можно было лишь на лодке. Утопающий в пышной растительности парк не утратил своей популярности благодаря постоянно меняющимся развлечениям и потаенным тропинкам, теряющимся в зарослях кустов, образовывающих затененные зеленые беседки. Последние, естественно, возбуждали воображение любовников, и не только.
Джеймс всегда считал парк красивым, но лишенным привлекательности. Если ему хотелось пофлиртовать под луной, он всегда мог найти более укромное место, нежели людные аллеи парка. Но сейчас ему почему-то казалось, что Саммер будет очарована красотой парка, и он счел его вполне романтичным местом для прогулки.
Романтика. Что за глупое понятие. Оно не имело ничего общего с тем, что он намеревался сделать, но Саммер явно будет стоять на своем до тех пор, пока он не потеряет к ней интерес.
Трюк с поединком в зловонном переулке Сент-Джайлз являлся чистым безрассудством. Джеймсу было даже немного стыдно за то, что он поддался гневу и непреодолимому желанию увидеть, как мисс Саммер лишится своего высокомерного хладнокровия. И с какой стати она решила, что он не сможет купить для нее платье, а потом так неудачно сравнила его с Робин Гудом. Нет, она определенно заслужила встряски, даже если это навлечет на его голову неприятности.
Теперь он был просто обязан вернуть лорду Кенуорту полный кошелек завтра же утром. Это будет честно. Джеймс просто стоял в переулке и поджидал первого попавшегося прохожего со шпагой на поясе и умением фехтовать. Кенуорт – хоть он и слыл бездельником – вовсе не заслуживал того, чтобы лишиться кошелька из-за Джеймса, решившего произвести впечатление на женщину, пусть даже очень привлекательную.
Джеймсу в голову пришла печальная мысль, что его отец оказался прав. Старший Камерон часто предрекал плохой конец своему самому непокорному сыну и высказывал предположение, что тот непременно закончит свою жизнь на виселице.
Да, в него вселился дьявол, и он поставил на карту все ради того, чтобы увидеть испуг и восхищение в голубых, словно распустившиеся колокольчики, глазах Саммер. И это почти сработало. Но только почти.
Саммер действительно испугалась, но Джеймс не увидел и намека на то, что он произвел на нее впечатление своим мастерством фехтовальщика или своей отвагой. И он вовсе не осуждал девушку за это. Он выкинул чертовски глупую штуку и никак не мог понять, что его толкнуло на подобное безрассудство.
И вот теперь все позади, и они чинно входили в ворота Воксхолл-Гарденз. Крепко держась за его руку, Саммер смотрела вокруг сияющими глазами. Когда они вернутся в свою захудалую гостиницу, Джеймс получит, наконец то, к чему так стремился в последние два дня.
– Откуда звучит музыка? – Пальцы Саммер слегка сжали его руку. – Я слышу ее, но не вижу музыкантов.
– Из рощи. Она располагается в конце главной аллеи, которая разветвляется и превращается в две самостоятельные аллеи. Музыканты играют в специальном павильоне. Они часто исполняют произведения Гука, а иногда – Гайдна. Время от времени здесь бывают маскарады, и все приходят в масках и карнавальных костюмах.
– И вам все это кажется необыкновенно скучным, – голос девушки звенел от гнева, – но вы думаете, что с вашей стороны было мило и снисходительно привести меня сюда.
– Мило. Но не снисходительно, – посмотрел на девушку и улыбнулся. – Иногда ты бываешь опасно прямолинейной, дорогая.
– В самом деле? Мне казалось, вам это нравится. После того, что вы сказали сегодня, и того фарса, который происходит между нами, я думала, вы только поприветствуете мою прямоту.
Джеймс нахмурился и взял Саммер за руку повыше локтя. Параллельно посыпанной гравием аллее, по которой они шли, тянулась менее запруженная гуляющими тропинка, и Джеймс увлек девушку туда. Где-то вдалеке гремела музыка, которая звучала скорее как призыв браться за оружие, а не как романтическая баллада. Со всех сторон доносились обрывки приглушенной беседы, перемежаемой взрывами смеха, но голоса говоривших становились все тише по мере того, как Джеймс и Саммер удалялись в глубь парка.
Когда они достигли живописного свода, напоминающего средневековые руины, Джеймс остановился и повернул Саммер лицом к себе.
– Просто великолепно, что ты решила быть откровенной со мной, – произнес он. – Посмотрим, сможем ли мы справиться с этим без рукоприкладства.
Тень сомнения заволокла глаза Саммер, и в сумраке, который пытались прогнать сотни развешанных над аллеями ламп, Джеймс увидел замешательство на освещенном разноцветными бликами лице девушки.
– Мы будем говорить о чем-то конкретном? – осторожно поинтересовалась Саммер.
С трудом удержавшись, чтобы не рассмеяться – она непременно подумала бы, что он смеется над ней, а не над абсурдностью ситуации, – Джеймс вскинул бровь.
– О нескольких вещах, если быть точным.
– Боюсь, я потеряла нить разговора. – Саммер ослепительно улыбнулась.
Джеймс взял девушку за подбородок. Все было не так просто. Как он начнет расспрашивать ее о жизни, не показав, насколько это важно для него? И почему она до сих пор ничего не рассказала о себе? Она уже знала о нем гораздо больше, чем он о ней, и Джеймс не понимал, почему так произошло. А ведь он спрашивал, и не раз.
– Расскажи мне о капитане Киннисоне, – попросил он и убрал руку от лица девушки.
– О Гарте? – Казалось, она была удивлена. – Откуда вы знаете его имя?
– Ты сама назвала его. Тогда, у конторы в порту. – Джеймс улыбнулся. – Такая оплошность. Но наверное, ты проговорилась потому, что была расстроена.
– Да, – пробормотала Саммер. – Так оно и есть.
– Ты любишь его?
