огромный вред таким людям, как и сам майор, и Лопухин. Нанести подло, коварно, незаметно...
Именно майор разъяснил Евгению, что он, как и все Лопухины на Руси, потомок истинно русского дворянского рода. Представитель той категории людей, против которой направлен основной удар губителей его нации. Наконец, именно благодаря Каменеву Евгений впервые в жизни ощутил в руке тяжесть не воображаемого, а самого что ни на есть настоящего оружия.
Все эти годы – вплоть до недавнего времени, чреватого для Лопухина черной полосой, – Женя ходил у майора в неизменных любимчиках. То, что произошло сейчас, было, с его точки зрения, не просто несправедливо, это был настоящий удар со стороны злодейки судьбы, неожиданный и подлый. Вместе с тем он не мог не признать, что Василий в чем-то прав: если чертовым ментам удалось восстановить номер того, первого, ствола, значит, именно он, Евгений, допустил небрежность, когда собственноручно уничтожал его. А если учесть, что второй, и на сегодняшний день последний, пистолет, имеющийся в «свободном арсенале» (так у них называлось оружие, выдаваемое во временное пользование для выполнения задания), и вовсе не обработан, о чем ни Василию, ни майору не известно...
Зябко поежившись от мысли, что наехавшие в Н. московские опера и впрямь могли добраться каким- нибудь чудом до старой дуры Дроздовой, Евгений Лопухин ускорил шаг и, войдя в здание аэровокзала, направился к туалетам. Слава богу, в городе пока не вошли в моду платные удобства, и в данный момент здесь было пусто.
Правда, едва, достав мобильный телефон, Лопухин набрал знакомый номер, в провонявшее мочой помещение ввалились два мужика, громко разговаривающие о чем-то веселом... Ну да хрен с ними, пускай ржут... Особого значения это не имеет, ничего секретного в его звонке нет. Главное, чтобы эта ленивая кошка Ларискина мать не улеглась уже в постель: придется тогда уговаривать ее дождаться его, Женю, по весьма срочному делу. Со «срочным делом» проблем у Лопухина не было: разве не достаточно веский предлог – сообщить этой дурище, что они с ее дочкой решили пожениться в самое ближайшее время по причине неожиданно свалившейся на Ларису долгожданной свободы?..
К его огромному облегчению, Тамара Григорьевна взяла трубку сразу, после первого гудка, и едва ли не обрадовалась если не звонку, то, во всяком случае, возможности обрушить на «милого Женюрочку» целый ушат жалоб на свое «ужасное самочувствие». По ходу досталось и Насте, так некстати заболевшей. Наконец Евгений, улучив паузу в ее словесном потоке, сообщил, что только что прилетел в Н., и уже собрался напроситься в гости, как, к его радости, Дроздова сама позвала его, попросив заехать в дежурную аптеку за валокордином, который у нее кончился.
– А я без него ни за что в таком состоянии не усну! – захныкала она. – Женечка, очень тебя прошу!..
Знала бы она, до какой степени облегчила Лопухину жизнь своей просьбой!.. Евгений даже невольно улыбнулся, почувствовав к Дроздовой что-то вроде симпатии. В любом случае у него словно бетонная плита свалилась с плеч! Помимо всего прочего, он выяснил главное – тупые опера до старухи не добрались, в противном случае она бы сообщила ему об этом раньше, чем сказала «Здрасте!». Уж настолько-то он эту пустоголовую даму знал...
Его действительно отпустило, во всяком случае до такой степени, что он почувствовал наконец мороз, сковавший не только столицу, но и его родной город. Интересно, получится ли взять машину? Автобусом придется трястись не меньше сорока минут, Дроздова может за это время улечься все-таки спать и в итоге вовсе не открыть двери.
Однако судьба, казалось, смилостивилась над Евгением, пока, правда, идя ему навстречу по мелочам: такси на стоянке отсутствовали, зато какой-то левак сам притормозил возле Лопухина, хмуро и явно без надежды на успех поинтересовавшись, не надо ли тому в город.
– Сколько? – автоматически спросил он и, слегка поторговавшись, нырнул в теплое нутро пропахшего бензином «жигуленка». – По дороге возле аптеки тормознешь, – предупредил он водителя. – На Ленина есть дежурная... Знаешь где?
– А то... – кивнул тот и, подумав, буркнул: – Деньги вперед! А то знаем, ученые...
