несколько шагов нам навстречу. Глаз его сощурился, губы омерзительно скривились, что означало любезную улыбку. Он протянул правую, затянутую в черную кожаную перчатку руку. Я пожал ее и почувствовал, какая она твердая.
- Вы Теодоро Искров, - произнес он, скорее констатируя, чем спрашивая. Любопытное совпадение: только вчера прочитал вашу повесть. Очень забавно. Не сочтите за обиду - давно так не смеялся. У вас изощрённое воображение, болезненная чувствительность и подавленные комплексы превосходства. Советую пройти курс психоанализа. Бог весть какую накипь извлекут из вашего подсознания. Прошу садиться!
Это была не просьба, а приказ, и мы заняли места за низеньким столиком, уставленным разнообразными бутылками и вазами с апельсинами и яблоками. Я уже много лет не видел таких фруктов.
- Прошу! - сказал он, пододвигая к нам рюмки и тарелочки.
Когда он говорил, рыхлая красная щека шевелилась, напоминая выползающий из мясорубки фарш.
- Итак, Лино, в чем же состоит неотложное дело, которое важнее спасения 'Далии'?
Лино Баталли не притронулся ни к фруктам, ни к напиткам. Наоборот, сдвинул тарелки и рюмки в сторону и водрузил на стол шейкер. После чего снял газеты, в которые он был завернут.
- Что это значит? - Мак-Харрис сдвинул брови. Тот же вопрос незадолго перед тем задал мне в редакции и сам Лино.
- Сеньор Мак-Харрис, - медленно произнес главный редактор 'Утренней зари', - Теодоро Искров утверждает, что напечатанная в газете история об энергане не вымысел.
И замолчал.
Мак-Харрис отреагировал не сразу. Взгляд его здорового глаза скользнул поверх шейкера, поверх моей головы, потом за окно, на обугленное пожарище за рекой.
Наступила тягостная тишина. Я почувствовал себя обязанным добавить - само собой, с глупой самоуверенностью, явным признаком моих подавленных комплексов.
- Стопроцентная правда, сеньор Мак-Харрис. Вот доказательство.
И я вынул коробочку с энерганом.
Он взял ее своей негнущейся рукой, открыл, вынул одно зернышко, растер в порошок, понюхал и громко позвал:
- Лидия!
На пороге выросла секретарша - из породы тех стадах дев, что служат шефу самоотверженно и благоговейно.
- Немедленно вызовите ко мне Зингера! Сию же минуту!
Мне доводилось слышать о докторе Бруно Зингере - крупнейшем специалисте в области нефти у нас в стране, ученом с мировым именем, связавшим всю свою научную карьеру с личной карьерой Эдуардо Мaк-Харриса и 'Альбатросом'. Бытовала легенда, что всем мире нет лучшего 'дегустатора' нефти: по запаху и вкусу одной-единственной капли доктор Зингер в состоянии определить, из какого нефтерождения она извлечена, каков ее состав и будущая цена.
Он вбежал в кабинет - тщедушный человек в белом халате и очках, увеличенные стеклами глаза были полны библейской мудрости и печали. Мак-Харрис протянул ему шейкер.
- Что это, Бруно, как по-твоему? Зингер понюхал содержимое шейкера, вылил часть жидкости в хрустальный бокал, повертел перед глазами наконец произнес:
- Углеводородное горючее... Высокооктановое... весьма необычное...
- А это? - Мак-Харрис положил ему на ладонь несколько зерен энергана.
Брови доктора Зингера на миг сдвинулись, увеличенные очками веки дрогнули, взгляд потемнел. Или мне померещилось?.. Потому что рука его была совершенно спокойной, когда он совершал ту же манипуляцию, что незадолго перед тем Мак-Харрис: растер одно зернышко большим и указательным пальцами и понюхал.
- Углеводородное соединение, - довольно неопределенно сказал он.
- Это я и сам вижу. Точнее? - резким тоном спросил Мак-Харрис.
- Не знаю. Анализ покажет.
- Сделай анализ и сообщи мне результат. Без промеделения.
Доктор Зингер, кивнув, направился к двери. Но я снова заметил, как тревожно дрогнули у него веки, а темные глаза вопросительно скользнули по мне. Если мне это не почудилось...
Мак-Харрис обернулся к нам:
- Подождите в соседней комнате, сеньоры. Когда вы мне понадобитесь, я вас вызову. Вы найдете там закуски и напитки. Если потребуется что-нибудь еще, позвоните моей секретарше.
И, не обращая на нас больше внимания, сел за письменный стол. Мы прошли в соседнее помещение. Оно предназначалось для отдыха - ванна, кушетка, бар, холодильник, набитый всевозможными деликатесами и фруктами. Я не устоял и почистил несколько апельсинов. Они показались мне божественными. Лино Баталли не притронулся ни к чему. Мы стали ждать.
Я представил себе, как доктор Зингер мобилизует огромную лабораторию 'Альбатроса' с ее штатом из трехсот ученых и пятьюстами лаборантами, чтобы 'немедленно', как было приказано, провести анализ содержащейся в шейкере жидкости и зеленоватых зерен и раскрыть секрет вещества, которое, это я уже отчетливо понимал, могло причинить крупные неприятности Мак-Харрису, несмотря на его несметные богатства и могущество.
