триллера Компота-Димы и четыре философские притчи седобородого Иваныча. (Две эротические новеллы Виталия были отвергнуты, затем вновь включены и еще раз отвергнуты после яростных дебатов.) Да еще плюс подборка афоризмов великих художников слова в витой рамочке! Плюс объявление о конкурсе литературного кроссворда! Не говоря уже о забавных историях «Из жизни классиков»! Одним словом, настоящий пир для гурмана-буквоглотателя!
Несомненно, этот цех был еще весьма молод. И может статься, в нем наличествовало пока что более подмастерьев, чем мастеров. А потому, как ни огорчительно, на страницах его первого произведения присутствовали ошибки всех мастей: от вульгарных безударных гласных до классически грамматических типа «подъезжая к постоялому двору, у меня слетела шляпа», - которые надлежало немедленно исправить.
Но не могло быть сомнений, что увлеченность будущих великих художников слова и их преданность благородному литературному делу предрекали им грядущую славу!
А в списке членов редколлегии среди других имен черным по белому значилось: «Марина Зуева».
Я отложила рукопись, открыла дверцу гардероба и заглянула в зеркало.
Член редколлегии Марина Зуева выглядела, в общем, довольно прилично. И даже, я бы сказала, лет на десять моложе обычного.
Ведь с некоторых пор у нее появилось будущее! Словно с легким скрипом приоткрылась-таки дверь в совершенно другую жизнь…
- Болезни необходимы человеку. Они ему помогают, - убежденно высказалась Людасик.
- Помогают в чем именно? Перейти в мир иной? - уточнила я.
- Не перейти, а увидеть. Этот мир. УВИДЕТЬ ЭТОТ МИР.
Мы с ней сидели в дальнем завале списанных книг и, запершись на законный получасовой перерыв, пили чай каркадэ с мятой. Благодаря каркадэ укреплялись стенки наших кровеносных сосудов, а под воздействием мяты успокаивались нервы.
- Когда Валерику было три года, он уже умел читать, - сообщила Людасик. - А в четыре - собирал кубик Рубика и считал до тысячи. В пять мы уже купили ему детскую энциклопедию, и однажды в библиотеке его снимало телевидение как самого юного читателя. Мы туда ходили каждое воскресенье…
- Смотри-ка! Оказывается, родственная душа! Ты раньше не рассказывала.
- …а в пять с половиной он заболел гепатитом. В садике заразился.
- Это желтухой, значит? Бедолага! Не ребенок, а медицинская энциклопедия!
- Желтухой, да… И распознали, как водится, только через месяц - все ставили о-эр-зэ. А когда весь пожелтел и температура под сорок, тогда уже, естественно, в инфекционку с сиреной. А меня, естественно, не берут - ребенку больше года! Я полночи прорыдала, полночи в кошмарах прометалась. Утром прибегаю в больницу, а мне нянечка первым делом говорит: мамаша, вы уж пробивайтесь как-нибудь, ваш мальчик тяжелый, ночью бредил и упал с кровати. Я полпузырька валерьянки хлоп - и опять к главному. А врачи свое - ребенку больше года, положить вас не можем! Так и не смогли, веришь? Пока шеф Сергея с главврачом не договорился…
- Людасик, ну не надо, не плачь. Не вспоминай, если тяжело!
Но Людка, шмыгнув носом, упрямо продолжала:
- Я за десять минут собрала две сумки: в одной вещи, в другой - энциклопедия и английский для малышей. - Она со стуком поставила чашку и посмотрела на меня огромными глазищами без всякой улыбки. - И что ты думаешь - открыли мы книгу хоть раз?
- Ну нет, наверное, раз спрашиваешь.
- Там в палате было восемь человек детворы от двух до пяти. Целый день ор, как в обезьяннике. А в тихий час читать не разрешали. Но зато мы там каждое утро наблюдали за ласточками! Больница старая, окна высокие, и в самом верху ласточкино гнездо. Утром Валерику смеряют температуру, и он больше не спит. Лежим, смотрим на ласточек, как они у гнезда хлопочут, и шепотом разговариваем… - Бездонные Людкины глаза опять принялись наполняться слезами. - Из больничного окна мир совсем другой! Я вот сейчас думаю - было ли в жизни что-нибудь лучше тех минут?
