– Всем спать!
Слизкин быстро разделся и повернулся лицом к стене. Отчего-то стало грустно, бабка Нина вспомнилась, Абрек. Чуть было слезы на глаза не навернулись, но их зарождение остановил гремучий шепот Стеклова, утверждавший, что Слизняку пришел тот самый, с оттяжкой во времени. Где-нибудь в лесном массиве он зароет рыжего в землю, а то место засыплет негашеной известью. И еще, что с такой задницей, шире плеч, надо в бане работать, в бабском отделении! Ха-ха!
Андрюшка ответил на атаку своим приемом. Тихо и обильно пустил газы.
– Что это? – не понял Стеклов, дергая носом. – Не пойму никак!.. Вроде, жарят чего где?
– Спи, – успокоил Слизкин. – Это я просто сегодня утром курицу несвежую съел, вот газы и мучают. Не волнуйся!
– Убью!!! – прошипел сосед. Хотел было сорваться с койки, но Андрюшка предупредил:
– Здесь, судя по всему, камеры, так что смотри…
– У-у-у! – простонал Стеклов.
Андрюшка подбавил газку и тронулся на нем в необъятный мир цветных снов…
Когда он проснулся, то не обнаружил соседа в койке.
«Проспал! – испугался, но, взглянув на часы, определил, что до подъема еще четверть часа. – А где же Стеклов?»
Слизкин полежал еще десять минут, затем достал из чемодана зубную щетку и пасту, полотенчик и мыльницу. Натянул тренировочные штаны, и здесь раздался короткий, но противный сигнал, обозначающий, по всей видимости, подъем.
В эту самую секунду Андрюшка шагнул из комнаты и слился с такими же, как он, приезжими в неизвестность, шедшими к отведенным для гигиены местам.
Мужики были помятые лицами, недовольные и умывались нехотя, некоторые даже зубов не чистили. Факультативно задавали ненужный вопросы – чем кормить будут на завтрак и что, вообще, здесь за фигня происходит!
– А где Стеклов? – поинтересовался Чеботаренко, совсем отекший лицом за ночь и дышащий, словно при сердечном приступе.
– Сам не знаю, – признался Слизкин. – Проснулся, а его нет!
– Отчислен! – объяснил Василий Кузьмич, затесавшийся среди моющихся, слившийся с новичками странным образом так, что его никто не распознал.
– Как отчислен? – сплюнул раствор «колгейта» в раковину Мозгин. – За что?
– Не обсуждается! – ответил капитан.
– Да затрахал ты нас, мужик! – не выдержал Чеботаренко. – Не обсуждается… Мы тебе чего, дети?! Сейчас вот возьмем и тебя отчислим!
– Спокойно!
Оказалось, что не только Василий Кузьмич проник в умывальню незамеченным, но и еще двое молодых парней обнаружились, схожие спортивными фигурами, будто под кожу металла залили.
– Спокойно!
Один из них взял Чеботаренко за кисть руки, отчего дядьке стало так больно, что он попросил об отчислении его больной фигуры на родные просторы.
– Не возражаю, – согласился капитан, надевая очки.
Чеботаренко увели, а Василий Кузьмич, намывшись холодной водой, раскрасневшийся здоровьем, поинтересовался:
– Еще кто-то хочет, добровольно?
Желающих не отыскалось, и вскоре группа завтракала в небольшой столовой, без посторонних.
Еда была совсем не солдатской, разнообразной и вкусной. Салаты, колбаса с сыром, творог и сметана. Кто хотел, запивал кофеем, а кто предпочитал – чаем.
Под конец завтрака мужики расслабились, и жизнь им уже не казалась такой тусклой и неперспективной.
А потом началось то, для чего их привезли на объект 1932. Так, во всяком случае, объяснил Василий Кузьмич.
Отвели мужиков на хозяйственный двор, который в аккуратном порядке был заставлен клетками с различными животными.
Такого изобилия Слизкин не видел даже в заезжем зверинце.
На объекте 1932 содержались даже гиены, не говоря уже об обычных лисах, барсуках, козах, черепахах, ну, и уж конечно, имелось обилие всяческих собачьих пород.
Таксы потявкивали на приезжих, стараясь подскакивать на коротких задних лапах, коккеры скулили от нетерпения, овчарки же, наоборот, лежали мордами на лапах, и только их глазные яблоки следили за людьми. Яростно мяукала дикая рысь, совершая отчаянные прыжки вдоль и поперек неволи.
– А что, кавказцев нет? – разочарованно поинтересовался Андрюшка.
– Кавказцев нет, – подтвердил Василий Кузьмич. – Мало пригодны они для нашей работы. Сыскари, и для задержания – хороши, а для тонкого нюха… – Капитан обвел взглядом свои владения. – Для тонкого
