прекратился. Огромный жеребец тотчас успокоился, и Василий заметил:
– А теперь сделай то же самое со своими казаками.
Но Алин считала, что одной уступки более чем достаточно.
– Когда они залают, я это сделаю, – сварливо ответила она.
– Я сделаю вид, что не слышал.
– А я сделаю вид, что не заметила, как ты свихнулся!
Внезапно Алин услышала его смех. Девушка вовсе не собиралась шутить, однако ошибиться не могла – это был самый настоящий смех, граф искренне веселился. Он выронил поводья, и лошадь встала.
– Самое время, – заметила Алин, но, по-видимому, слишком поторопилась.
Василий не дал ей возможности спешиться, а повернулся к Разиным:
– Мы с моей невестой хотим побеседовать – нам надо лучше узнать друг друга. Поезжайте вперед. Нам не требуется эскорт для нашей беседы.
Разумеется, они не подчинились. С минуту братья смотрели на Василия, потом переключились на Александру, а та была в такой ярости, что, казалось, сейчас зарычит. Василий намеревался добиться еще одной уступки или, что еще хуже, натравить ее на собственных людей. Знал ли он заранее, что она уступит, или отступил бы сам, не добившись желаемого? Но Алин решила не рисковать.
Она кивком дала понять своим друзьям, чтобы те не беспокоились о ней и удалились. Ее жест был едва заметен, и Алин рассчитывала, что Василий не увидит ее знака. И действительно – он последовал за Разиными и за остальными всадниками, правда, не торопясь, ленивой рысцой.
Но как только они оказались за пределами слышимости, Василий заметил:
– Мудрый поступок.
Александра не выразила желания уточнить, что он имел в виду, и прямо спросила:
– У вас нет необходимости знакомиться со мной поближе, как и у меня нет никакого желания узнать вас получше. Так в чем же дело?
– Дело в том, что вы должны осознать свою зависимость от меня, хотите вы или нет.
– Я смотрю, вы уже приняли решение, верно? – заметила она кислым тоном. – Но без моего содействия у вас все равно ничего не выйдет.
Его руки обвили ее чуть крепче, а губы оказались у самого уха Алин:
– Тогда, может быть, вы дадите мне кое-какие обещания? – Голос его, казалось, предназначался исключительно для обольщения, и именно такое действие и произвел на Алин. Упершись локтем ему в живот, она получила возможность дышать, но и то только потому, что Василий не ожидал от нее этого тычка.
– Никаких обещаний, Петровский, ни одного. Мы уже достаточно побеседовали и выяснили все, что требовалось. Поэтому теперь спустите меня на землю.
– Только когда вы самым любезным образом скажете «пожалуйста», – прошипел он так сухо, как только было возможно.
Наверное, он разозлился за то, что она ткнула его локтем в живот. Но Алин и сама была рассержена тем, что он довел ее до паники и вынудил ударить.
– Убирайтесь к черту, – рявкнула она, но безрезультатно: граф продолжал ехать размеренным шагом, по-прежнему держась на большом расстоянии от остальных спутников. Его молчание говорило о том, что он не услышал желанного слова, и Александра терялась в догадках: сколько еще им предстоит страдать в такой неудобной позе? Неужели граф так же упрям, как она?
– Помнится, мне говорили, что у вас есть сестры, – нарушил молчание Василий, обнаруживая некоторый, хоть и слабый интерес к ее персоне. – Они… такие же, как вы?
Что это? Любопытство? Или тактический ход перед тем, как нанести новое оскорбление?
– Они ничуть на меня не похожи, – неуверенно отозвалась Алин. – Мы никогда не были особенно близки. У них свои интересы, у меня – свои.
– А ваш интерес – коневодство? Почуяв в его тоне осуждение, она воинственно ответила:
– Если я женщина, это не значит, что…
– Я не хотел вас обидеть, – перебил он.
– Не хотели? Сомневаюсь. Впрочем, ваше мнение меня не интересует! Его тон сразу стал суше:
– Я так и предполагал;
Граф опять умолк, и Алин решила, что могла бы слегка восполнить недостаток сна. Его рука поддерживала ее спину. И оставалось только положить голову ему на грудь…
– Обычно, – внезапно заметил Василий, – когда женщина находится так близко от меня, я перестаю контролировать себя, но вы в своей нелепой одежде не похожи на женщину, если не считать вашей прекрасной груди. Пожалуй, я могу сдержаться. На какое-то время.
Глаза Александры недоверчиво округлились, и мысли о сне мгновенно покинули ее, а мысли об избавлении, напротив, нахлынули с удвоенной силой.
Но пока она еще не была готова сказать «пожалуйста».
– Это не смешно, Петровский.
– По правде говоря, я тоже не нахожу эту шутку забавной, поскольку она касается и меня.
Алин опять решила не уточнять, уверенная, что объяснение не доставит ей удовольствия.
– Отпустите меня.