- Ну Лю-у-уд… Ну не надо! Вспомни лучше, как Валерик поправился… выздоровел…
- А когда Валерик поправился - начал от меня уходить.
- В каком смысле? Куда уходить?
- Не куда. А откуда! От меня. В шесть лет ему первый раз стало скучно со мной.
- Людасик, да ты просто эгоистка! Не знаю, может, все мамаши такие? Ребенок взрослеет! У него расширяется круг интересов, друзей… ну там увлечений каких-нибудь. Это же абсолютно закономерный процесс!
Людасик помолчала, мешая ложечкой в полупустой чашке. Глаза у нее опять изменились и стали совсем серые, в тон серому свитеру. И сероватые тени под глазами.
- Наверное, закономерный. И когда у мужа есть свои друзья, и какие-то клубы, и самодеятельные концерты - это тоже закономерно… И когда свекровь вяжет салфетки и раскладывает их по всему дому… Только у меня вот никаких своих интересов нет. Я иногда прислушаюсь к себе и думаю: а есть я вообще-то, существую ли в природе? И чувствую - горло болит. Значит, пока еще существую. Но где же тогда мои интересы? Разве что почитать вечером, если нет тетрадей…
- Но ЧТО почитать, Людасик? «В плену у страсти»? «Мука желания»? Ну и чем ЭТО может тебе помочь? - почти взмолилась я.
Кажется, наконец-то настало время разобраться со всеми Людаськиными проблемами!
И точно - Людасик не обиделась.
- Женщина должна чувствовать себя женщиной, - просто сказала она. - А чувствовать, бывает, нет сил. Про любовь вспоминаешь, только если в сочинении прочтешь: «Опричник влюбился в Алену Дмитриевну, будучи замужем за Степаном Парамоновичем»…
И было что-то в ее голосе, отчего мне расхотелось спорить. Я только спросила примирительно:
- Ну и там… в этих опусах… нигде не написано, что даже в плену страсти нельзя носить один свитер больше месяца подряд?
Людка машинально покосилась на свою серую ангорку, вскрикнула:
- Марыська! Какая же ты все-таки зануда!
И расхохоталась.
Тотчас раздался условный стук в дверь - у Римки кончился урок.
- Все ржете, - укорила она нас и, вдвинув стул между нами, с тяжелым вздохом опустилась на него.
- Анекдот! С опоздавшего - штрафной анекдот! - накинулись мы, по обычаю.
Она подняла голову, и мы примолкли. В лице ее явно читались гнев, печальная решимость и даже какая-то обреченность.
Повисла тревожная пауза.
- Обозвали бабушкой! - наконец доложила она. - Как вам?! Какая-то сволочь в маршрутке! «Бабушка, залезайте быстрей!» Еще и пихнула сзади!
И она обвела нас пылающим, как написали бы в женском романе, взглядом.
- Так сзади же! Сзади мы все одинаковые! - утешила Людка. - Главное, чтоб спереди различали!
- А ты б ее сама пихнула, - предложила я.
- Хотела! Верите - хотела?! - закричала Римка.
Мы дружно закивали.
- Профессия проклятая… воспитание… как ядро, к ноге привязанное… А между прочим, в прошлом году мне еще совали на улице рекламу туши! - яростно сверкнула она глазами. - Такая девчонка… как ее? Промоутер!
- Да зачем тебе тушь? Ресничищи - во… - пожала плечами Людасик. - Да ты вроде бы ею и не пользуешься?
- Из принципа купила! - гордо объявила Римус, все-таки постепенно успокаиваясь и принимаясь за чай.
- Все мы тут дамы неопределенного возраста, - примирительно заключила я. - Жертвы народного
