брата выходить замуж за Изверга?
Несомненно, бабушка выражала свое неодобрение, но почему не предприняла более решительных шагов? Неужели она совершенно не любит Ясмин и ее брата?
Женщины и девушки вошли в шатер, смеясь и болтая, делая замечания насчет невесты. В жилище бабушки Ясмин облачится в новый наряд, заплетет волосы и приготовится к вечерним торжествам. Женщины улыбались и кивали, говорили матери невесты, как красива ее дочь, какие у нее прекрасные длинные черные волосы.
Девушки толпились вокруг, хохоча и говоря все разом. Ясмин понимала, что они пытаются представить, как все это будет, когда подойдет их время самим готовиться к ночи хны.
Наконец все приготовились идти. Заиграли тамбурины и резные флейты. Обернувшись, Ясмин едва не наткнулась на Мигдим, свою лучшую подругу. Девушки были одного роста и телосложения, поэтому их нередко путали. Матери той и другой тоже дружили, были неразлучны, сколько себя помнили.
Так продолжалось до тех пор, пока мать Ясмин не вышла замуж во второй раз.
После этого теперешняя невеста замкнулась в себе.
Теперь поворачивать назад было уже слишком поздно. Девушки долго смотрели друг на друга. Несмотря на бурлящий вокруг круговорот кипучей деятельности, они на какое-то мгновение словно остались совершенно одни.
Обе молчали.
Ясмин сглотнула подступивший к горлу комок. Она понимала, что заслужила совершенно справедливые обвинения со стороны своей подруги. «Ты меня забыла? Наша дружба для тебя ничего не значит? Ты уходишь так, будто все эти годы, которые мы прожили как родные сестры, не имеют для тебя никакого значения».
Наконец Мигдим взяла Ясмин за руку. Тепло ее прикосновения красноречиво передало: «Я ничего не забыла. Надеюсь, ты заживешь счастливо. Мне будет тебя не хватать. Прощай».
Ясмин крепко стиснула руку подруги в молчаливом ответе: «Мое сердце остается здесь, с тобой».
И добавила то, что не имела возможности выразить раньше: «Прощай».
Девушки понимали, что расстаются навсегда.
Они разжали руки, и Ясмин со слезами на глазах направилась следом за женщинами.
– Попробуйте пирог с лососиной, это лучшее, что здесь есть.
Южноафриканский ювелир пододвинул Фрэнку Макмиллану блюдо с закусками и свежим домашним хлебом, которое только что принесла официантка.
Они сидели на открытой веранде ресторана «Манта-Рей» с видом на накатывающееся прибоем Средиземное море. День выдался замечательный, комфортные шестьдесят пять градусов по Фаренгейту, однако мужчины были в пиджаках, пусть и легких. Ювелир вообще редко появлялся на людях без пиджака, потому что в его ремесле всегда лучше сохранять профессиональный вид. Макмиллан же просто скрывал «беретту» в кобуре под мышкой.
Столики вокруг были заполнены посетителями, которые спешили перекусить вместе с друзьями или коллегами по работе, прежде чем вернуться домой и отпраздновать священную субботу. Гул голосов, шум прибоя и громкие крики чаек создавали удобный фон для двух людей, не желающих, чтобы их подслушали.
Сотрудник тель-авивского отделения ЦРУ встретил Фрэнка Макмиллана в аэропорту имени Бен Гуриона час назад и передал ему ключи от джипа, в котором имелось все необходимое для предстоящей операции: документы, оружие, карты и спутниковый телефон. После этого он поспешил отправить Макмиллана в ресторан, где тот должен был встретиться с ювелиром, за брата которого ему предстояло себя выдавать.
