головой. Ее охватывают новые сомнения: может, давление вот-вот пройдет и она только зря побеспокоит доктора? Или, наоборот, ее состояние таково, что придется немедленно ложиться в больницу, а способна ли я вести домашнее хозяйство?
«Все-таки старость - ужасное испытание! - в тоске думаю я. И тут же обрываю сама себя: - Это кто же старуха - мама? Папа - старик?!»
- Кстати, ты знаешь, в каком возрасте вышла замуж Элизабет Тейлор? Якобы последний раз? И сколько лет ее мужу? - невинно интересуюсь я.
- А сколько? - тут же попадается на приманку моя во всем сведущая мама.
И голос ее сразу молодеет. Лет как минимум на семь.
- К вашему сведению, слово «старость» вообще нельзя произносить! - объявила Римус.
Сегодня она была в оранжево-красной блузке с воланами на рукавах - вся такая Кармен.
- Тот, кто поймет это в сорок, будет выглядеть человеком как минимум до шестидесяти! Потому что слова имеют власть. Мамина сестра тетя Сусанна говорила, что, если бы она вовремя услышала какую-то там песню Магомаева, она совсем по-другому построила бы свою жизнь!
- Слово - это вещь, - согласилась Людасик. - Вот мой девятый в прошлом году вздумал ехать на море. Я им, конечно, сразу говорю - даже не мечтайте! Но все-таки уломали меня позвонить в какую-то фирму насчет автобусных поездок. И верите, как только я сказала по телефону: «Ориентировочно на двадцать человек», - я поняла - этого моря мне не избежать! И вся поездка так и выстроилась в уме по кадрам, как учебный диафильм! И как мы шашлык замаринуем, и как я всех девчонок заставлю взять по два купальника, чтоб мокрыми не сидеть…
- И как они от тебя на катамаране уплывут, а ты будешь с воплями метаться по берегу? А потом сама тащить кастрюлю из-под шашлыка к автобусу? - подсказала Римус. - Да еще и радоваться - слава Богу, никто не утонул!
- Н-ну вообще-то не без того…
- А я своим сказала: ребята, хотите обижайтесь, хотите - нет, но я вам не туристский инструктор и не экскурсовод. Желаете в горы - вперед, с родителями! Или в альпинистской секции. А моя задача - дать вам знания по предмету! Такой уж я ограниченный человек.
- А как же Инка? Помните, физкультурница у нас была? - вспомнила я. - Каждые каникулы со своими - в поход!
- Она и до сих пор так! - пожала плечами Римка. - Потому что это ее компания. Дни рождения вместе отмечают, свадьбы… У них и разница всего-то лет десять!
- Нет, но бывают же такие! Вот у нас была по пению Татьяна Викторовна. Мы с ней на все самодеятельные конкурсы ездили! - не уступала Людасик. - Верите - занималась с нами часа по два, по три, без всякого расписания! Кормила даже, сама пекла печенье на весь хор, человек пятнадцать. Мы ей всякие девчачьи тайны доверяли… А у самой семья, муж и сын. Честно, я сейчас иногда сравню себя с ней и думаю - вот такие люди и есть настоящие святые!
- Может, и святые. Но канонизируют учителей не скоро, не рассчитывай! - вздохнула я.
- Ну, для тебя она, может, и святая, - саркастически ухмыльнулась Римус. - А для мужа? Ты глянь на это дело с супружеской колокольни! Вместо того чтобы после уроков со всех ног на рынок или там белье стирать, она с вами распевает! Я так думаю, он был не в восторге, да? Другое дело, что каждый человек должен в жизни определиться. Вот она и определилась по-своему! А у нашей Мадлены, невестки, например, двадцать два сорта гладиолусов. А Наира, сестра, на каждый праздник печет новый торт. У Софген голова забита политикой, у Анечки - косметикой. У каждого свой маршрут к счастью!
Свой маршрут к счастью искали и мы с Валерием. Но возможно, двигались пока что не совсем в нужном направлении. Или, возможно, мы выбрали слишком извилистый путь.
Мы не раз всесторонне обсуждали это. Мы пытались нащупать и другие тропинки.
- Каждый входит в литературу по-своему. Вот есть, например, такая книжечка, - рассуждал Валерий, взгромоздившись на стул и роясь на антресоли, битком набитой сваленными как попало старыми газетами, журналами и брошюрками с кроссвордами. Пора, пора мне было добраться и до этого злачного местечка! - Не помню точно, что-то вроде «Управляй собой» или «Твои скрытые возможности»… Купил, потому что, ну, знаешь, тогда же все такое было дико - только стали издавать разные эти медитации, камасутры… И там, я помню, еще в числе других рецепт: «Как ввести себя в творческое состояние».
