Ничего, кроме камня и славы,Не осталось от дней Шамиля.Ничего. Лишь одни тополяСохранили свой отсвет кровавый.Я слыхал от людей: русский князьВ знак победи велел посадить их.Высоко их семья поднялась,Но молчат о суровых событьях.На вершине гранитных громадНыне праздно зияют бойницыТам виднеется зданье больницы,Рядом школа, при ней интернат.А на площади сонные парниЖдут чего-то у входа в райком.Пахнет мясом, вином, чесноком,Кукурузным теплом из пекарни.Что же смотрят на все тополяС выраженьем угрюмой обиды?Мнится мне: то стрелки Шамиля,То его боевые мюриды.
1950
УТРО
Плавно сходят к морю ступени,По бокам их — изваянные вазы,Посредине — белый виноградарь,В руках его зеленые кисти.Чуть пониже — глиняные детиНа концах бесформенных пальцевДержат глобус (или мяч футбольный),Еще ниже, вдоль берега, — рельсы,И когда товарные вагоны,Грубо грохоча, пробегают,Между ними, в странных очертаньях,Так волшебно волнуется море,И в куске, на мгновенье окаймленномПлатформой, колесами, дымом,Бесстрашными кажутся чайки.Поднимаешься в город — пахнетЖасминами, утренним чадом,И каспийский ветер не в силахЭтот запах теплый развеять.Ты идешь на базарную площадь,Что лежит у подножья Кавказа.Восковые кисточки липы,Коготки шиповника в палисадах,На прилавках — яблоки и книги,Вывески на нескольких наречьях,Голые руки сонных хозяек,Достающие из-за оконВяленой баранины полоски,От хмеля веселые горцыВ твердых трапециях черных бурокИ папах из коричневой мерлушки,Вдалеке, за базарной пылью,Правильные линии кряжей,Параллельные буркам и папахам, —Все пронизано солнцем и ветромИ незримой связано связью,Исполненной чудного смысла,Но обманчивого представленья,Что законы низменной жизниМудро управляют вселенной,Что земле неизвестно горе,Что молодые не умирают,Что не слышишь ты приближеньяНеизбежного грозного рока.
1950
СОСНЫ
На сосны я смотрел с террасы,На то, на это деревцо.Они, как люди чуждой расы,