— Если бы я был на твоем месте, то уж точно взял бы за яйца Карла Бьена и его очаровательного племянника
— На каких основаниях?
— Некто считает, что ты находишься слишком близко, а они — единственные «некто», с которыми ты беседовала и с которых пока не сняты подозрения.
— Ну, ты — не на моем месте. — Вики почесала заднюю сторону лодыжки, куда ее укусил ночью москит. — И если ты еще не понял, дело не подлежит рассмотрению в полиции.
— Они уже вовлечены, или ты забыла отчет полиции об огнестрельной ране прошлой ночью?
— Квин-стрит. Поверни здесь. Многоквартирный дом номер 321. — Поправив очки, женщина добавила: — Полиция только думает, что она привлечена. У них нет ни малейшего представления о том, что происходит в действительности.
— А ты не думаешь, что они могут кое на что наткнуться? — спросил Селуччи, описывая широкую дугу, чтобы избежать столкновения с маленьким мальчиком на велосипеде.
Вики развела руками.
— Как им это может удаться? Или
— Они будут вести расследование.
— Конечно, будут. Полиция провинции Онтарио будет несколько чаще посещать территорию заповедника в течение примерно пары недель. А затем, в отведенные часы службы, они найдут нечто более важное, чем выяснение причин случайной стрельбы.
— Но ведь это был вовсе не несчастный случай, — заметил Майк, стараясь сдержать раздражение.
—
— Ладно, они должны быть привлечены, когда ты выяснишь, кто совершил убийство. Или, — ехидно продолжил он, — ты задумала устроить
— Сюда, — указала Вики. — Триста двадцать один. Знак указывает, что парковка для посетителей находится вон там.
Тишина, последовавшая за ее словами, усилила возникшее между ними напряжение.
— Матерь Божья, Вики. Ты
Она уставилась на носки своих кроссовок.
— Ответь мне, черт возьми! — Селуччи ударил по тормозам и, прежде чем машина остановилась, схватил подругу за плечо, поворачивая, чтобы взглянуть ей в лицо.
— Суд? — Она высвободила плечо. Господи, временами Майк Селуччи выглядит совершеннейшим тупицей. — И что произойдет с вервольфами на суде?
— Закон…
— Им не нужен закон, Селуччи, они хотят справедливости, а если убийца предстанет перед судом, они ее не добьются. Ты знаешь не хуже меня, что жертва предстает перед судом вместе с обвиняемым. Какой шанс будет у оборотней? Если ты не белый, или беден, или, Боже упаси, родился женщиной, система видит в тебе нечто меньшее, чем человека! Как, ты думаешь, система отнесется к ним? И что за жизнь ожидает Хееркенсов после того, как их тайна будет раскрыта?
Майк не мог поверить в то, что слышит.
— Ты пытаешься убедить меня или саму себя?
— Заткнись, Селуччи!
Он определенно не понимал ее. «Его уютный маленький мир разваливается у него на глазах, и он не может с этим смириться. Но это не моя вина».
Голос Селуччи окреп и звучал уже почти так же громко, как и ее:
— Я не намерен стоять здесь и наблюдать, как ты отбрасываешь в сторону все, во что так долго верила.
— Тогда убирайся!
— Ты хочешь быть судьей и присяжными — кто же будет палачом? Или ты собираешься исполнять и
Они какое-то время мерили друг друга яростными взглядами, затем Вики закрыла глаза. Стук ее сердца, отдававшийся в висках, превратился в ружейные выстрелы, а по другую сторону век она видела Дональда, истекающего кровью, затем по одному начали появляться другие члены стаи, распростершиеся там, где их настигли пули; их шкуры были забрызганы кровью, и только она одна осталась скорбеть по ним. Женщина с содроганием испустила длинный вздох, затем еще один и, наконец, открыла глаза.
— Не знаю, — спокойно сказала она — Я буду делать то, что должна.
— А если это включает убийство?
— Оставь, Майк. Прошу тебя. Я же сказала, что не знаю.
Селуччи с силой провел обеими руками по волосам и отложил на время все темы, кроме одной, о которой он хотел говорить. Ему даже удалось заставить голос звучать с приемлемым спокойствием.
— Обычно ты знаешь.
— Жизнь обычно оказывалась намного проще. Кроме того, — Вики отстегнула ремень безопасности и, издав какой-то дрожащий и совершенно неубедительный смешок, открыла дверь, — я еще даже не поймала сукина сына. Давай будем думать об этом дерьме, когда оно свалится нам на головы.
Селуччи последовал за ней в дом, в котором жил Барри; беспокойство и гнев в равных пропорциях терзали его душу. «Жизнь обычно оказывалась намного проще». Естественно, с этим он спорить не мог.
— Более всего вам необходим набор хороших ножей.
— У меня они есть.
— Ха! Новые ножи. Фабричная заточка — дерьмо!
— Я заточу их сегодня днем.
— Ха! — Пожилой человек вынул из груды бумаг, в беспорядке валявшихся на кухонном столе, вскрытый конверт и нацарапал на его оборотной стороне какой-то адрес. — Сходите туда, — предложил он, передавая его своему посетителю, — это единственное место в городе, где могут прилично выполнить такую работу.
Марк Уильямс сложил клочок бумаги вдвое и положил в бумажник. Несколько вопросов, касающихся торговли мехом, привели его к этому старику. За двухчасовую лекцию он выложил полсотни долларов, учитывая, какой доход могут принести ему шкуры, он считал, что с толком потратил эти деньги.
— Хорошо. Выслушайте меня — внимательно. Мы пробежимся через все еще раз, и, если вы не станете слишком торопиться, трудности возникнуть не должны. Первый разрез проходит вдоль всей длины брюха — почти как шов, а затем…
— Проблема в том, что кроме меня таких стрелков в этих местах нет. А говоря по правде, я не так уж уверен и в том, что сам способен был совершить подобные выстрелы. По крайней мере ночью. — Барри высунул голову из спальни, где переодевался перед выходом на дежурство. — Я мало работал с оптическими прицелами.
— А что ты можешь сказать о специальном оружии и о профессионалах?
Его брови поползли вверх.
— Вы имеете в виду полицейских?
Селуччи вздохнул. По его мнению, молодые парни всегда выглядели вздорными, когда старались принять угрюмый вид.
— А вы пытаетесь убедить меня, что в Лондоне не было и никогда не сможет оказаться продажного копа?
— Ну… нет, конечно… но это совсем не так, как в Торонто или в каком-нибудь другом большом городе. — Барри снова исчез в спальне и появился мгновением позже, в форменной полицейской рубашке,