Знакомые окна на третьем этаже дома, в котором жила Дроздова, светились, и Евгений, сунув водителю сверх положенного полтинник, выбрался из вонючего «жигуленка». Настроение у него поднялось, он и полтинник-то этот дал неприветливому водителю, исключительно чтобы задобрить судьбу: Лопухин, о чем тоже никто из его знакомых не знал, был суеверен.
– Ну вот, как видишь, не обманул, – подмигнул он леваку и, тут же забыв о нем, зашагал к подъезду Ларисы... То бишь Тамары Григорьевны.
Как и предполагалось, суетливая дамочка встретила его бурей восторгов по поводу валокордина и тут же умчалась на кухню – капать вожделенное лекарство.
– Тамара Григорьевна, знаете, я вообще-то спешу, но мне нужна одна из книг, тех, что я оставлял в последний раз... Не беспокойтесь, я сам возьму, только ботинки сниму...
– Можешь не снимать! – подала она голос из-за кухонной двери. – Из-за твоей Насти у меня грязища... Все равно ей мыть!
«Ну и отлично», – пробормотал Лопухин, слегка удивившись такой демократичности по части обуви со стороны Дроздовой. Обычно она в этом отношении проявляла беспримерное занудство...
Пройдя темную гостиную, он проскользнул в бывшую Ларисину комнату, где тоже было темно, и, нажав выключатель, находившийся справа от двери, быстро и настороженно огляделся... Книги на месте. Явно никто их не трогал, значит, и ствол тоже.
Глянув на всякий случай еще раз сквозь гостиную в сторону кухонной двери, за которой считала свои капли Дроздова, он торопливо шагнул к пачкам и, запустив руку в щель между ними и шкафом, облегченно перевел дыхание: слава богу, «макарыч» на месте... Теперь главное – тихо и без приключений доставить его к тетке в дом, перепрятать, а наутро обработать: спилить номера. Лишь после этого можно вернуть ствол Каменеву, предварительно созвонившись с ним по номеру, который он дал Лопухину в конце того неприятного разговора.
Номер был новый, незнакомый, но как раз это Евгения не удивило: свои сим-карты майор менял часто.
Лопухин извлек газетный сверток наружу, вынул пистолет, а смятый комок бумаги решил пока затолкать обратно: ствол он хотел сунуть за ремень брюк, под куртку...
Но ни того, ни другого Евгений сделать не успел.
– Оружие на пол! – рявкнул за его спиной, как показалось Лопухину, громовый голос. – Руки вверх! Руки!..
Майор Каменев не зря натаскивал своих учеников годами, изо дня в день, вырабатывая у них реакцию – как раз на такие ситуации! Пока потрясенное сознание Лопухина пыталось вместить этот неожиданный окрик, тело действовало само по себе: круто развернувшись к двери, он вскинул правую руку с зажатым в пальцах пистолетом и, моментально дернув второй рукой на себя предохранитель, нажал на курок... Раз... затем еще... и еще...
Это напоминало один из его детских кошмаров, приходивших после воображаемых расправ с врагами, время от времени мучивших его: круглолицый, приземистый мужик, в которого он стрелял в упор, который еще после первого выстрела не мог не свалиться замертво, продолжал двигаться на Лопухина!..
– Оружие на пол! – еще один окрик, почему-то сзади. – Руки... Руки, сукин ты сын!.. Что, по-русски не сечешь?!
Повернуться он не успел: ловко выбитый пистолет полетел на пол словно сам по себе, острая боль пронзила обе руки от кистей до самых лопаток. Но тело Лопухина продолжало действовать самостоятельно, выворачиваясь из чьих-то медвежьих объятий, вывернувшись в итоге и сумев сбить с ног почему-то все еще живого круглолицего, еще какие-то угластые предметы, попавшиеся под ноги...
Метнувшись через по-прежнему темную гостиную, Лопухин сделал последний решающий бросок – к двери, ведущей в прихожую, вышибая ее плечом в хорошо отработанном когда-то полете...
И все это лишь для того, чтобы тут же очутиться в чьих-то действительно железных руках, в профессионально выполненном захвате откуда-то взявшегося на его пути соперника... Соперника?..
Уже после того как наручники защелкнулись на запястьях Евгения Илоновича Лопухина, его сознание справилось наконец с непосильной работой – осмыслением случившегося. И, подняв голову, он, все еще лежа на полу в прихожей, увидел людей, на которых наткнулся, пытаясь вырваться на свободу из квартиры,
