вечерам передавала Валерию.

- Слушай, в этом вагоне такая прикольная контролерша… Выражается - сейчас услышишь!

- Матом, что ли?

- Не, наоборот…

- …Серега. Мой однокурсник.

- Очень прия-а-тно!

- Некоторые так отвечают, как будто им и на самом деле очень приятно…

- А кто еще забыл купить билет?.. Спасибо, возьмите, миленькая. Доброго вам пути! И пусть ваш день сложится удачно!

- …Да ничего подобного! Никаких таблеток! Давайте листочек бумаги, я вам запишу свой телефон. У меня энциклопедия народной медицины, двенадцать томов! Я вам продиктую… Пишите, пишите - Светлана Георгиевна… Георгиевна!

- …и сдачу. Хорошего вам настроения, успехов во всех делах!

- …Календарь-гороскоп. Для всех Овнов. Ну-ка посмотрим, когда тут у нас день хорошего самочувствия? Ага… девятнадцатого января!

- …и пусть этот день принесет вам только радость!

Люди знакомились, делились секретами, обсуждали новости. Жизнь несла их мощной волной, и я чувствовала себя полноправной частицей этого стремительного потока. Со всех сторон строились дома, открывались оптовые рынки и фитнес-клубы, вывешивались приглашения на компьютерные курсы и на курсы итальянского языка, а между двумя аптеками под названиями «Кетгут» и «Лора-плюс» красовался ярко-синий рекламный плакат с надписью аршинными буквами: «Ясновидение. Снятие порчи. Гадание на картах Таро».

- Ну и как там жизнь? - спрашивал по вечерам Валерий.

И я понимала, что он не просто интересуется моей жизнью, а осторожно пытается нащупать в моих сбивчивых рассказах ту неровную, шероховатую нить, из которой предстоит ему затем соткать кружевной узор повествования.

В связи с этим проблема «подай-принеси» и «вынь да положь» теряла всякую актуальность. И потому варить кофе с пенкой-шапочкой было по большому счету то же самое, что обдумывать содержание второго номера «Литературного цеха» или, узнав, что Сам уехал в Москву, пока что понемногу начинать собирать вторую рукопись. И всем этим я занималась хотя и неумело, но с азартом.

Вещи в квартире Валерия постепенно признали мою власть и смирились. Стулья дисциплинированно стояли вокруг стола. Пиджаки и рубашки послушно висели в шкафу. В кухне тарелки солидно поблескивали в сушке, а кастрюли - на плите. И даже пишущая машинка на столе, освобожденная от завала ненужных бумаг, дружелюбно скалилась желтоватыми клавишами.

Он по-прежнему ревниво таил от меня свои новые наброски, но иногда, не удержавшись, принимался развивать вслух наиболее соблазнительные из творческих проектов. В частности, он не считал абсурдной мысль о продолжении «Премьеры» - разумеется, на совершенно другом уровне, уровне накопленного профессионализма. Он даже всерьез подумывал о том, не оживить ли сюжет элементами мистики! Любопытство распирало меня. Я приставала к нему, упрашивая хотя бы попробовать. Однако дальше разговоров дело не шло. Мой Мастер, как выяснилось, был нерешителен до боязливости. Он постоянно чего-нибудь опасался: то смешения жанров, то искажения стиля. И к тому же никак не мог попасть в нужную интонацию.

- Интонация в прозе - это все! - провозглашал он, кружа по комнате и натыкаясь на стулья. - Неверная интонация, если хочешь знать, убьет любой сюжет! Исказит весь образный строй до неузнаваемости! И твоего Прохора, кстати, тоже. Он будет совершенно другим! - предостерегал Валерий.

- Естественно! - бесстрашно пожимала я плечами. - Как-никак четверть века пробежала! Выходит, ему уже почти полтинник. Самое время для юноши повзрослеть! А в мистику, кстати, верят очень многие. Вот недавно была статья академика… Орлова, кажется, или Федорова, ну, ты знаешь, знаменитый физик! И он совершенно серьезно сказал - очень многие ученые не отрицают возможности существования высшего разума! М-м? Что это, по-твоему, означает?!

