– Где же сенатор Полсон? – осведомился я.
Малкерн, продолжая улыбаться Энджи, отхлебнул виски и сказал:
– С такой сослуживицей со службы за уши не оттащишь, а? Где же это Пат вас прятал?
В ответ Энджи улыбнулась совсем уж ослепительно – на все, как говорится, тридцать два зуба:
– В ящике.
– Да ну? – Малкерн сделал еще глоток. – Она мне нравится, Пат! Ей-богу, нравится!
– Не вам одному, сенатор.
Приблизился официант, принял заказ и, бесшумно ступая по толстому ковру, удалился. Малкерн вроде бы приглашал нас на ланч, но на столе были только стаканы. Может, здесь все подают в жидком виде? Джим прикоснулся к моему плечу:
– У тебя вчера выдался жаркий денек.
– В отца пошел! – воскликнул Малкерн, потрясая утренней «Триб». – Такой же герой! Читал? – Он ткнул пальцем в заголовок.
– Ничего, кроме комиксов, в руки не беру.
– Очень лестно о тебе отзываются. Знаешь... для твоего бизнеса это просто замечательно.
– А для Дженны Анджелайн – нет.
– Сам знаешь: «Взявший меч...» – пожал он плечами.
– Дженна была уборщицей, – сказал я. – Из того, что она брала в руки, ближе всего к мечу был нож, которым вскрывают конверты.
Малкерн снова пожал плечами, давая понять, что мнения своего не переменил. Такие, как он, не склонны осмысливать и толковать факты – пусть этим занимаются другие, – он эти факты создает.
– Мы с Патриком желали бы знать, означает ли гибель миссис Анджелайн, что наша работа окончена, – сказала Энджи.
– Боюсь, что нет, моя дорогая, – ответил он. – То есть совершенно определенно – нет.
Я обратился к услугам Пата – и вашим, разумеется, – чтобы найти некоторые документы. Пока они не окажутся передо мной на столе, вы по-прежнему работаете на меня.
Энджи улыбнулась:
– Мы с Патриком работаем на себя, сенатор.
Джим взглянул на меня, потом опустил глаза и принялся рассматривать свой стакан. Лицо Малкерна на миг окаменело, затем он с веселым недоумением поднял брови и спросил:
– Да? Отчего же в таком случае я подписал и отправил в ваше агентство чек?
Но Энджи нелегко было сбить с толку:
– Считайте это накладными расходами, сенатор. – Она поглядела на приближавшегося официанта. – Ага, вот и напитки. Благодарю вас.
Я готов был расцеловать ее.
– Скажи-ка, Пат, ты согласен с такой постановкой вопроса? – осведомился Малкерн.
– В весьма значительной степени, – ответил я и хлебнул пива.
– Да, кстати. – Малкерн откинулся на спинку дивана. – Она всегда ведет все ваши переговоры? И вообще, насколько я понимаю, играет первую скрипку?
– Первая скрипка не любит, когда о ней говорят в третьем лице, – сказала Энджи.
– Богат ли ассортимент напитков, сенатор? – спросил я.
– Ради бога, джентльмены, – сказал Джим и вскинул руку.
Если бы дело происходило на Диком Западе, в этот миг послышался бы грохот пятидесяти отодвигаемых стульев и салун мгновенно опустел бы. Но мы сидели в баре фешенебельного бостонского отеля, и Малкерну вряд ли бы подошел пояс с патронташем и двумя шестизарядными кольтами – слишком обширное у него было брюхо. И револьвер в Бостоне никак не может тягаться с подписью или даже с кляксой, поставленной в нужном месте и в нужное время.
Черные глаза Малкерна уставились на меня из-под нависших бровей – это был взгляд змеи, потревоженной в своем гнезде, взгляд пьяного и буйного забулдыги, нарывающегося на мордобой. – Патрик Кензи, – сказал он и подался вперед, ко мне. От него так разило виски, что сенатор был просто огнеопасен. – Патрик Кензи, – повторил он. – Послушай-ка теперь меня. Никогда, ни при каких обстоятельствах я не позволю, чтобы со мной в таком тоне говорил сын одного из моих лакеев. Твой отец, милый мой мальчик, служил мне... вот как собачки служат. И тебе, если хочешь чего-нибудь добиться в нашем городе, придется идти по его стопам. Потому что, – он перегнулся через стол и вдруг крепко ухватил меня за руку, – потому что, если ты мне будешь хамить, клиентов в твоей конторе будет не больше, чем на собрании «Анонимных алкоголиков» в день Святого Патрика. Одно мое слово – и тебе конец. Что же до твоей подружки, то, поверь мне, таска, которую устраивает ей ее измочаленный муженек, покажется ей детскими игрушками.
Энджи готова была выцарапать сенатору глаза, но я успокаивающе положил руку ей на колено. Потом полез во внутренний карман и достал ксерокопию того самого фотоснимка. Я держал ее так, чтобы он был вне пределов досягаемости Малкерна или Вернана, и улыбался едва заметно, холодно, ни на миг не отводя глаз от сенатора. Чуть подавшись назад, чтобы не угореть от перегара виски, я сказал:
– Сенатор, мой отец был одним из ваших лакеев. Вам видней. Однако сообщаю для вашего сведения, что до сих пор ненавижу эту сволочь, хоть его давно и нет в живых. А потому не старайтесь пробудить во
