Повернулась и вышла.
– А дочку Борисович сделал ювелирно. Я думаю, стоит подождать три-четыре годика, – произнес Курбатов.
– Ты видел взгляд? – шепнул Рюрик. – Мне как-то стало не по себе. Она же оценивала нас как мужчин.
– Сейчас поймете, как кого она вас оценивала, – произнес улыбавшийся Поремский.
Вошли в комнату. Сели на диван. Вышла уже переодевшаяся радостная девочка. Она оглядела гостей и произнесла:
– С Володей мы знакомы. Меня зовут Нина.
– Александр.
– Рюрик.
– Рюрик? Ну не хотите называть настоящее имя, не надо. В конце концов, мы живем в свободной стране и каждый имеет право называться как хочет. Александр, вы не могли бы стать вот здесь? И принять позу дискобола?
С недоумением Курбатов встал и согнулся.
– Так, ниже, – скомандовала она, – и правую руку назад сильней. Отлично. Вы так четыре минуты выдержите? Или здоровье не позволяет?
– Смотря с какой целью, – чувствуя подвох, ответил Курбатов.
– Самой благородной. У нас на следующей неделе просмотр, а у меня не хватает двадцати набросков, – вздохнула Нина. – Вы такой колоритный типаж!
Девочка, протянув руку, взяла планшет с зафиксированным листом бумаги. Вынула из деревянной коробочки кусок сангины и принялась рисовать. Через пару минут произнесла:
– Можете расслабиться.
– Взглянуть можно? – взмолился сгорающий от любопытства Курбатов.
– Пожалуйста.
– Ну ничего себе! – воскликнул Рюрик.
– Похож, похож, – констатировал Поремский.
– Мне кажется, я несколько стройнее? – возразил Курбатов.
– На данном этапе нас учат изображать людей такими, какие они есть на самом деле. Это потом можно будет изображать их красивей. Между прочим, у человека всегда самооценка завышена. Он, когда подходит к зеркалу, невольно выпрямляется, втягивает живот и делает умное лицо. И фиксирует этот образ в подсознании.
– Дитя, откуда столь глубокие познания психологии? – спросил Курбатов.
– Не забывайте, кто у меня папа! Он иногда берет меня на оперативные выезды. Ну и в художественной школе, конечно, рассказывают. Владимир, присядьте на корточки. Да нет, не на носочках, а на полную ступню, как на этапе, когда выдается свободная минута, знаете?
Поремский открыл рот. Курбатов прыснул. Раздался звонок. Девочка убежала на кухню. Был слышен голос:
– Да, конечно, папочка. В автобусе приставали два маньяка. Причем один настойчиво требовал предъявить билетик. У аптеки перешагнула через наркомана. Грабители поджидали в подъезде. А в лифте я поднималась с самым настоящим людоедом. Пока открывала дверь, ворвались три бомжа и заявили, что отныне будут жить у нас. Не веришь? Послушай! Ребят, кто-нибудь подойдите. Папа на проводе.
Поремский подскочил и, взяв трубку, произнес:
– Добрый день, Александр Борисович.
– А где остальные?
– Со мной, – ответил Владимир.
– Вы почему не явились? – продолжал задавать вопросы Турецкий. – Что вы там делаете?
– Мы уже побывали в одиннадцать ноль-ноль у некого Казанского.
– А, тогда понятно, – произнес Турецкий. – Буду через полтора часа. Постарайтесь продержаться. Сами виноваты.
Когда через час с небольшим Александр Борисович Турецкий перешагнул порог собственного дома, его взору представилось следующее зрелище: Поремский, раздетый по пояс, позировал, играя мускулатурой с переливающимися синяками и ссадинами. Курбатов в наушниках тоскливо прослушивал очередной диск «Мумий-Тролля». Елагин покорно чистил картошку. Все они несказанно обрадовались возвращению отца. Дочь была немедленно под крики: «Свободу попугаям!» – загнана в свою комнату, а мужики сели на кухне. Вкратце рассказали свои злоключения и про посещение Генеральной прокуратуры. Турецкий выслушал. Затем полез в «дипломат». Вынул бутылку виски. Разлил и произнес:
– Ну, с этим мы как-нибудь разберемся. А сейчас – за первое дело.
Все, кроме Поремского, выпили. Закусили. Затем Турецкий произнес:
– Ладно, пусть здесь все остается. Вернемся – продолжим. Пойдем в мой кабинет.
В кабинете он разложил бумаги и фотографии. Рассказал, при каких обстоятельствах произошло убийство. Затем определил основные направления, по которым предстояло работать:
– Разрабатываем три основные линии. Саша, ты берешь на себя институт. Володя, прокатишься по родственникам, соседям, друзьям, знакомым. Рюрик, пока со своим криминалистическим нюхом изучишь все улики, вещдоки, проработаешь почерк преступников. Что меня настораживает? С чего бы господину Казанскому ставить палки в колеса именно по этому делу? Чтобы лишний раз ткнуть меня носом в дерьмо? Ради этого сомнительного удовольствия вряд ли. Сдается, заказ. А может, ошибаюсь. Я координирую дело по сотовому. Вот вам подключенные аппараты. Разговоры только полунамеками. Ну, все. Вперед, орлы! Да, Володя, ключи от служебной квартиры. После успешного завершения дела получите лично от мэра по «двушке». Если вопросов нет, пойдем пообщаемся. Я ж вас сто лет не видел!
На выходе из кабинета следователей поджидало маленькое симпатичное чудовище. Скрестив руки на груди, оно произнесло:
– Папа, помнишь проигранное желание?
– Ну? – настороженно спросил Турецкий.
– Я теряюсь, – закатив глаза, произнесла дочь. – Столько всего хочется. Ладно, я назову три, а ты выбери по своему вкусу: пирсинг на пупке, тату на лопатке, концерт Ильи Лагутенко в Олимпийском.
– Сколько стоит билет? – уточнил отец.
– Пятьсот рублей в танцующий партер!
– Куда?
– Согласна за триста в последние ряды, – быстро пошла на компромисс Нина.
– Ну ладно, – вздохнул Турецкий.
– И ты отпустишь меня одну в этот рассадник разврата? – снова задала девочка провокационный вопрос.
– Нинка!
– Пусть дядя Саша со мной сходит. Он один разбирается в современной музыке, – уточнила вторую часть своих требований девочка.
Глава 2
След призрака
Майор Скрипка был на оперативной работе уже пятнадцать лет. Он давно поднялся над тем уровнем квалификации, когда допускают ошибки. Это где-нибудь в глухом медвежьем углу, где убийство происходит раз в несколько лет, можно что-то просмотреть, забыть. Москва же такой роскоши не позволяла.
Поэтому, когда через два дня после проведения оперативных мероприятий на него вышел сам начальник МУРа генерал Грязнов и попросил еще раз выехать на место с представителем следственной части Генеральной прокуратуры, воспринял это с некоторым налетом личной обиды.
Созвонившись с человеком со странным именем Рюрик Елагин и договорившись о встрече у дома Жбановского в десять утра, он прибыл пораньше. У дома профессора была разбита небольшая детская площадка. Стояло несколько лавочек. На одной из них он и расположился, смешавшись с собачниками, дедушками, выгуливающими внуков, и просто любителями почитать прессу на свежем воздухе.
