глаза слезы, хотя плаксой она не была никогда.
– Ну ладно, не дура – дурочка... – Моментально смягчившись, Женя притянул девушку к себе, одновременно махнув рукой Василию, чтобы тот оставил их вдвоем, и тот послушно вышел из комнаты. – Вот послушай... Этот тип... как, говоришь, его зовут?
– В-вадим... – пробормотала она сквозь подступившие к горлу слезы.
– А фамилия?
– Не знаю!.. – Лариса тоже начала злиться. И добавила: – Меня его фамилия не интересует! Коли тебе надо – могу дать список жюри, я его рожу там видела!..
– Прекрати. – Он снова заговорил сурово. – Так вот, моя дорогая... Твоя Верочка куда тебя умнее: она бы на твоем месте в этого Вадима мертвой хваткой вцепилась, и правильно бы сделала! Наверняка мужик богатый, бедняки в таких мероприятиях не участвуют...
– Ты что, хочешь, чтобы я, как проститутка, продавалась за деньги? – От возмущения слезы на Ларисиных глазах моментально высохли.
– Вот ведь и правда дурочка, – вздохнул Евгений и посмотрел ей в глаза ласково и снисходительно. – Скажи, ты хочешь, чтобы мы с тобой не просто были вместе... навсегда... Но чтобы при этом жили хорошо, да еще не в нашей жопе мира, а в столице нашей же родины?..
– Конечно, хочу. При чем тут тогда этот хренов Вадим?
– Например, при том, что, несмотря на мое дворянское происхождение, состояния, которое требуется для нормальной жизни, у меня нет. Да и для дела, которому я себя посвятил, деньги тоже требуются, и еще какие! И ты – именно ты, если на тебя запал действительно богатый хрен, можешь нашу проблему разрешить! – Слово «нашу» он выделил особо.
– Каким образом, интересно знать? – Задавая этот вопрос, Лариса уже почти догадывались, что именно услышит в ответ...
– Подцепить мужика по-настоящему – значит выйти за него замуж! – цинично усмехнулся Лопухин. И, не дав ей возразить, продолжил: – И добиться, чтобы в брачном контракте на случай развода был пункт о том, что половина состояния твоя... Конечно, если там есть за что воевать... Дай-ка сюда этот список жюри!
Он взял его сам, не обращая ни малейшего внимания на буквально задохнувшуюся от ярости Ларису.
– Ага... Вадим здесь один, видишь? Сурин Вадим Вячеславович, банкир... – Евгений посмотрел на нее почти с ненавистью. – Это ж надо быть такой ненормальной идиоткой, чтобы банкира на х... послать?! Если тебе, как всем дуракам на свете, повезет и он подойдет еще раз...
Это была их первая ссора. Точнее – скандал, в конце которого с Ларисой случилась тоже первая в ее жизни истерика. Настоящая. Потому что мужчины испугались, даже явно не одобрявший девушку Василий забегал вокруг нее со стаканом водопроводной воды. Впрочем, стакан полетел на пол – вслед за какими-то каплями, которые она оттолкнула вместе с рукой Лопухина, притащившего их.
Два дня она не разговаривала ни с одним из них. На третий день должен был состояться очередной тур конкурса. Тур Лариса прошла еле-еле, набрав количество баллов, что называется, впритык – так же как и Вера, с которой они успели сойтись тесно.
Уставшая так, словно на ней весь вечер возили воду, абсолютно подавленная девушка, сидя в опустевшей гримерке, вяло оттирала лицо от непривычного количества косметики, когда в комнату постучали и вошел Сурин... Сделал два робких (надо же, действительно робких!) шага и неловко замер посреди гримерки. В руках у Вадима был огромный букет пурпурных, почти черных роз с чуть ли не метровыми стеблями: Лариса таких никогда не видела.
Она пару секунд разглядывала цветы, потом спросила хмуро, но без неприязни:
– Опять вы?
– Я пришел извиниться за свой прошлый визит...
