Пятнадцатое июня выдалось ярким, солнечным днем. На работу я не пошла, решив, что ни к чему мне видеться с шефом после бессонной ночи и перед ответственным заданием. А он был настолько уверен во мне, что даже не позвонил. Я проспала да двух часов дня, а потом приводила себя в порядок с помощью контрастного душа и крепкого чая. Голова совсем не болела, только сердце немножко ныло при воспоминании о пьяном, несчастном Жуле, терзающем страстными аккордами мой рояль.
В половине пятого я вызвала такси, так как у моего «Фольксвагена» оказалось спущено колесо.
– Куда едем, барышня? – равнодушно спросил пожилой водитель.
– «Африка», – ответила я. – Частная гостиница недалеко от ипподрома, надеюсь, знаете?
– Кто ж не знает гостиницу «Африка»! Только она не около ипподрома, а рядом с фабрикой мягких игрушек, – усмехнулся таксист и за каких-то пятнадцать минут домчал меня до нужного места.
Как ни странно, в гостинице меня ждали. Молоденькая девочка на ресепшен заулыбалась, когда я сказала, что мне нужно пройти в номер «люкс».
– О да, да!
Меня покоробило, что факт моего прихода был так широко разрекламирован в этой гостинице. Постаравшись получше занавесить лицо длинными волосами, я пошла за девушкой, которая решила меня проводить.
Гостиница была небольшая, всего двухэтажная. В кадках росли пальмы, стены украшали панно с изображением африканских пейзажей. По коридору сновали дочерна загорелые горничные в коротеньких юбочках и лифчиках, плохо прикрывающих грудь. Мне стало немного не по себе. Это случаем, не публичный дом?
У номера двести семь девушка остановилась. Дверь внезапно открылась, какая-то девица выскочила из люкса, мелькнула длинным подолом и скрылась за поворотом, оставив приторный аромат духов. Ситуация нравилась мне все меньше и меньше. Это что ж, тут конвейер девиц, проходящий через этот люксовый номер?.. Я затравленно оглянулась, глазами отыскивая соседний номер, в котором, как обещал Константин Жуль, для подстраховки должен был находиться Нара.
Но соседнего номера в этом крыле попросту не оказалось.
– Проходите, – легонько подтолкнула меня девушка с ресепшен. – Господин Хен Ён Хо ждет вас!
– Какой еще Хен? Что за Хо? – растерялась я, но девушки уже и след простыл.
Я пожала плечами и зашла в номер. Ведь я обещала Жулю, что отработаю этот заказ.
Он сидел в глубоком кожаном кресле. Черный шелк халата нахально отсвечивал в лучах солнца, светившего через незашторенное окно. Но главное было не это.
Ужас был в том, что он оказался японцем.
Или китайцем?
В общем, что-то в таком монголоидном роде.
У него было желтовато-коричневое лицо, узкие глаза-щелки, короткие ручки-ножки и жесткий шлем из черных волос.
От неожиданности я отшатнулась назад.
У него при виде меня глаза приобрели нормальный европейский разрез.
Справившись с минутным порывом удрать, я шагнула навстречу нашему первому «золотому» клиенту.
– Зря вы усы свои рыжие отклеили, – сказала я, проходя к кровати. – И шляпу зря сняли. Если бы я знала, что вы такой скрытный киргиз, то подумала бы – пить с вами на брудершафт перед компанией ваших друзей, или нет. Не подумайте ничего плохого, просто не люблю, когда скрывают национальность. По-моему, это не патриотично.
Я сняла босоножки и майку, сдернула покрывало и нырнула под одеяло. Джинсы я не стала снимать. Обойдется. Хватит с него голых плеч.
– Шампанское где? – довольно грубо поинтересовалась я. – Уже без пяти пять. Сейчас завалятся ваши приятели, ради которых вы затеяли этот спектакль.
Японец-китаец-киргиз промолчал. В его черных глазах зарождался смерч. Во всяком случае, мне так показалось.
– Скажите, а ваши друзья тоже... такие? – Я растянула пальцами уголки глаз.
Он вдруг зарычал, распахнул халат, под которым оказались черные сатиновые трусы, и...
Тут зазвонил сотовый телефон.
– Ё пусие?[2] – мигом став официально-любезным, произнес в трубку мой клиент с самурайской внешностью. И заговорил быстро-быстро, на непонятно каком языке, бросая на меня жадные взгляды.
– Какое к черту е пусие! – возмутилась я и постучала длинным ногтем по наручным часам. – До пяти остались считанные минуты! Давайте шампанское, сейчас завалятся ваши дружки! Алиби не получится!
Самурай отбросил телефонную трубку, опять распахнул халат и, обнажив свой торс, хищной птицей ринулся на меня.
– Эй!! Мы так не договаривались! – Я еле успела увернуться, иначе бы его жирное тельце придавило меня к шелковым простыням. – Эй, эй!! – С перепугу я начала колотить в стену, позабыв, что соседнего номера в этом крыле гостиницы не существует. – Нарайян! Нара! – заорала я, что есть сил. – Помоги! Спаси! Твою мать...
– Тэваю мьять, – как плохой попугай повторил самурай и сделал настойчивую попытку залезть мне в лифчик.
И тут у меня в голову что-то щелкнуло.
Ну не мог рыжеусый дядька с южнорусским выговором превратиться в японца!
А это значит...
Я перепутала номер.
Или гостиницу.
Или день.
Или час!
Или все вместе, сразу и одновременно!!!
С блондинками это случается.
– Ё пусие! – взмолилась я под тушей смуглого самурая. – Экскьюзми, плиз! Ай эм нот рашен шлюха! Ай эм рашен бизнес леди!! Ай эм гуд вумэн!! Ай эм Мисс Рашен!! Ай эм... Отпустите меня, пожалуйста, е пусие!
Но самурай терпеть не мог останавливаться на полпути. Он не слушал мои англо-русские вопли, а настойчиво пробивал дорогу к моему телу. Джинсы трещали по швам. Он был тяжелый, толстый и пыхтел как стадо слонов.
– Тэваю мьять, – повторял он понравившееся ему русское выражение.
Я поняла, что пропала. Что буду гнусно изнасилована в гостиничном номере, и никто не придет мне на помощь. Я пыталась кусаться, царапаться, но то ли ногти у меня были недостаточно острые, то ли зубы не очень крепкие, но его полыхавшее от желания тело не реагировало ни на какие болевые синдромы. И тогда я применила самый запрещенный во всех видах борьбы прием – коленом зазвездила ему по яйцам. Самурай взвизгнул тоненько, разжал удушающие объятия и схватился за самое ценное в своем организме место. Я, воспользовавшись секундной свободой, рванула к двери, но она почему-то оказалась закрыта. Драгоценное время уходило, японец приходил в себя и уже был готов к очередному броску на меня.
– Самурайская сволочь! – прошипела я. – Ты думаешь, если девушка разделась и залезла тебе в постель, ты можешь делать с ней все, что захочешь?!! Дрянь, гад, кобелина, самурайский козел! – Гримаса боли постепенно уходила с лица японца-китайца, уступая место восхищенно-хищному выражению. Он сел в постели на корточки, изготовившись, кажется, для тарзановского прыжка к вожделенной добыче.
Тут я заметила, что окно в номере люкс распахнуто настежь. Не задумываясь, на каком этаже нахожусь, я разбежалась и сиганула в зияющее пустотой пространство. Сзади послышался разочарованный взвизг самурая.
Я летела и вспоминала свою короткую и счастливую, в общем-то, жизнь...
