С замирающим сердцем я осторожно выглянула из-за ширмы.
В противоположном углу зала, в одних спортивных трусах прыгал человек и ожесточенно колотил боксерскую грушу.
Это был Щит. Я узнала его по смуглой спине, по коротко стриженному затылку, по резким и сильным движениям, по мелькающим в ударах локтям, по мочкам ушей, по капелькам пота на спине... На нем не было боксерских перчаток, – он молотил грушу голыми кулаками, и обуви на нем не было, – он скакал босиком, и почему-то от этой неполной экипировки он напоминал молодое животное, которому некуда деть свою силу и резвость.
«Какая у него задница!» – вдруг восхищенно сболтнула бабуля, смирно молчавшая целый день.
«Тебе не стыдно?! – возмутилась я. – Ты играла Рахманинова, Скрябина, Чайковского, Вагнера и даже Листа! А говоришь мне про...»
«Не стыдно! Здесь ничего не стыдно, Аська! И так хочется наверстать упущенное!! Я никогда не говорила тебе, что твой дед был ни к черту не годным любовником?!»
«Заткнись! Меня не интересует любовный пыл моего деда, которого я и в глаза-то не видела! Лучше посмотри на физиономию этого кикбоксера, когда я тихонечко подкрадусь и окликну его из темноты...»
«Аська! Там в углу такие, такие маты!! Как ты думаешь, на них удобно...»
«Бабуля, немедленно замолчи! Не узнаю сегодня тебя».
«... я хотела сказать – падать! Падать, когда прыгаешь через козла! Ася, детка, я ведь ни разу в жизни не прыгнула через козла! Ну до чего обидно!»
«Я люблю Константина Жуля! Я спасу Константина Жуля!» – попыталась я заглушить бабкину болтовню.
Она и впрямь замолчала. Обиделась, наверное. Ну и пусть.
Я на цыпочках подкралась к Щиту.
– Здравствуйте, Щит! – с усмешкой сказала я.
Он вздрогнул спиной и замер с занесенной для удара рукой.
– Выспалась? – не оборачиваясь, спросил Дьяченко.
Эффекта внезапности не получилось. Он видел, как я дрыхла на его диване, и наверняка рассматривал меня спящую; наверное, у меня отвисла губа, некрасиво смялась щека, наверное, я бормотала что-то во сне, может быть, морщилась, а может быть, сопела, свистела, или хуже того – пузыри пускала.
От досады и злости я сжала руки в кулаки так, что ногти впились в ладони.
– Я не спала, – сквозь зубы процедила я, чувствуя, что начинаю отчаянно ненавидеть этого Сергея Щита Дьяченко. Он все же провел свой незавершенный удар и снова начал размеренно колотить грушу, словно я не стояла у него за спиной, растерянная и злая.
– Ты не хочешь знать, зачем я пришла?
Он промолчал, только удары стал наносить сильнее и чаще.
Я чувствовала запах его разгоряченного тела – запах пота, дезодоранта и еще чего-то терпкого, чуть с горчинкой, наверное, это был его собственный запах, который не смог перебить ни пот, ни парфюм.
Я обошла грушу с другой стороны, чтобы видеть его лицо. Лицо было хмурым, сосредоточенным и непроницаемым. Наверное, я подошла слишком близко, потому что отскочившая от удара груша сильно шибанула меня по лицу. Я упала, больно ударившись затылком о пол. Дьяченко, одним прыжком очутился возле меня.
– Больно? – он присел рядом на корточки и приподнял ладонями мою голову. – Ты что – дура, лезть под удар?!
Перед глазами плясали разноцветные мушки, в ушах стоял гул, а в голове, удобно лежавшей в руках кикбоксера, не было ни одной умной мысли.
– Нокаут? – зачем-то спросила я.
Он засмеялся. Здорово, белозубо, совсем не по-злодейски расхохотался и начал считать, выбрасывая поочередно пальцы перед моим носом:
– Раз, два, три, четыре, пять...
На счет восемь я села.
