замечаю другого, высокого и худого, но такого же крупного, как и предыдущий. Он высвобождает ноги, увязшие в болоте, а его руки висят, как надломленные ветки дерева. В полный рост он кажется огромным. При свете первых солнечных лучей я разглядываю его лицо — оно будто каменное, а глаза… я в ужасе, потому что он приближается ко мне, и я цепляюсь за того, кто шел за мной, и прячусь за его спину. Он тоже очень испуган, и мне, доктор Лессинг, неловко признаться вам, кто он.
— Это я?
— Боюсь, что да.
— Пусть вас это не беспокоит. Что дальше?
— Грузный и полный, тот, кто задвигался первым, встает напротив другого и бьет того. Раздается ужасный треск, будто огромное дерево пригнулось и надломилось, а затем снова выпрямилось. Нет, не выпрямилось. Тело высокого сломлено надвое, и он падает в болото. После этого все валуны приходят в движение, спящие просыпаются, и я не могу больше смотреть на это со своей насыпи. Я теряю сознание, умираю. Это была смерть…
Какое-то время мистер Бикулла находился под впечатлением собственного сна, но, ответив на несколько вопросов Лессинга, пришел в себя и даже стал проявлять столь свойственную ему экспансивность. Казалось, он даже гордился своей способностью видеть такие страшные и увлекательные сны.
В начале сеанса Лессинг велел ему расслабиться и, как обычно, дать выход потоку воспоминаний, но мистер Бикулла уговорил его вначале выслушать рассказ о своем самом последнем сновидении. Теперь он, как и подобает пациенту, послушно лег на кушетку и попытался дать волю своей речи, позволить ей беспрепятственно струиться из нетронутых «цензурой»[23] глубин сознания. Однако то ли он недобросовестно отнесся к задаче, то ли его память была перегружена впечатлениями последних событий, но только у него ничего не получалось. Он сумел сообщить очень немного, и это немногое звучало неестественно и наигранно. Мистер Бикулла сдался первым, сказав, что они попусту теряют время, и предложил хотя бы сегодня отказаться от этого мнимого лечения.
— Я сейчас не в настроении, — извиняющимся тоном пояснил он.
Лессинг осторожно предложил ему лекарственный препарат, который помогал раскрепоститься всем его пациентам, но мистер Бикулла наотрез отказался.
— Мы сэкономили бы время, — сказал Лессинг.
— Время… Это как раз то, чем я так дорожу последние дни, — отозвался мистер Бикулла. — Я — как перелетная птица, доктор Лессинг. Сегодня я здесь, а через неделю, возможно, меня не будет с вами. Я не знаю покоя. Я часто задавал себе вопрос: если я уеду прежде, чем вы меня излечите, не скажется ли это на моем здоровье? Не пострадаю ли я от прерывания курса лечения?
— Едва ли я могу обещать вам «излечение», сколько бы ни продолжались наши встречи. Я могу вам помочь лишь в истолковании ваших сновидений…
— Они ведь странные, не так ли?
— Но если не считать этих снов и регулярных эмоциональных потрясений, пусть и временных, к каким они приводят, вы не склонны к стойкому невротическому расстройству…
— Вы правы. Я совершенно здоров. У меня хороший аппетит, нормальное пищеварение.
— …и я могу отпустить вас в любой момент, не опасаясь за ваше общее состояние. Но боюсь, что я до сих пор ничем не смог вам помочь…
— Это не так! Вы много сделали для меня. Кроме вас, никто со времени смерти моего отца не выслушивал моих снов с таким вниманием, хотя мне нередко хотелось поговорить о них. Но вы более благодарный слушатель, чем мой отец, потому что он слушал только для того, чтобы поведать потом мне о своих чудовищных снах, казавшихся ему более занимательными, но на самом деле невыносимо скучных.
— Не волнуйтесь, я не буду пересказывать вам свои сны, — сказал Лессинг, — сколько бы ни продолжалось лечение. Надеюсь, мы будем встречаться на наших сеансах и впредь, если так распорядится судьба. Но если сегодня вы не подготовлены к сеансу, убеждать и тем более заставлять я вас не буду. Давайте-ка лучше перейдем в гостиную, и я угощу вас чем-нибудь. Примерно через полчаса мне надо будет уйти, но мы успеем выпить по стаканчику хереса.
— Буду рад, — согласился мистер Бикулла, и они пошли в гостиную, где уже сидела Клэр и с самым безмятежным видом что-то вязала для ребенка. За последние дни она ни разу не повысила голос, проявляла трогательную заботу о дочке и муже, когда он ей это позволял, и с увлечением предавалась домашним хлопотам. Она с удовольствием согласилась на стаканчик хереса и искренне расстроилась, когда через сорок минут Лессинг сказал, что ему пора идти.
— Но вы не уходите, — обратился он мистеру Бикулле. — Останьтесь и посидите еще с Клэр, я уверен, что она будет только рада.
— Конечно, — сказала Клэр, — но все-таки жаль, что тебе надо идти, Джордж. Ты говорил, что будешь обедать в ресторане, но я не предполагала, что ты уйдешь так скоро.
— Я иду не на вечеринку. Харроу просил меня посмотреть одного из его пациентов, и мы обсудим с ним этот случай, а потом немного перекусим. Вот и все.
— Значит, ты ненадолго?
— Думаю, не задержусь. Хотя твой кузен Ронни утром звонил мне в клинику…
— Что он сказал?
— Попросил меня уделить ему время. Он что-то задумал, не знаю, что именно…
— Неужели ты с ним встретишься?
— Да, я обещал. Мы с ним не в ладах, но он явно нуждается в помощи. Я сказал, что приеду не раньше девяти…
— Ты поедешь к нему домой?
— Да, хотя, по его словам, сейчас он там не живет. Он звонил из Брайтона и сказал, что приедет на один день и вернется туда последним поездом.
— Он просто хочет занять у тебя денег.
— Думаю, эта проблема отошла сейчас для него на второй план.
— Не надо тебе с ним встречаться, Джордж!
— Почему? Я ему обещал. Но сейчас мне пора, иначе могу опоздать. Когда мы с вами встретимся, мистер Бикулла? В следующий вторник или раньше?
— Предоставьте это мне, — сказал мистер Бикулла. — У меня есть одна очень неплохая идея.
— Что ж, спокойной ночи.
Клэр нахмурилась. Взволнованная и напряженная, она стояла у камина. Наконец она заговорила дрожащим голосом:
— Не должен он туда ехать! — восклицала она. — Нельзя ему встречаться с Ронни!
— Вы волнуетесь за своего мужа или за Ронни?
— За Джорджа.
— Эта встреча принесет ему несчастье?
— Хуже!
Клэр сняла телефонную трубку и стала нервно набирать номер. Какое-то время она нетерпеливо ждала, но никто не отвечал.
— Его нет, — сказала она. — И я не знаю, где он может быть. Что же делать?
— Ваш муж заметил, что он не в ладах с этим Ронни. А вы с ним дружны?
— Мы были дружны.
— А сейчас нет?
— Надеюсь, что никогда его больше не увижу.
Воцарилось молчание, которое вскоре нарушил мистер Бикулла словами:
— К сожалению, я не так давно знаком с вашей семьей, чтобы говорить с вами на столь личные темы, но если бы я мог чем-то помочь…
— К сожалению, вы ничем не можете мне помочь.
Ласковым голосом, как зубной врач, успокаивающий пациента, мистер Бикулла поинтересовался:
— Почему этот молодой человек, Ронни, так стремится побеседовать с вашим уважаемым супругом?