Мы ждали недолго - в общей сложности два часа. Затем дверь распахнулась, и на пороге вырос Мак-Харрис. В руке у него была коробочка с энерганом и несколько разграфленных листков - очевидно, результаты анализов.
- Сеньор Искров, - произнес он властным голосом, - располагаете ли вы еще каким-нибудь количеством таких зерен?
- К сожалению, нет, сеньор Мак-Харрис... - хладнокровно солгал я, - У меня было еще немного, но я вчера израсходовал, ездил на прогулку в горы.
- Предупреждаю, что если вы вводите меня в заблуждение, вы горько пожалеете об этом.
- Какой же мне смысл обманывать вас, сеньор Мак-Харрис?
Он подумал мгновение. И вправду, какой мне смысл обманывать его, если я явился к нему по собственной воле?
- Еще один вопрос: имена и адреса указаны в повести точно? Двадцать вторая улица, набережная Кеннеди, привратники, коменданты и прочее?
- Совершенно точно.
- Другие данные?
- Никаких, - с прежним хладнокровием солгал я, Одновременно подумав: успел ли Панчо стереть запись из блока памяти и не прослушивается ли уже мой домашний телефон?
- Допустим... - сказал Мак-Харрис. - В таком случае у меня есть к вам предложение. Сегодня понедельник. К четвергу, самое позднее к вечеру, вы напишете продолжение вашей повести. Здесь. Вам будут предоставлены диктофон, пишущая машинка, машинистки, стенографистки, что пожелаете. Можете пользоваться нашими архивами, библиотекой, нашим музеем. Пишите все, что сочтете нужным, мы в творческий процесс не вмешиваемся, но сделайте так, чтобы читатели уяснили себе, что вся эта история с энерганом - плод вашей фантазии, и только. Понятно?
- Да, но... - заикнулся было я, смущенный этим внезапным 'предложением', которое по сути было принуждением, только в благовидной форме. 'Мы не вмешиваемся в творческий процесс'... Знакомая песенка. - Я, право, не знаю...
- Никаких 'но'! - категорическим тоном оборвал он. - В четверг или пятницу, после того как повесть будет опубликована, вы получите чек на пятьдесят тысяч долларов и вернетесь к себе. Согласны?
Этот человек не давал мне опомниться.
- Взамен, - продолжал он, - вы, естественно, берете на себя обязательство никому и никогда не раскрывать, что ваша история - подлинная, что вы держали энерган в руках... Впрочем, даже если вы кому и расскажете, вам не поверят. И его сожженная, кроваво-красная щека скривилась в зловещей усмешке.
- А если человек с Двадцать второй улицы сам во всеуслышание объявит об энергане и даже выбросит его на рынок?
- Эту заботу я беру на себя.
Я знал, что означает эта 'забота': газеты, радиостанции, телевидение, гигантский полицейский аппарат Командора...
- Мои домашние будут беспокоиться, - сказал я.
- Позвоните им и сообщите, что находитесь на вилле журналистов под Снежной горой, работаете над повестью. Можете, если нужно, послать жене деньги. Лидия! - позвал он.
Вошла секретарша с преданным взглядом верного пса.
- Лидия, немедленно переведи на адрес сеньора Теодоро Искрова 500 долларов. От 'Утренней зари'. - Потом повернулся к Лино Баталли: - Ты свободен, Лино. Думаю, что нам следует оставить сеньора Искрова одного, пусть сочиняет.
Он вышел, мрачно сверкнув в мою сторону стеклянным глазом.
--------------------------------------------------------------------------
----
Часть вторая
Эдуард Мак-Харрис
1. Гроза
Она разразилась в пятницу утром. Но предчувствовал я ее еще накануне вечером, хотя находился в насыщенной кислородом комнате с герметически закрытыми окнами. Духота возрастала с каждой минутой. На улице стайфли превратился в непроницаемую толщу выхлопных газов. Издалека, из-за гор, ко мне на последний этаж небоскреба долетали глухие раскаты грома.
- Гроза надвигается, - сказал я стенографистке.
- Хорошо бы! - вздохнула она. - У нас дома не осталось ни одного кислородного патрона.
Ветры редко дуют над Америго-сити, и это одно из добавочных наших бедствий. Поэтому, когда над городом проносится долгожданная гроза, все встречают ее с облегчением и радостью. Правда, случается, что ураган уносит чью-то крышу или молнией убьет старика или собаку, зато смог уползает к океану, улицы дочищаются от отравляющих газов, дождь смывает с домов зеленовато-лиловые наросты, и воздух становится чистым и прозрачным. В такие минуты ураганы вполне заслуживают ласковых имен, которыми их называют.
Я еще не знал, как назовут приближавшийся из-за гор ураган, так как с понедельника, когда Мак-Харрис заточил меня в здании 'Альбатроса', был отрезан от внешнего мира - ни радио, ни телевизора, ни телефона. Зато мне были предоставлены такие условия для работы, каких я никогда не
