и полное отсутствие смущения перед аудиторией.
А спустя полтора года папа, как источник семейного благополучия, иссяк: началась перестройка (или просто она наконец докатилась до их глубокой провинции), в процессе приватизации комбината отец лишился своей должности и, так и не пережив того, что из-за умело подсидевшего его парторга, лишился своего «законного» куска, спустя еще год умер от обширного инфаркта, оставив Ларису с матерью практически без средств к существованию. Деньги, вырученные от продажи загородного охотничьего домика, двух машин и имевшейся второй квартиры, исчезали у не привыкших экономить матери и Ларисы с космической скоростью...
Позднее Лариса Сергеевна Дроздова не любила вспоминать те несколько лет, которые они с матерью прожили как в страшном сне. Ей казалось, что тогда чуть ли не каждый день приносил одни только горькие сюрпризы: очередной отвернувшийся от них «старый друг», очередная попытка матери устроиться на «хорошую» работу с помощью бывших отцовских сослуживцев, выбившихся, в отличие от покойного папочки, в люди...
Зато второй в ее жизни – тоже городской – конкурс красоты ей точно не забыть: с помощью их прежней домработницы костюмы для него переделывались из старых, когда-то нарядных тряпок. И самое главное – вторая в ее жизни победа! К тому моменту Ларисе исполнилось двадцать лет, она сумела с третьего захода поступить в местный педагогический институт и в конкурсе участвовала как раз от него. А еще она считалась признанной красавицей не только в институте, но и в собственных глазах и несколько снисходительно флиртовала с главным редактором местной, весьма популярной молодежной газеты. Ничего особого, впрочем, ему не позволяя, но предпочитая держать на коротком поводке.
Газета была как бы филиалом московской «МК», то бишь связанной с вожделенной столицей. И хотя Лариса еще не придумала, каким образом данное обстоятельство можно использовать в своих тайных целях, она на всякий случай поощряла толстого, лысого и глубоко женатого редактора... до определенных пределов. Пределы несколько подразмылись, когда выяснилось, что именно он будет возглавлять жюри конкурса: Лариса намекнула толстяку, что от его результатов и будет зависеть следующий шаг к сближению в их отношениях.
Нужно сказать, она и сама рассматривала эту возможность почти всерьез, понимая, что только ее красота может стать залогом будущего. С условием, если она сумеет правильно ею распорядиться... Дело в том, что, несмотря на обилие поклонников, свита которых не покидала девушку со школьных лет, сама Лариса к двадцати годам так и не сумела влюбиться! Возможно, дело было в том, что провинциальные ухажеры не только выглядели в глазах девушки бесперспективными и вызывали легкое презрение, но и словно создавали собой некий замкнутый круг, вырваться из которого она так давно и горячо мечтала. Кто ж знал, что именно в момент победы на городском конкурсе все переменится самым неожиданным образом?..
Он подошел к ней в момент, когда только что избранная королева красоты завершала раздачу автографов и собиралась наконец отправиться за кулисы местного Дворца культуры, в котором и разворачивалось действо, чтобы переодеться, а затем отправиться в ресторан с устроителями и спонсорами конкурса. Возник словно ниоткуда высокий, сероглазый блондин с коротким ежиком и ослепительно улыбнулся, продемонстрировав сверкающий ряд зубов, достойных рекламы «Орбита» без сахара.
Лариса посмотрела в холодные, серые глаза, которые, в отличие от своего хозяина, вовсе не улыбались, и... обмерла. Погибла на месте, с ужасом ощутив, что едва ли не впервые, начиная с детсадовского возраста, щеки ее заливает горячий румянец смущения. Как ей удалось, не потеряв собственной дежурной улыбки, расписаться в протянутом им блокноте, она так и не поняла. Зато он понял.
В ресторан Лариса Дроздова все-таки поехала вместе со всеми: нельзя было не обмыть тысячедолларовую премию, которую они же ей и присудили, тем более что столик заказал на свои деньги редактор. Но во время пира она была рассеянна и даже не обратила внимания на то, что толстяк откровенно лапает ее на глазах у всех. Не потому, что решилась наконец воздать ему за хлопоты вокруг ее победы, а потому, что была поглощена мыслями о неведомом сероглазом принце, взявшем у нее автограф в числе последних почитателей и исчезнувшем так же загадочно, как появился.
Уже ближе к полуночи, когда потные ручонки редактора начали ее всерьез раздражать, девушка, под предлогом необходимости посещения дамской комнаты, в очередной раз вышла глотнуть свежего воздуха – покурить на крыльце ресторана, расположенного на центральной городской площади в убогой стекляшке советского образца. Зябко поведя плечами под накинутой заячьей шубкой, она щелкнула зажигалкой, но прикурить не успела: за спиной раздался автомобильный сигнал, заставивший Ларису вздрогнуть.
Резко повернувшись, она обнаружила, что сигналят ей из черной иномарки (в их разновидностях она тогда не разбиралась). Затем водительская дверца приоткрылась, на мгновение высветив белозубую улыбку человека, о котором Лариса так и не забыла за долгий полупьяный вечер.
Он высунулся наружу, под начинавшуюся, обычную для этих краев, февральскую метель, но так ни слова и не произнес, просто смотрел на девушку, словно пытался ее загипнотизировать...
Наверное, это и был гипноз. Ничем другим объяснить свое дальнейшее поведение Лариса ни тогда, ни теперь не могла.
Отбросив в сторону так и не раскуренную сигарету, она поправила сползшую с одного плеча шубку и, тоже молча, направилась к машине. Вторая дверца, пассажирская, распахнулась, едва она обогнула иномарку, и в следующую секунду Лариса уже сидела рядом с ним. И наконец впервые услышала его голос – завораживающе красивый баритон.
– Меня зовут Евгений, – сказал он. – Евгений Лопухин.
– Где-то я слышала эту фамилию, – глупо пробормотала она.
Видимо, ему ее реплика глупой совсем не показалась, потому что ответил он вполне серьезно:
– Конечно, слышала. Это фамилия исконных русских графов Лопухиных.
– Исконных? – переспросила Лариса еще глупее.
– Да... Большая часть русского дворянства чистотой крови похвастаться не могла из-за Петра Первого: немецкая кровь, шведская, даже семитская. Лопухины, в отличие от них, действительно чисто русские...
Машина уже успела не только тронуться с места, но почти пересечь огромную, широкую площадь, по всему пространству которой танцевали закручиваемые ветром маленькие конусообразные снежные вихри, похожие в свете многочисленных фонарей на прозрачные живые пирамидки.
Лариса посмотрела в зеркальце заднего вида со своей стороны. В нем был виден покинутый ею ресторан-стекляшка, казавшийся отсюда жалким и маленьким. И совсем маленьким выглядел толстенький, лысенький человечек, выскочивший в этот момент на крыльцо и нелепо замахавший ручонками вслед машине...
– Ужас... – прошептала Лариса. – Он мне теперь всю карьеру переедет, все ходы-выходы перекроет...
– Кто, этот? – Евгений кивнул на зеркальце и усмехнулся. И добавил таким голосом и тоном, что она ему сразу же поверила и успокоилась: – Ну мы ему этого не позволим. Никогда и ни под каким видом!..
