полу прихожей, выходил явный перебор – даже для такой большой хаты. Пар сорок босоножек, тапочек, сандалий и так далее.
Единственный плюс, который меня порадовал, – практически вся обувь была женской, за исключением разве что двух пар солдатских ботинок, дисциплинированно выстроившихся у самой двери, да пары безразмерных рваных кроссовок, небрежно запнутых в угол.
Из раскрытых дверей комнат ровно лился деловитый гомон множества ленивых людских голосов, приправленный негромкой трансцендентальной музыкой – во всякой комнате своей. Удушливая атмосфера штаб-квартиры космолюбов была крепко разбавлена дымом благовоний, запахом людского пота и табачного амбре. И не только табачного. Знакомый сладковатый привкус, ощутимо пробивающийся сквозь общий запаховый фон, сразу наводил на мысль, что в штаб-квартире собираются большие баловники. Вернее – баловницы.
– Саглара? – Прискучив топтаться у дверей, я возвысил голос. – Рыцарь пришел! Саглара!
– Саглар-ра! – обрадовался ара. – Саглар-ра!!!
В трех дверях возникли четыре девичьи головы – три лохматые, скверно чесанные, одна – совершенно лысая, с сережками в ушах. В затуманенных взглядах читалось легкое любопытство.
– Я Саглара, – заявила лысенькая с сережками, полностью выдвигаясь из-за косяка. – Ты ко мне?
В принципе, против отсутствия волос на девичьей голове я ничего не имел, но в настоящий момент мне нужна была другая дама – постарше, посимпатичнее и не такая пухленькая.
– Саглара! – громче завопил я. – Я уже здесь!
Лохматые головы исчезли и вяло продублировали призыв в комнатах. Лысенькая пышка интереса ко мне не утратила. Заторможенно растянув личико в резиновой улыбке, она приблизилась ко мне, задрала на животе майку и интригующе подмигнула:
– Смотри, какая прелесть.
Прелесть была представлена крохотным серебряным колокольчиком на серебряном же колечке, продетом в пупок.
Лысенькая игриво крутанула бедрами и три раза позвонила колокольчиком.
– Нравится? – Она выпятила животик и радушно предложила: – На, позвони.
Я пожал плечами и, отчетливо представляя себе, какое в этот момент у меня должно быть идиотское выражение лица, потрогал серебряную крохотульку пальцем.
«Динь-дилинь!» – отозвался колокольчик.
– И чем это вы тут занимаетесь? – Из кухни в прихожую вырулила моя недолюбленная администраторша, облаченная в голубенькое ситцевое платьице в белый горошек, – в руке она держала большущую кружку с кофе.
– Да я вот… – смутился я, поспешно отдергивая палец.
– А вы, рыцарь, оказывается, проказник! – Саглара неопределенно хмыкнула, схватила меня за руку и, обогнув лысенькую, потащила в апартаменты. – Пошли – представлю.
– Отдай его мне, если не нужен, – деловито бросила нам вслед обладательница колокольчика. – Наши ауры совпадают по контуру.
– Перебьешься! – недовольно огрызнулась Саглара. – Пусть твоя аура сначала похудеет килограмм на десять.
– Аур-ра! – обрадовался знакомому понятию ара и, подцепив когтистой лапой чью-то легкомысленную ажурную шляпку, хулигански низверг ее с вешалки. – Аур-ра!!!
– Ага! – Я тоже обрадовался. Если меня с ходу не отдали лысенькой, значит, моя дама ко мне неравнодушна. Это обнадеживает…
В комнатах было не лучше, чем в прихожей. Окна наглухо занавешены светонепроницаемыми шторами, тускловато горят слабенькие светильники, обильно дымят благовония, дешевые магнитофоны убаюкивают присутствующих тягучими вибрациями. А их и убаюкивать не надо: все подряд томные, ленивые, растрепанные донельзя, развязные, одеты в какие-то распашонки, шортики, а то и просто маечки и трусики. Надо было прислушаться к рекомендациям по поводу наряда: сказала же Саглара – оденься попроще. В своей белоснежной рубашке с золотыми запонками и отутюженных брюках я чувствовал себя в данном обществе этаким социальным уродом.