– Скажите «пожалуйста».
– Отпустите, черт бы вас побрал! Девушке показалось, что граф наконец собрался уступить ее просьбе, потому что переложил поводья в ту руку, которой поддерживал ее сзади. При этом другая его рука оказалась свободной, но вместо того чтобы помочь Александре спуститься, Василий приподнял ей подбородок так, что она была вынуждена смотреть ему прямо в лицо и видеть, как он наклоняет голову, приближая свои губы к ее губам.
– Я старался, – хрипло сказал граф.
На секунду у Александры прервалось дыхание: она поддалась гипнозу, но сразу же очнулась и в страхе, что вернутся вчерашние ощущения, закричала:
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
На какое-то мгновение Алин Показалось, что он раздосадован ее уступчивостью. Но затем радость победителя возобладала: в следующую минуту Александра оказалась уже на земле, и граф смотрел на нее сверху вниз, и на губах его играла самодовольная улыбка.
– Это урок тебе, любовь моя, – высокомерно сказал он. – Лучше сдаться сразу, ибо чем дольше ты будешь упорствовать, тем хуже для тебя.
Урок или предупреждение? Но Алин не стала гадать, говорит ли он о волшебном слове, которого наконец добился, от нее или уже имеет в виду помолвку.
– В таком случае, вы сами нуждаетесь в уроке, Петровский, – возразила она и громко окликнула:
– Терзай!
Почти мгновенно овчарка оказалась рядом и разразилась таким громким и свирепым лаем, что на этот раз жеребец Василия испугался и с головокружительной скоростью понесся через ближайшее поле, и Александра улыбнулась, наблюдая за не слишком успешными попытками графа обуздать животное. Ей пришлось пройти пешком, пока ее не увидели братья Разины, но Алин ничуть не была смущена или расстроена и даже рассмеялась, потрепав свою собаку:
– Он хочет поставить все точки над i, но у нас есть свои условия, и боюсь, они ему не понравятся. А как ты считаешь. Терзай?
Следующая неделя прошла без всяких приключений, возможно, потому, что Василий и Александра всячески избегали разговоров друг с другом. Они предпочли бы и вовсе не видеться, но это оказалось невозможным, хотя Василий прилагал все усилия, чтобы постоянно находиться в голове колонны.
Дважды они разбивали лагерь прямо у дороги, и, хотя Александра опасалась возражений со стороны привередливого щеголя и даже прямых столкновений, этого ни разу не случилось. Впрочем, если бы она могла проникнуть в тайные чувства Василия, то узнала бы, как была близка к тому, чтобы вызвать ссору, но за это короткое время Василий уже понял, что лошади для нее – самое важное и она ни на йоту не уступит, когда речь идет об их безопасности. Да, по правде сказать, граф и сам не очень любил путешествовать в темноте. Если бы он и вздумал возражать, то только из духа противоречия, хотя при нынешнем его умонастроении такое было вполне возможно.
"Досадно, – подумал он, – но мои действия оказались не слишком успешными. Пожалуй, Лазарь прав, не стоит полностью предоставлять матери решать свою судьбу». Он по-прежнему верил, что Мария запретит ему жениться, едва увидит, как далека Александра от идеала дамы, даже несмотря на то, что она – баронесса. Но все-таки оставалась слабая вероятность, что матери придет в голову попробовать перевоспитать Александру и искоренить ее недостатки. И хотя сам Василий был уверен, что перевоспитать ее невозможно, он понимал, что если уж мать пожелает взять дело в свои руки, его мнение не будет играть никакой роли.
Он решил не обращать на Александру внимания, но оказалось, что это тоже не выход. Никакая другая женщина не потерпела бы с его стороны такого невнимания и в отместку сразу же заявила бы бурный протест. Но Александра казалась чрезвычайно довольной таким положением, и это его ужасно раздражало. Может, следовало бы сначала соблазнить ее, а потом уж перестать обращать на нее внимание? Чертова баба! Неужели она ни в чем не похожа на других женщин?
В те редкие моменты, когда им случалось перекинуться словом, он включал свое презрение на полную мощность, но, казалось, девушку это ничуть не трогает. Василий начинал уже подозревать, что она находит его презрение в какой-то степени забавным. В поведении Алин он тоже не мог заметить ничего обнадеживающего: ни легкого движения губ, ни прищуренных глаз. Когда Алин смотрела на него, ее взгляд не выражал буквально ничего, и такое равнодушие невольно вызывало подозрения.
Проблема заключалась в том, что, когда речь заходила о его невесте, Василий чувствовал себя не в своей тарелке. Он слишком привык иметь с женщинами дело лишь в определенной плоскости, очаровывая их своим обаянием и привлекательностью, но ни то, ни другое на Александру не действовало, особенно, когда он старался вызвать у нее презрение к себе.
С его стороны было ошибкой целовать Алин и еще большей ошибкой – попытаться сделать это снова даже, если он и хотел
