— Замечала. Это особенно хорошо от дома тети Вали видно. Но ты отвлекся, папа.
— Нет, на самом деле я все об одном. Мы, если повезет, даже установим примерный год их кончины. А что дальше?
— Ты меня спрашиваешь?
— И тебя, и себя.
— Ты думаешь, мы должны что-то еще сделать?
— А что именно и почему — мы? Потому что я историк и моя фамилия Корнилов? Глупо.
— Хорошо, папа. Давай пойдем с другого конца.
— Давай.
— Узнав, как раньше называлась гора, посчитав, что Анна и Белый Кельт нашли упокоение здесь, ты бросишь это дело, запрешь дом и уедешь в Сердобольск?
— Не уеду.
— Почему?
— Мне не хочется.
— Мне тоже. И тем более, если мы знаем меньше, чем братья Изволокины, значит, нам и не надо пока уезжать. Как ты думаешь?
— Думаю, логика у тебя железная. Нам нельзя уезжать.
— К тому же ты сам сказал, что у нас сейчас появилась еще одна зацепка. Так давай цепляться. Кстати, есть что-нибудь интересное в чердачных бумагах?
— Для нас — ничего. Старые газеты, чьи-то стихи.
— А ты внимательно смотрел?
— То есть?
— Разве это не твои слова: можно сто раз смотреть и так ничего не увидеть.
— Вот завтра пойдешь со мной на чердак — и давай смотреть вместе.
— Согласна. Да, у меня есть одно предложение — для обсуждения. Может, назовем Тихое озером Анны?
— Ты не совсем права, — сказал папа. — Нет, то, что им приходилось нелегко, — это верно. Но я не верю, что их окружали только враги. Конечно, Белый Кельт был своего рода первопроходцем, но, уверен, сделать ему удалось много: вятичей он обратил в свою веру. В нашу веру, — поправился папа.
— Да, но их все-таки убили.
— Но убили и Кукшу. Убили те же вятичи. Во все времена смерть за Христа, смерть во имя Христа была для верующего человека наградой. Но здесь произошло еще что-то.
— Что же?
— Пока я не могу понять. Как не могу понять, почему Василий Иоаннович жалел, что у него нет дочери. Что именно понял дядя Петр? Загадка на загадке. Вот, например, еще одна — эта церковь. Я разыскал книгу обо всех храмах и монастырях нашей губернии. Прекрасная книга, епархиальное управление выпустило ее в печать в начале века. Даже о часовнях есть сведения, а об этой церкви — ни слова. Будто не было ее. Спрашиваю местных, какому святому или празднику церковь посвятили — никто не помнит. Получается, что когда ее в тридцатом году разрушали — она уже была недействующей? А еще раньше? В той церкви, куда мы ходим на службу, даже фамилии дьячков, служивших в прошлом веке, знают, а здесь — ничего.
Мы замолчали. В траве звенели цикады. Было слышно, как тетя Фекла ругала дядю Федора. Ругалась не зло, но громко. И все равно нам казалось, что над миром стоит тишина. Наверное, такая же, какая была, когда еще не было ни людей, ни птиц, ни зверей.
— Почитай стихи. Про звезды.
— Пожалуйста, — сказал он. — Михайло Васильевич Ломоносов. «Открылась бездна, звезд полна. Звездам числа нет, бездне дна».
— Хитрый, это короткое очень.
— Зато емкое. Вот, посмотри на небо. Звезды, созвездия, туманности, черные дыры.
— Черные дыры?
— Ты будешь их по астрономии проходить. Я сейчас о другом хочу сказать…
— Нет, расскажи о черных дырах.
— А не рано?
— В самый раз.
— До сих пор спорят, что же это такое. Знаменитый астроном Лаплас считал, что черная дыра — это светящаяся звезда, которая не дает ни одному лучу достигнуть нас из-за своего тяготения. Некоторые современные астрофизики всерьез утверждают, что черные дыры — это окна в параллельный мир. И что вещество, притянутое ими, перетекает в другое измерение. Но абсолютно точно то, что в этом месте перестают действовать все известные законы физики.
— Конкретнее, пожалуйста.
— Ну, например, на большом расстоянии от черной дыры время движется быстрее, чем вблизи нее. И если кто-нибудь бросит фонарь в направлении черной дыры, то сначала фонарь полетит быстро, затем все тише, тише. Его яркость начнет уменьшаться, и он даже изменит свой цвет. Представь, сидит какой-нибудь физик на Земле, смотрит в телескоп и ему кажется, — обращаю твое внимание на это слово — кажется, что фонарик остановился. Перестал двигаться, так до этой черной дыры и не добравшись, будто какая-то сила его не пустила туда.
— А на самом деле?
— На самом деле — фонаря уже нет. Его разорвали неведомые силы, когда он попал в центр