Увы, конструктивного общения на предмет пополнить знания и интересно провести время не получилось. Публика отвлекалась на «занятого» мужчину лишь мимолетно, как на чужого породистого самца: хорош, да не наш. А коли попользоваться нельзя – так какой смысл на него время тратить? Да и душно тут, воздуха не хватает… И вообще, публика была сплошь погружена в архиважные дела: нараспев тянули мантры, с глубочайшей серьезностью дискутировали о природе ментальных флюидов и влиянии черной кармы и Фатума вообще на поголовье тараканов и крыс (какая-то страшненькая девица с завидным упорством ссылалась на «Миракли» как на неопровержимый первоисточник), какая-то толстуха раскладывала для желающих таро, а в зале коллегиально ремонтировали стол и подбирали сопутствующие аксессуары – решительно готовились вызывать духов.
– А кто медиум? – полюбопытствовал я.
– А вон – Айса. – Саглара подвела меня к восседавшей в стареньком креслице дамочке, которая в общей суматохе участия не принимала, а сторонне листала потрепанный дамский журнал и с аппетитом кушала здоровенное желтое яблоко.
Дамочка была чуть постарше основного контингента, не такая худенькая, несмотря на духоту, одета в джинсовый комбез, в отличие от вышеупомянутого контингента, с опрятной короткой прической и вообще вполне в моем вкусе. То есть незаурядный ум в глазах, хорошая фигура, независимость и отсутствие раболепства перед самцом. Есть над чем поработать, прежде чем лихо закидывать ноги на плечи и рвать резинку трусиков.
– Очень приятно. – Дамочка протянула мне яблоко и указала на пол рядом со своим креслом. – Присаживайся. Поболтаем. Предсказываю: это (тут она презрительно обвела пальцем вяло копошащихся любителей столоверчения) надолго.
– Душновато тут у вас, – пожаловался я Сагларе, вежливо отказываясь от присаживания и погрызенного яблока. – Как насчет проветриться?
– Пошли на кухню, – не поняла намека моя администраторша и, ухватив меня за руку, потащила из зала, пообещав Айсе вскоре вернуться, дабы поучаствовать в спиритическом сеансе.
– Даже и не думай об этом. – Медиумша почему-то не обрадовалась обещанию. – На километр не подпущу!
На кухне присутствовали трое представителей мужского общества: два солдата из местной воинской части, которые под предводительством толстенной колдуньи Анжелики чистили картошку и к эзотеризму имели самое отдаленное отношение: они сюда пришли пожрать и забить на время всепобеждающий вой семенников, беспокоящий молодые здоровые организмы. Возле солдат покачивались на корточках четыре обкуренные нимфы с татуированными сердечками на плечиках (Саглара объяснила – общество поклонения Венере) и вяло ссорились за право первенства. Солдат спор не интересовал: как мне показалось, им было глубоко плевать, кого и в какой последовательности любить, – лишь бы любить. Но сначала – пожрать. Это важнее. Без пожрать любить не в кайф.
Мне эти молодые зверята понравились: оба неожиданно оказались начитанными, мыслящими еретиками с четко просматривающейся мировоззренческой позицией веселых прожигателей жизни. Под предлогом общения с колдуньей Анжеликой я минут пятнадцать погрелся возле них душой, попивая дрянной кофе и заодно проветриваясь – кухня оказалась самым прохладным местом в этом доме по причине открытого настежь окна.
Третий экземпляр – здоровенный бородатый мужлан, которому, видимо, и принадлежали громадные драные кроссовки, резко выделявшиеся в прихожей на фоне мелкой дамской обувки, – вступать в контакт не желал: он спал в кладовке, примыкавшей к кухне, страшно храпел и смердел так, словно уже умер и начал разлагаться. Саглара посоветовала не задерживать на нем внимания и отрекомендовала как нормального, в меру озабоченного педофила, имевшего амплуа кудесника и экзорциста. За кудеси его прогнали из трех школ, где он был преподавателем истории. Хобби – тринадцатилетние. Тех, что постарше, уже не хочет. А из тринадцатилетних изгоняет беса. Но – мирный. Никого не насилует, в общем…
Затем мы вновь вернулись в зал: Саглара желала, чтобы я непременно поучаствовал в спиритическом