- Ну-у, кто знает… В принципе попытаться, конечно, можно… Особенно если ты не поленишься сварить кофе…

Так что все-таки выходило, что судьба Прохора некоторым образом зависит от меня! Пенка на кофе всходила с мягким шипением. Романтическое благоухание разливалось по комнате.

Моя же комната в родительском доме с некоторых пор смотрела на меня без упрека, но с кротким удивлением. Она как-то враз постарела и перестала двигаться. И бывать там подолгу становилось мне тягостно. Неужели такой была и моя прежняя жизнь - тягостной и тоскливой?

Единственным обязательным ежедневным занятием Валерия была гимнастика. Правда, занимался ею он опять-таки неорганизованно: то утром, то перед обедом, а то и ближе к ночи. Комплекс упражнений также варьировался: от элементарной школьной разминки до йоговских поз лотоса и змеи и балетных растяжек. Неизменным было одно - после гимнастики Валерий любил поговорить, как будто физическое напряжение высвобождало в нем поток мыслей и воспоминаний.

- Выходит, твоя вторая жизнь началась с «Премьеры полета»?

- С «Премьеры»? - Он приостановился в удивлении, а потом снова пустился вприсядку. - Не-ет, «Премьера» - это из другой оперы! Еще до Славки. Когда я в некотором роде готовился к смерти. Прикованный к креслу, подводил итоги. Прощался. И вот решил оставить кусочек своей жизни на память человечеству!

Он уселся в кресло, сложил руки на груди, вздохнул. Лицо его было грустным и немного удивленным - словно самому не верилось в свои же воспоминания.

- Написал Славке, завещал издать… Кстати, там все подлинное - и балерина, и стихи, и мысли! Изменил только имена и свою должность, а в остальном - голый пересказ. Я ведь практически ничего не умел, прозой тогда вообще не занимался. Ни развитого сюжета, ни композиции, нигде даже параллельного монтажа… А Славка, молоток, в конце концов добился-таки, чтоб издали! Такую… ох! Индийский фильм! Сопли и вопли! - Он засмеялся и покрутил головой.

Может быть, он набивался на комплимент? Все-таки я знала его совсем недолго… Да, но книгу-то я читала почти тридцать лет! Я растерялась, потом рассердилась:

- Нет, но… да ничего подобного! Есть там все, что надо! И как раз очень хорошо, что безо всякого параллельного монтажа! Безыскусно и искренне… а искренность, кстати, - мера искусства! Это, между прочим, сказал кто-то из великих!

В пылу беседы я тоже принялась расхаживать по комнате и размахивать руками. Он на ходу подхватил мою руку, звучно чмокнул, подмигнул:

- Бесценно уже то, что эта искренность привлекла внимание одной читательницы… Вообще-то скажу по секрету: писать о себе совсем нетрудно! Сказал же кто-то - каждый человек мог бы написать о себе хотя бы одну книгу, только пишут ее далеко не все. А писателя-профессионала делает вторая книга.

- Так значит, ты напишешь продолжение? Это точно?! - Я недоверчиво вглядывалась в его лицо.

- Ну-у… Надо полагать, с тех пор я кое-чему научился… И если прекрасная Маргарита окружит вниманием своего Мастера… Иногда появление шедевра зависит от чистой случайности! - И он уселся в кресло, закинул ногу на ногу и воззрился на меня выжидательно-высокомерно.

- Хвастун! - закричала я и, запустив в него диванной подушкой, отправилась варить кофе. Теперь я осваивала новую технологию: разлив его по чашкам, осторожно добавляла сверху взбитый в пену белок.

- Бальзак выпивал до пятидесяти чашек кофе в день. И вон чего достиг! - серьезно сообщил Валерий. - А если бы потреблял еще и такую штуку? Страшно подумать!

- А как же мог Славка добиться, чтоб твою «Премьеру» издали? - вспомнила я.

- Оч-чень просто! Элементарно. Настелил паркет на даче у одного тогдашнего мэтра, члена Союза. И между прочим, я ему помогал! Был уже вполне трудоспособен… Ну а мэтр, как полагается - рецензию в издательство.

- А этот мэтр не пригласил тебя вступить в союз?

- Что-о?! - расхохотался он. - Наивное дитя! Чтобы в Союз писателей приглашали?! Тогда туда

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату