На этих словах Виталя провалился как будто бы в сон, но мозг при этом продолжал задавать вопросы.
Почему тетрадь была спрятана за батареей?
Что искали в гостиной Крылова и в доме Перовой? Кто искал? Наверное, кто-то свой, раз следов взлома не было ни там, ни там. Ведь Гранкин той ночью подходил к двери коттеджа, она была закрыта. И Эльза открыла дверь своего дома ключом. Наверное, кто-то свой!
Это была дельная мысль, вполне достойная детектива.
Кто такой Геральд? Почему почерком Ады ведётся повествование от имени какой-то Анель, с которой у Крыловой не совпадает ни внешность, ни возраст, ни имя, ни место действия, ни... вообще ничего?
В виду чрезвычайности сложившейся ситуации Виталя совсем забыл спросить у Эльзы, знает ли она, кто такие Анель и Геральд. Ещё он забыл у неё спросить, были ли у Ады туфли на высоких металлических каблуках, и кто из её окружения курит сигареты «Vogue Aroma». Всё это нужно спросить у Эльзы, и это тоже была весьма неплохая мысль для детектива.
Очнулся Виталя от бурных аплодисментов. Он открыл глаза и увидел, что профессор аплодирует стоя. Довольный лектор раскланивался так низко, что чуть не стукался лбом о сцену.
– Браво! – крикнул профессор и, заложив два пальца в рот, громко свистнул. – Браво, коллега!
– В следующий раз, друзья, – воскликнул кандидат сельскохозяйственных наук, – попробую договориться с администрацией ДК о проведении дегустации. А теперь наш вечер продолжит замечательный коллектив! Песня не даёт его участникам унывать и стареть!
– Вань, – потянул Гранкин профессора за рукав, – Вань, тебе ничего не говорят имена Анель и Геральд? В окружении четы Крыловых не было таких людей?
– Понятия не имею, – торопливо ответил Иван Терентьевич, – тебе лучше об этом у Эльзы спросить. Откуда ты их выцепил? Такие имена обычно бывают у героев дамских романов.
– Для вас поёт ансамбль «Алая зорька»! – выкрикнул лектор, с удовольствием выполнявший обязанности конферансье. – Приветствуем!
Зал зааплодировал, профессор засвистел. Гранкин вскочил как ошпаренный и ринулся к выходу. Такого поворота событий он не ожидал.
– Стой! – профессор железной рукой схватил Виталю за полу пиджака и усадил в кресло.
На сцену высыпало штук тридцать бабушек. Все они были ярко накрашены, замысловато причёсаны и широко улыбались. На них красовались длинные юбки из джинсовой ткани и белые футболочки с надписью “I’m Badgirl”[6] . Виталя снова рванулся из кресла, но профессор опять поймал его за пиджак.
– Стой! Ты куда? Смотри, какие бабульки!
До сцены было метров пять, бабки наверняка страдают старческой дальнозоркостью, поэтому шансы, что одна из бойких старушек признает в Витале грабителя, мчавшегося по коридорам типографии, были очень и очень велики. Виталя попытался вывернуться из рук профессора, но Иван Терентьевич оказался неожиданно сильным. Он усадил Гранкина в кресло и прижал к жёсткой спинке.
– Как вы думаете, почему среди нас нет ни одного старичка? – звонко крикнула в микрофон одна из бабушек.
– Запилили вы их до смерти!
– И на кладбище отволокли! – послышались варианты из зала.
– А потому среди нас старичков нет, что не поют они, оттого и перемёрли! – крикнула бабка. – Вы думаете, мы вам сейчас частушки исполнять будем?
Виталя низко нагнулся, делая вид, что рассматривает свои ботинки.
– Вань, – зашептал он панически, – мне срочно свинтить надо отсюда!
– Так счас самое интересное начнётся! – профессор положил на спину Витали тяжёлую руку.
– Нет, мы частушки петь не будем! – выкрикнула бабка и вернулась в строй.
– Свободу Анжеле Дэвис, от Анжелы Дэвис руки![7] – напористо заголосили бабки звонкими детскими голосами.
Зал зашёлся хохотом и аплодисментами, профессор сунул два пальца в рот и засвистел. Воспользовавшись этим, Виталя ринулся к выходу. Он успел выскочить за дверь и оказался в просторном холле.
– Дайте свободу нашей Анжеле, дайте свободу, су-уки! – донеслось до Витали из зала.
Слышать он не мог эту «Алую зорьку»!
– Вить! – слегка прихрамывая, в холл выбежал профессор. – Ну, ты чего, Вить! Такие распрекрасные бабушки! А песни поют какие! Я к ним Маргариту свою направлю, а то всё дома сидит и жужжит, и жужжит!
– Вань, ну не люблю я этого! Песни всякие, хор, старушки. Не люблю! – Гранкин почти бегом направился к двери.
– Вить, ну прикольно же! – профессор бежал за ним.
– Я не хочу слушать бабушек! – крикнул Гранкин и выскочил на улицу. Там, оказывается, уже стемнело, и город приукрасился вечерними, разноцветными огнями. – Не хочу! У меня эта... фобия!
– Что?!
– Страх старушек!
– Очень интересная фобия! – Профессор бежал рядом, не отставая ни на шаг. – Могу порекомендовать специалиста!
– Не надо мне специалиста. – Виталя резко остановился. – Шут с ней, с этой фобией, пусть будет.
– Ты прав, Вить. У всех сыщиков обязательно должен быть маленький прибамбас.
Они уселись в машину.
– Мне теперь срочно купить нужно изюм, апельсины, лимон и винные дрожжи, – озабоченно пробормотал Иван Терентьевич, заводя мотор.
– Вань, как там у соседа твоего, Крылова, тихо? Он не появлялся? Разгром в гостиной не видел? Милицию не вызывал?
– Нет, не появлялся. Я с утреца на чердак залез, вход с чердака на половину Крылова крышкой закрыл и для верности гвоздями заколотил, чтобы в мою сторону никаких подозрений. Ты уж, Вить, разберись поскорей, что там у соседа происходит! И тогда мы с тобой задружим без всякой корысти и деловых бесед. Как ты думаешь, Вить, где лучше изюм брать, на рынке или в магазине?
– Я, Вань, без корысти с тобой общаюсь, – грустно сказал Виталя. – Рынок сейчас уже не работает, так что остаётся только магазин. Галка для булочек всегда в магазине изюм берёт, без косточек. В магазине дешевле.
– Галка у нас кто? – поинтересовался профессор. На «мерсе» он ехал чинно и благородно – соблюдая все правила и скоростной режим.
– Галка у нас замечательная жена. – Виталя отвернулся и засвистел. Его опять одолело желание всё рассказать о своём несчастье и, пожалуй, профессор был бы лучшей «жилеткой», чем Эльза. – Слушай, а в какой гостинице живёт этот Крылов? Мне бы поговорить с ним.
– Понятия не имею. Но если хочешь, могу узнать.
– Узнай, Вань, мне очень надо.
Профессор кивнул и затормозил у Виталиного подъезда. Гранкин вздохнул и вышел из «Мерседеса». Эх, жалко его сейчас «барин» не видит.
– Вань, а зачем тебе апельсины, лимон, изюм и винные дрожжи?
– Так вино делать! Из одуванчиков! Культовый напиток! Брэдбэри, слыхал?! Одуванчиков у меня во дворе пруд пруди, а вот апельсины не растут...
– Тебя надули, Вань, – перебил его Виталя задумчиво. – Ну, сам подумай, если ты используешь апельсины, изюм и лимоны, то какое к чёрту это вино из одуванчиков?
– А вот тебе бы всё взять, да с небес на землю и шваркнуть! – заорал Иван Терентьевич. – Я понимаю, у тебя работа такая... приземлённая, но виноделие ты не трожь! Ты мне, кстати, катетер принёс?
– Нет, Вань, забыл.
– За-бы-ыл! – передразнил профессор. – Завтра в восемь утра встречаемся на моей летней кухне. Я тебе, где Крылова найти, ты мне катетер. А после этого никакой корысти и деловых бесед. Идёт?! –