- Очень полезный рецепт! И как же?
- Да в том-то и дело, что не помню! Как-то переместить сознание… или переместить мысль… вверх и вправо, по-моему, на сколько-то там выше головы и как-то его там удерживать… или, может, вверх и влево?.. Черт! - Он чихнул и спрыгнул со стула. - Или еще есть такие ивановцы. Ну, которые «детки». Собираются у нас на озере, купаются и кричат: «Ура! Природа! Здоровье!» Слышала? Толян одно время их так зауважал, даже меня пытался в эту секту затянуть, но потом, правда, разошелся с ними - там насчет алкоголя, оказывается, очень строго… Так вот! Я не к тому, чтобы с ними обливаться и петь гимны природе. Я к тому, что люди нашли свою дорогу! Тут один бегает босиком по снегу, волосатый. Толян его не жалует - говорит, перед бабами красуется. А я раз на него посмотрел и вижу: человек НАШЕЛ СЕБЯ! Завидно мне стало, понимаешь?
- Чего ж не понять. Чувство самое распространенное.
Нашедшего себя человека я встретила как раз на следующий день. Красивый парень могучего телосложения, босой, в шортах, бежал по жиденькому февральскому снегу. Бежал он как-то не спеша, деловито и привычно - будто идет на работу человек, занятый будничными мыслями. Волосы у него были тоже могучие, до пояса, русые, с множеством оттенков, как при качественном мелировании в парикмахерской. А тело на снежном фоне казалось смуглым. И смотрелся он в февральских сумерках как персонаж голливудского фильма, вроде Тарзана. С непривычки я даже остановилась в смутном ожидании - может быть, новых чудес, а может быть, команды «Стоп, снято!». Но чудо-человек только сказал «Здравствуйте!», пробегая мимо, и скрылся за поворотом. Ответить я от неожиданности не успела.
Этот ирреальный эпизод несколько расстроил мои нервы. В сумерках я вообще чувствую себя неуютно. По-моему, сумерки - что-то вроде смерти дня, когда хочется исповедоваться и отчитаться: что сделано не так, а что и вообще не сделано. Но отчитываться было некому - на пустынной в эту пору улице вокруг стояли только деревья, вмерзшие основаниями в лужицы подтаявшего днем снега. Вид у деревьев был жалобный. Но может быть, это мне только казалось? А на самом деле холод действовал на их корни целительно, как бег по снегу - на ивановцев?.. Рассуждать на эту тему было непривычно. Мне как-то всегда казалось, что пейзажи хороши и уместны в поэзии и живописи. А в прозе я, признаться, частенько бесстыдно пропускала все эти описания осенних лесов и бушующих морей, а также рассветов и закатов.
Сырой прохладный воздух обвевал лицо, пожалуй, скорее приятно. Ну а если бы и мне вздумалось раздеться и побегать босиком?..
- Я все понял! - радостно встретил меня Валерий. И, выдержав паузу, уточнил: - Дело совершенно не в медитации, и не в обливании, и даже не в Самом! Дело, наоборот, только в нас
В этот день он уже отсидел свой срок за письменным столом, о чем свидетельствовало с полдюжины бумажных самолетиков, свободно приземлившихся в разных углах комнаты. И теперь, по-видимому, настал черед вечных вопросов.
- В ком именно из нас дело, профессор? - с ходу включилась я в роль старательной студентки.
- Да буквально в каждом! - с энтузиазмом пустился он в пояснения. - Потому что человек - исключительно податливое существо, которое, как гласит народная мудрость, ко всему привыкает! Рассмотрим хотя бы мой случай. В свое время в силу ряда обстоятельств - болезнь, безнадега и полное одиночество - я привык писать «Премьеру». Просто привык, понимаешь? Сначала - черкать в тетради, потом - печатать на машинке. Сначала по часу в день, потом - по три-четыре, сколько мог. Честно говоря, подгонял еще и страх: вдруг откажут и суставы рук? Может, машинка-то и спасла меня - стала вроде как тренажером. Такая регулярная гимнастика для пальцев. И через полгода я имел хоть и скромный, но все- таки результат: страниц примерно сто двадцать относительно связного повествования… ну да, а кое в чьих глазах даже и шедевр! Горжусь, горжусь! - Он на ходу чмокнул меня между ухом и виском. - Прошло еще лет пятнадцать, я завербовался летать вахтой под Тюмень и завел привычку совершенно другую: две недели
