- Ладно, вас, патриотов, сюда нагнали, — жаловался за кулисами один известный певец другому. — А нас–то, жаворонков, зачем? Моя публика хочет радоваться, а не слезы лить, ей про любовь, про красивую жизнь подавай, не желает она ни о каком терроре слышать.
- Не все люди — желудки, — возразил коллега. — Я лично обеими руками поддерживаю эту акцию.
- Ты оглянись вокруг. Мы вдвоем в курилке. Перед кем понты рисуешь?
- И то, — согласился патриот. — Чего я тебе, жаворонку, о наших, вороньих, делах каркаю.
- Ой, посмотрите, обиделся. Как будто я неправду говорю.
- В том–то и дело, что правду. Пошли скорее уже концерт начинается.
Людское море, затопившее фойе, весело плескалось, искристо пенилось, шумно бурлило горячими течениями. Первое, особо нетерпеливое, впадало в туалет, второе, чуть менее быстрое, — в буфет. Было хорошо заметно, что эти, казалось бы, разножанровые места, по сути, являются сообщающимися сосудами. Потому как тот, кто выплывал из туалета, немедленно перетекал к буфету, и после небольшой паузы, наоборот. Складывалось ощущение, что люди готовились к выходу в свет загодя: как минимум, неделю ограничивая себя в питании и пару дней не посещая отхожих мест. Этот круговорот мог бы продолжаться до бесконечности, но устроители решили: 'хватит' и открыли центральные шлюзы.
Народ, не успев доесть, допить и застегнуть на все пуговки ширинки, стремительно хлынул в зрительный зал. Пол задрожал, как при землетрясении, сиденья плаксиво заскрипели, у артистов в гримерках зазвенели ложечки в стаканах.
- Кока, где наши места? — ткнула впереди плывущую спину чопорная дама, поправляя съехавший на нос парик.
- Какой я те Кока, дура! — обернулся Крутолобый. — Ой, извините, я думал, это моя штакетина рамцы попутала.
- Я тоже ошиблась, — поддернула женщина сползший на живот бюстгальтер. — Кока, ты где?..
Рэкетиру в этом смысле повезло больше. Его спутница белым знаменем реяла над толпой и была видна отовсюду.
- Валек! — крикнул он, взмахнув волосатой рукой.
- А?! — откликнулось сразу несколько человек, но только не блондинка.
- Валенок! — повторил он громче.
На этот раз встрепенулись двое: его тугоухая подружка и какой–то подслеповатый старичок.
- Иди сюда, вот наши места.
Дед пополз, а девушка нет — стояла, как на якоре.
Не успела чопорная дама, заняв свое кресло, раскрыть рот, чтоб высказать претензии мужу (четвертый ряд — это ж почти заполярье), как рядом появился смуглолицый мужчина с полиэтиленовым пакетом в руках.
- Извините, вы бы не согласились поменяться с нами билетами?
- Какой ряд? — настороженно спросила женщина.
- Третий. Мы здесь с друзьями, — кивнул он на коренастого приятеля, — поэтому хотели бы, чтоб вместе…
- Кока, за мной, — подскочила дама, не дослушав объяснений. — Конечно, надо помочь людям. Третий ряд — это ж не четвертый.
- Спасибо, — поблагодарили ее мужчины.
Крутолобый рэкетир, наконец, вызволив 'знамя' из толпы, водрузил его на законное место. Как только девушка опустилась в кресло, у сидевших за ее спиной зрителей, соответственно в четвертом и пятом рядах, испортилось настроение — программу придется смотреть с помехами. Смуглолицый и крепыш, недовольно вздохнув, обменялись друг с другом местами.
- Ой, Вовик, у меня под попкой какая–то шишечка торчит, — пожаловалась блондинка.
- Геморрой, — успокоил ее приятель.
- Я сказала 'под', а не 'в'. На сиденье что–то выпирает.
- Возбудилось, — гоготнул крутолобый.
- Давай махнемся, тебе все равно, ты жирный.
- Как ты меня достала, — пробурчал бык, выбираясь из кресла.
Смуглолицый и крепыш вновь разменялись местами.
Свет в зале погас, занавес открылся, на экране замелькали кадры трагических событий: взорванные дома, испуганные заложники, переполненные ранеными больницы.
Зрители отнеслись к этому по–разному: одни с подобающей серьезностью, другие с совершеннейшим безразличием, третьи — с явным раздражением.
- Слушай, ну зачем нам такие вещи показывают?! — возмущенно зашептала чопорная дама на ухо своему спутнику. — Своих проблем у нас мало?
Мужчина со вздохом развел руками…
- Вовик, ну когда там концерт начнется? — рассматривая в темноте свои, расписанные под хохлому, ногти заерзала в кресле блондинка. — Сколько можно эти ужастики смотреть. Кстати, на этом сиденье тоже какие–то бугорки, мне опять неудобно.
- Терпи.
Ждать пришлось недолго. Официальная часть закончилась ровно через 10 минут. Ведущий, выразив соболезнования жертвам террора, перешел к объявлению концертных номеров. На сцене заиграла ритмичная музыка, запрыгали в языческих оргиях начинающие исполнители. Через какое–то время к ним на помощь стали подтягиваться более именитые артисты, а последних, в свою очередь, готовились сменить звезды первой величины.
Полынцев сидел за декорацией разрушенного дома в глубине сцены и, сквозь щель в 'руинах', пристально всматривался в зрительный зал. Место за местом, лицо за лицом, ряд за рядом. И еще раз в обратном направлении. Жаль, бинокля не было. Спецэффекты, прожектора и, что уж греха таить, сами артисты, особенно подтанцовка, превращали нехитрую задачу в тяжкий труд.
- Громозека, ответь Циклопу, — крикнул он сквозь музыкальный шум в рацию.
- Просто Гром, — поправил его Погремушкин. — Слушаю тебя.
- Где обещанное? У меня после третьего ряда лица размываются.
- Уже несу. А ты там поменьше девкам под юбки заглядывай, это ослабляет зрение.
Не далек был от истины коллега. Кто б мог подумать, что смотреть на поклоны артисток сзади, куда интересней, чем спереди. Если б зрители (мужчины, разумеется) знали, какого зрелища их лишают…
- Ага, — вынырнул из–за декораций Погремушкин. — Где ж тут бандитов увидишь, когда такие задницы перед глазами мелькают.
- Слюнявчик надень, — серьезно ответил Андрей, впрочем, не отрываясь от созерцания поклонной композиции
- На, держи, — протянул сыщик бинокль. — Только девок взглядом не сожги.
- Я на девок не смотрю, — сказал Полынцев, настраивая резкость. — Ой, кажется, у одной трусики порвались.
- Где? — прильнул к декорации Погремушкин.
- Шутка. Это я тебя на вшивость проверил, маньяк курортный. Теперь ясно, кто пытался изнасиловать эстонку.
- С чего ты взял?
- Ну, как же — сексуальная озабоченность налицо.
- Да нет, я про изнасилование…
- Опа, — прервал его на полуслове Андрей. — У мужика, что на Юлькином месте сидит, в руках фотоаппарат появился.
- Там фээсбэшники рядом, — махнул рукой Погремушкин, — у них все под контролем. Ты лучше сообщников высматривай.
На сцену, под визг молодых и рев пожилых женщин, выскочил жаворонок российской эстрады с популярной песенкой о лете.
Чопорная дама закрыла улыбкой собственные уши.
- Кока, снимай его, снимай!