– Нокдаун. Это всего лишь нокдаун. Но счет в мою пользу! – сказал Дьяченко и уселся рядом со мной. Мы сидели на пяточке света, друг против друга, смотрели друг другу в глаза, а над нами тряслась и вибрировала боксерская груша, настойчиво требуя другого удара.
Я собралась с духом.
– Сергей, я слышала, что ты вчера говорил на кладбище своему отцу. Я знаю, что ты замешан в какую- то темную историю. У меня есть все основания полагать, что эта история напрямую касается ограбления банка. Я нашла на заднем дворе Дворца Спорта, в мусорном баке, клоунский нос, а в доме Бубона обнаружила свидетельство о смерти твоего отца. Бубона убили! Его тело с обезображенным лицом нашли на берегу реки Радунки. Ты должен все рассказать, потому что сегодня утром по подозрению в соучастии в этих преступлениях, арестовали невиновного человека, Константина Жуля. Певица Милда Якушева – кем она приходится твоему отцу? Почему у тебя другая фамилия? Кто такая Катя Самойленко?! Куда пропал Лавочкин, почему он не был на бое, и откуда у него появились такие большие деньги?! Ты должен мне рассказать все, что знаешь. Я никому... Тот человек, которого сегодня арестовали... я его очень люблю. У него на даче нашли Корчагина, повозку, пустой мешок из-под денег и автомат. Ты обязан все рассказать! – Я говорила быстро, бессвязно, боясь, что он оборвет меня, встанет и уйдет, или убежит, как вчера на кладбище, и я ничего не смогу сделать – ни выбить из него признание, ни остановить его. – Жуля арестовали! – заорала я и хотела разрыдаться, чтобы надавить на жалость или на совесть, если она у него есть, но у меня не получилось. В ушах гудело, в глазах по-прежнему мелькали мушки, а слезы не желали литься из глаз.
– Арестовали, – эхом повторил за мной Щит.
– Бубона убили! – напомнила я. – Ведь раз свидетельство о смерти твоего отца хранилось в доме у клоуна, ты должен был знать Бубона!
Дьяченко посмотрел мне прямо в глаза и вдруг отчетливо произнес:
– Его не убили.
– Что?!
– Сейчас. – Он вдруг встал и направился к какой-то двери, которую я раньше не видела.
– Стой! – Я догнала его и схватила за руку. – Ты опять хочешь удрать?! Трус! Только и думаешь о своей чемпионской карьере! Тебе плевать на людей! Ты...
Он вдруг схватил меня за руку, подвел к двери, открыл ее, завел в просторное помещение и горячо, быстро сказал:
– Тут душ! Смотри, это комната для переодевания, в которой находится душевая кабина! Отсюда нет другого выхода, только в зал! Я никуда не сбегу! Стой и жди меня там, я сейчас. – Щит вытолкал меня из душевой и закрыл перед носом дверь.
Я отошла в глубину зала. Ладно, пусть моется, если ему это необходимо для того, чтобы сказать мне правду. Подойдя к груше, я пару раз ударила по ней, но она никак не отреагировала на мои удары, даже не дернулась.
«Его не убили», – сказал мне Дьяченко.
Что за бред он несет?!
Я подошла к душевой и прислушалась. Из-за двери не доносилось ни звука. Во всяком случае, шума льющейся воды точно не было слышно. Может, он все-таки обманул меня и там есть запасной выход? Я подергала дверь, но она оказалась заперта изнутри. Ничего не поделаешь, нужно ждать. Не бегать же по бескрайним просторам Дворца Спорта, пытаясь отыскать, куда мог подеваться Сергей Дьяченко из душа.
Прошло минут двадцать, не меньше. Я пыталась поболтать с бабкой, но она упорно молчала. Я уже было решила, что сделала огромную глупость, попытавшись обратиться к совести Дьяченко, как дверь вдруг открылась и на границе света и темноты...
Я обеими руками зажала свой рот, чтобы не заорать, но все равно позорно, малодушно и сдавленно закричала, потому что...