Не обращая внимания на закуски, Фрэнк рассеянно отламывал куски хлеба, размышляя о том, что ему было известно о его спутнике. Эрих Миндхардт родился в Южной Африке, в Кейптауне, в семье буров, изучал ювелирное ремесло у своего деда. С падением режима апартеида он покинул родину и отправился искать более сочные пастбища, но ему никак не удавалось их найти. После нескольких лет скитаний Миндхардт в конце концов обосновался в Тель-Авиве, где нашел свою нишу человека, способного доставать самые редкие драгоценные камни. Не в последнюю очередь этим он был обязан своим в Африке. Многие израильские ювелиры обращались к нему, когда им для своих изделий требовалось что-нибудь действительно необычное. Время от времени Миндхардт использовал свой талант для создания какого-либо уникального произведения.
– Здесь мало кому известно про мою семью, так что появление брата, действующего от моего имени, не вызовет никаких подозрений.
Макмиллан мельком взглянул на южноафриканский паспорт, лежащий у него на коленях. Согласно ему, он теперь был Ганс Миндхардт. Переведя взгляд на Эриха, Макмиллан нашел достаточно внешнего сходства в форме подбородка, глазах, волосах и решил, что вполне может сойти за близкого родственника.
Он внимательно слушал собеседника, обращая особое внимание на произношение, но в конце концов решил, что бедуины не настолько хорошо разбираются в подобных тонкостях, чтобы распознать акцент мнимого голландца из Капской провинции.
«Если я использую британское произношение, время от времени вставляя немецкие слова, то бедуины ничего не заподозрят».
Макмиллану однажды уже приходилось изображать контрабандиста, поставляющего алмазы, причем при гораздо более опасных и запутанных обстоятельствах. По сравнению с тем сейчас все будет раз плюнуть.
– Вам уже приходилось иметь дело с этим племенем? Почему из всех местных ювелиров они обратились именно к вам?
– Их вождь аль-Асим любит редкие украшения. У него много жен, и он обожает ублажать их лучшими драгоценностями. Я могу доставать уникальные камни и уже изготовил для аль-Асима несколько изделий. Браслетов, кулонов. Довольно простых. Но на этот раз речь идет о другом. Похоже, аль-Асим хочет чего-то выдающегося. Он берет новую молодую жену, и, как мне кажется, его желание порадовать ее превосходит все то, с чем мне приходилось сталкиваться прежде.
Макмиллан молча слушал, наконец сказал:
– Итак, что купило у вас ЦРУ? Что я привезу аль-Асиму, чтобы он смог покорить сердце своей невесты?
– Это действительно нечто необыкновенное!
Глаза ювелира зажглись огнем. Он достал из нагрудного кармана пиджака плоский кожаный футляр. Театрально медленно раскрыв его, Миндхардт достал серебристое ожерелье с двумя большими бриллиантами, под которыми висел крупный темно-синий камень с пятью гранями.
– Что это? – спросил Макмиллан.
Ювелирные украшения никогда его особенно не трогали, но поскольку этот человек ими жил, он решил изобразить интерес.
– Это танзанит. Очень редкий камень. Назван так, потому что встречается только в Танзании. Цепочка изготовлена из платины, а два бриллианта – они просто безупречны. Это ожерелье – моя гордость, я создал его для мужа, желающего вернуть расположение жены, которой он изменил. Увы, она, похоже, была не склонна его прощать. Ей не понравился темно-синий цвет танзанита. По крайней мере, такая у нее была отговорка. Так что расстроенный муж вернул ожерелье.
Фрэнк Макмиллан протянул руку к футляру, и ювелир неохотно с ним расстался. Даже не взглянув на восхитительное ожерелье, Макмиллан захлопнул футляр и убрал его в карман пиджака.
Миндхардт огорчился, увидев, с каким неуважением сотрудник ЦРУ обращается с его творением. – Если вы хотите убедить людей в том, что вы ювелир, вам потребуется показывать страсть к драгоценным камням, – с укором заметил он.
– Я питаю страсть к драгоценным камням. Но не к этим.
Рубин, сердолик, бирюза, лазурит, нефрит, перламутр. Только тогда у Макмиллана зажигались