Она удивилась и, пожалуй, впервые посмотрела на него внимательно: довольно высокий, совсем взрослый, даже пожилой мужчина с немного простоватым лицом и... мальчишескими глазами, действительно виноватыми. Она молчала, и он заторопился:
– Лариса Сергеевна, поверьте, ничего худого я не имел в виду! Я просто... просто вы произвели на меня неизгладимое впечатление, и я... я хотел пригласить вас отужинать... Клянусь, ничего другого я не имел... не имею в виду!..
До сих пор Ларису никто и никогда по имени-отчеству не называл, оказывается, это впечатляет... Надо же, «Лариса Сергеевна»!.. Она вдруг почувствовала себя совсем взрослой: не просто красивой девчонкой, но именно, что взрослой. И, конечно, красивой... «Почему бы не поужинать с ним? – подумала она. – А Женечка пусть побесится заодно от ревности – будет знать, как торговать своей возлюбленной!..» В том, что Лопухин ее все-таки любит, она ничуть не сомневалась: разве можно не любить после... после всего, что между ними было?..
– Ну хорошо, – вздохнула Лариса, – но только у меня не слишком много времени.
И, заметив, какой радостью вспыхнули глаза Сурина, добавила:
– Но ни на что иное, пожалуйста, не рассчитывайте!
– Боже упаси, – заверил Вадим. – Поверьте, я вовсе не из тех, кто смотрит на женщин как охотник на добычу.
И она ему почему-то поверила.
Уже в ресторане, который произвел на Ларису совершенно оглушительное впечатление и в котором она впервые ощутила себя совершенным ничтожеством (сразу видно, что провинциалка: и одета, оказывается, безвкусно, и вообще...), Вадим Вячеславович, словно и не замечавший ни ее дурацкого самошвейного платья, сшитого по прошлогоднему журналу мод, ни того, как растерялась девушка перед сразу двумя ножами и аж тремя вилками, лежавшими у ее тарелки, снова продолжил разговор, начатый в гримерке.
– Я, – сказал он печально, – вероятно, произвел на вас впечатление эдакого пожилого пошляка, охотящегося за молодыми девушками... Мне хочется доказать вам, что это не так... Просто я очень одинок, люди, которые меня окружают... Словом, ни с одним из них я не могу позволить себе быть не то что откровенным – хоть в какой-то степени искренним...
Вот это-то она как раз могла понять. Еще когда они ехали сюда на поистине роскошной машине, да еще и с водителем, Лариса смутно начала понимать, о чем именно говорил Женя, имея в виду
– О чем вы задумались? – мягко поинтересовался Сурин. И она, не найдя причин, по которым нельзя ответить правдиво, пересказала ему обуявшие ее мысли. Тем более что Сурин с его подлинным восхищением перед Ларисой, а главное – уважительным, действительно уважительным отношением к ней начинал девушке нравиться. Конечно, чисто по-человечески. Но симпатию к себе ему точно удалось вызвать.
– А вы еще и умница, – произнес он. – Редкое сочетание ума с красотой... Да, вы правы: я уже давно не знаю, как на самом деле ко мне относятся те, кто окружает меня, улыбается, заверяет в своем дружеском расположении... ну и так далее.
И уже в самом конце вечера, когда Лариса совершенно обалдела и размякла от невиданного количества шампанского, которое обладало особым, несравнимым даже с вершиной ее опыта – «Абрау Дюрсо» – вкусом, Сурин извлек откуда-то из кармана маленькую бархатную коробочку. И, заверив ее, что и это исключительно подарок «на память об их встрече», и вообще в качестве извинения за то, что она в тот раз могла о нем подумать... Словом, не успела Лариса и ахнуть, как на ее пальчике оказался перстенек – красоты, как ей показалось, невиданной: синий сапфир формы «маркиза», вправленный в крошечные бриллиантики... Она отказывалась, даже возмущаться, несмотря на опьянение, пробовала, но, видимо, не слишком настойчиво. Потому что в доме Василия, куда ее честно отвез Сурин, даже не попытавшись поцеловать и обнять, пока они ехали, она оказалась по-прежнему с этим перстенечком на руке.
Лопухин заметил кольцо сразу и сказал всего одно слово: «Круто!»
Потом, взяв возлюбленную за руку, резко потянул за собой в отведенную им комнату и плотно прикрыл
